Но в конце концов Стефана подняли на ноги. А когда он распрямился, сжимая в руке княжескую булаву, под торжествующие крики собравшихся, то испытал вдруг огромное облегчение. Сейчас, с этой минуты, не важно больше, вампир он или человек. Важно лишь то, что он стал избранным князем, и теперь вся его забота – вести за собой тех, кто доверил ему булаву. Жизнь наконец виделась предельно ясной – хоть и не слишком длинной. И с Холма Стефан сошел легким шагом.
Оказалось, что дать княжескую клятву – это лишь полдела; надо и принять присягу у тех, кто хочет вступить в княжескую роту. Лишь теперь Стефан понял, зачем съехались вольные: не затевать драку, напротив – они желали присоединиться к его войску.
Они подходили к нему и произносили те же слова, что недавно – лесные братья, которым он раздавал «рыбу». Но на сей раз передача оружия была символической – багады смогли худо-бедно вооружиться сами.
Солнце светило все ярче, и Стефан мог только надеяться, что колдовство Ольховского не выветрится слишком быстро. Он видел все как в тумане, губы повторяли одни и те же слова механически, будто и без его участия.
Может, солнце и было тому причиной, но, когда Стефан в очередной раз моргнул, прогонял застившее глаза марево, картина перед ним была совсем другой: теперь у холма стояли не его бойцы, одетые и снаряженные кто во что горазд, но аккуратные ряды конных в новенькой форме, с ярким плюмажем на высоких шапках. А перед их рядами в щегольском белом мундире с золотыми эполетами гарцевал Марек. Он что-то кричал своим солдатам, но его почти не было слышно, как будто слова уносило ветром.
– …давно готовились и старались делать так, чтоб этот день скорее настал. Я обещал когда-то, что приведу вас домой, и посмотрите, – Марек кивнул в сторону Стефана, растрепав темные кудри, – вот дорога, которая отведет вас в Бялу Гуру. Нам осталось только пересечь Драгокраину, и мы дома. Пойдете ли вы за мной?
– Пойдем!
Гул по рядам стоял такой, что становилось ясно: эти отправятся куда угодно, лишь бы за Мареком.
Видение пропало так же быстро, как и появилось, а рядом оказался добрый отец.
– Ну же, ну же, вернитесь к нам… Да что ж вы стоите, принесите воды! Говорил я вам, князь, не надо так себя изнурять, обычаи обычаями, а все же… Вот так, попейте, все и пройдет…
«Только пересечь Драгокраину». Мышь так и не вернулась (да ведь они и не почтовые голуби, чтоб возвращаться домой), но теперь Стефан был уверен: Марек получил его послание.
К полудню солдаты уже приучились стрелять по крышам, и те из вестовых, кто не успел – или не сумел – распластаться животом по кровле, получали пулю. В отличие от Стефановой армии, остландцы порох не берегли. Окровавленных, переломанных мальчишек подбирали добрые сестры из «багада Бранки», они же помогали, ворча себе под нос, обескровленным вражеским солдатам – тем, кто сумел уберечься от гнева толпы.
Улицы Швянта были узкими – наследие старого города, тесно выросшего вокруг укрепленного замка. Корда сказал как-то, что в Чезарии такие улочки называют «режь-горло».
«Чем мы, собственно, все и собираемся заняться…»
Чтобы перекрыть такую улицу, достаточно поваленной набок кареты. Сложнее с центральными, что прорубали сперва по приказу князей Бялой Гуры, а после достраивали по велению цесаря. Все те здания, что надлежало взять первыми, стояли или по Княжьему тракту, или по аллее Станисласа, ставшей теперь Цесарской. И большие особняки, в которых легко забаррикадироваться и начать стрельбу, – здесь же…
Если бы повстанцам удалось их взять, то им достался бы и главный городской проезд. Палац Белта, избавленный от нынешних жильцов, мог послужить и штабом, и, если будет нужно, лазаретом. Что же до Княжьего замка, его надлежало занимать князю Бялой Гуры, а не льетенанту Швянта.
– Детская выходка, – брюзгливо сказал генерал. – Пристрелят твою княжескую светлость с какой-нибудь крыши, и будьте любезны, панове, голосуйте снова…
– Там, где мы пойдем, уже нет чужих крыш и чужих окон, – терпеливо ответил Стефан. У Вуйновича появилась стариковская привычка обсуждать одно и то же по многу раз.
– Фелека не брал бы.
Генерал покосился подозрительно, когда Стефан назначил мальчишку своим адъютантом. Протестовать он не стал, однако Стефану пришлось клятвенно пообещать, что он не станет рисковать жизнью Стацинского без особой необходимости.
– Его я отправлю через тайный ход. Да и не волнуйтесь вы так за мальчика, он хорошо обучен.
– Все тут обучены, – сказал маршал, – а если его убьют, Стацинским останется только герб разбить…
Вуйнович полагал, что Стефан не понимает, что делает, – но князь Белта хорошо знал собственный дом. Даже если теперь там расположился маршал Керер. Он сомневался, что на окраинных улочках отряд встретит сопротивление. Крыш и окон следовало опасаться только на главной улице. И однако – фасад палаца Белта выходил на парк. Вряд ли там разместят стрелков – они рискуют попасть под свой же огонь…
Стефан не торопился, кони шли спокойной рысью по заметно опустевшим улицам. Из окон глядели на них с опаской и удивлением. Скоро к арьергарду присоединился десяток дворовых мальчишек. Но до поры до времени отряд никто не останавливал.
Послушав генерала, Стефан взял с собой всего человек двадцать. В случае неудачи легче будет уйти врассыпную, чтоб после вновь собраться для атаки. Еще столько же осталось у закрытого храма, откуда древний тайный ход вел в подземелья палаца. Кереру неоткуда о нем знать, разве что случайно наткнулся. О маршале Стефану доложили, что сперва он был у казарм, а после решил пробираться к дому. Не похоже это на Керера – вот так оставлять город. Скорее всего, он пожелал отправить семью подальше от смуты. У него, кажется, жена и дочери.
Цесарь наверняка теперь пожалеет о своем решении: велеть, чтобы за порядком в Швянте следили остландские гарды, а из белогорцев – в уступку Стефану – сколотить гвардию льетенанта. Окажись во главе городской стражи капитан Гайос – и, возможно, все пошло бы по-другому. Сейчас, когда тлеющее недовольство наконец вспыхнуло и разгорелось всеми цветами, гарды, стоящие на страже покоя в Швянте, вдруг обнаружили что город, который они привыкли считать своим, их не любит. Горожане, распаленные чужой дракой, сами выбежали на улицы и атаковали стражу – кто камнями, кто скалкой, а кто и потемневшей дедовской саблей. Когда бойцы, ослабев и растерявшись, пытались найти укрытие в домах, их обычно не пускали, а то и обливали из окна помоями. В конце концов гарды стали просто бросать оружие и уходить, ворча, что они не регулярная армия и на такое не подряжались.
«Регулярной армии» приходилось не лучше. Солдат из гарнизона, пришедших на помощь страже, безжалостно теснили в переулки. Те отстреливались, пока хватало амуниции, отступали – но за спиной их поджидали горожане.
Скоро Швянт наполнился телами людей и лошадей – последних было меньше, по коням не стреляли. Не все они достались повстанцам – некоторых проворно и тихо увели саравы, не боясь раздававшихся над ухом выстрелов.
Раненых втаскивали на строящиеся баррикады или укрывали в квартирах; простыни и ночные рубашки шли на перевязки. Пострадавшие остландцы жались к стенам домов, пережимали зубами стоны – чтоб не услышали и не пришли добивать – и со страхом прислушивались к лязгу сабель совсем рядом. Кое-где среди красных мундиров мелькали ало-зеленые – на помощь войску отправили гвардейцев льетенанта. Сам льетенант, как Стефану донесли «с крыш», бежал. Поговаривали, что видели его с супругой в неприметной карете, торопящейся выехать из города. Из льетенанта, возможно, получился бы ценный заложник, когда пришлось бы разговаривать с цесарем, но Стефан его отъезду не слишком огорчился. Гвардейцев срочно перебросили в распоряжение маршала Керера, но не все подчинились приказу. Были ли они злы на начальство, не желали ли стрелять по своим или просто проводили много времени не в тех кабаках – так или иначе, к разноцветью на баррикадах добавлялись и красный с зеленым.
Но большинство из них оставались верны присяге – как тот кордон, что преградил путь Стефану.
Бойцы были вооружены растопыренными «утиными лапами». Все, кто прохаживался насчет «удобства» таких пистолей, сейчас смолкли.
Молчали все, прислушиваясь к звукам уличных боев.
Стефан придержал коня и велел своим людям остановиться. От кордона отделился офицер в сопровождении нескольких подручных, он подъехал к Стефану.
– По распоряжению его величества у вас нет права появляться в столице. Если вы немедленно не покинете город, я буду вынужден арестовать вас.
– Боюсь, я не могу этого сделать, – проговорил Стефан. За его спиной замерли.
– Отчего же?
– Как законно избранный князь Бялой Гуры, я приказываю вашим войскам покинуть мой город.
– Простите? – На него смотрели как на умалишенного. Послышались смешки. И все же Стефан ощущал растерянность офицера. Здесь тоже наверняка ходили слухи о посланных в Бялу Гуру флорийских легионах…
Он уже растерян. Все, что осталось, – немного надавить. Но офицер, как назло, отказывался смотреть Стефану в глаза. Будто знал…
– Город окружен, – отчеканил Стефан. – Я настоятельно советую вам не чинить нам препятствий, так мы избежим кровопролития…
Вдруг закапал дождь. Облака стянулись неожиданно, как по чьему-то зову.
– Прикажите своим солдатам сдать оружие, – сказал Стефан, глядя в испещренное каплями лицо капитана. – Льетенант сбежал из города.
Он еще не чувствовал усталости, хотя все они были на ногах с рассвета, но возбуждение от схватки потихоньку сходило на нет.
– У меня не было такого приказа, – сказал капитан бесцветным голосом.
– Теперь вам, возможно, не от кого будет его получить. Сдайте оружие, выведите солдат, вам дадут уйти.
Капитан пожевал губами.
– У меня не было такого приказа.
– Матерь с вами, – безнадежно сказал Белта. – Что же мы, должны стрелять друг в друга?