– Я не знаю. Брат пока не мог говорить. Только сейчас в состоянии, – призналась, бросив взгляд на двери ванной. С неохотой освободившись от ласкового плена рук, взяла мужчину за ладонь и направилась к Нику.
– Я сейчас буду вытирать спину, а ты все расскажешь, хорошо? – кратко проинструктировала, подводя поздоровавшегося Джеймса к виду на требовательную надпись.
– Здравствуй, Джеймс, – поздоровался ни капли не удивленный брат.
– И тебе привет… – задумчиво произнес Харрисон, внимательно рассматривая надписи. А потом все же достал смартфон и сфотографировал. – На всякий случай, если потребуются доказательства, – пояснил он.
Я взглянула на брата, на ушибы, на синяки, на слова “дай”… И снова возжелала смерти обидчикам. Ну, сейчас хотя бы узнаю, как все было… Но с другой стороны, я бы с радостью пребывала в неведении. Во мне боролись любопытство и страх информации. Я не зря так долго оттягивала момент рассказа, страшась узнать, что с братом сотворили что–то еще, что не оставило последствий на лице. Но… Но я так же понимала, что мне важно это знать. Такое вот противоречие: не хотела, но надо.
– Николас, расскажи, пожалуйста, что произошло, – попросил Джеймс, в то время как я вернулась к работе со спиной. Губка, ацетон, тщательные движения рукой по спине с надписями… Губка, ацетон, спина… Раз за разом я проделывала эту операцию, пока слова скудным потоком лились из уст брата…
– Я возвращался домой, это было около шести вечера. Наверное, даже половина седьмого, – начал Ник. А я с горестью понимала, что в это время сидела в ресторане и ела вкусную еду. Счастливая, удовлетворенная хорошим вечером и с верой в лучшее. – Я возвращался от дома моей знакомой, потому решил сократить путь дворами.
Ник замолчал, воссоздавая картину прошлого и возвращаясь в нее.
– Их было трое, – продолжил он. – Лица в масках. Сперва подумал, что грабители, но они не забрали ни цента. Попросили сигарет. Я ответил, что не курю. Кажется, один из них бросил что–то типа: “Ложь у вас в крови”, но я не понял, что он имел в виду и насколько обобщенное было это “вас”, – моя рука замерла в миллиметре от кожи, а я, пораженная мыслью, что все это не случайно, едва не вздрогнула. Брат же замолчал, будто припомнив нечто важное, добавил: – Кажется, одного из них звали Дит. Нет, не кажется, точно. Это он наносил удары. Кличка, имя – не знаю. Дальше они били, не помню, правда, как долго. В какой–то момент остановились, пнули на землю, задрали толстовку и, – кажется, я опять замерла, боясь услышать то, чего так опасалась, – написали все то, что сейчас вытирает Лиз. Тут они работали долго, наверное, больше получаса. Потом ушли, я встал и отправился домой. Здесь был к восьми.
Я вытерла последнее слова, испытывая неимоверное облегчение, что больше нет этих проклятых “дай” на коже брата, и перевела дыхание. Наверное, за время этого рассказа, я практически не дышала, потому что сейчас даже голова слегка закружилась.
– Ясно. Расскажи, пожалуйста, все еще раз, но в мельчайших подробностях. Откуда шел, какими улицами, где стояли они и какого были телосложения, наиболее точно постарайся вспомнить и описать их. Важна каждая мелочь, – сказал Джеймс. Он был сосредоточен и серьезен, как никогда, а между бровями залегла хмурая складка.
Я же, не желая слушать это повторно, взяла губку, закончившуюся бутылочку ацетона и вышла. Выкинув все в мусорку, я вспомнила о еще одном деле, которое обязана была сделать.
Мне предстояло позвонить и сообщить все маме.
***
Судьба часто играет с нами в игры. На грани боли и легкого флера наслаждения от острых ощущений жизни.
Джорджина любила играть, но только по своим правилам.
Черная прядь упала на лицо полностью обнаженной миссис Абсани, чьи глаза были завязаны шелковой жгуче–красной тканью. Она нетерпеливо убрала волосы, отвлекавшие и невероятно мешавшие. Мужчина, до этого выбирающий стек, заметил ее движение.
– Джорджи, какая ты непослушная. Замри и жди, – по его губам скользнула предвкушающая улыбка. – Я научу тебя повиноваться.
У Джорджи от его слов внутри все задрожало, а пустое лоно заныло, требуя ласки. Дотронуться, сжать бугорок… Только это было бы скучно. Лучше подождать, растянуть удовольствие и получить невероятный оргазм.
Стек с мягкой бахромой коснулся коснулся ее полных грудей с набухшими сосками, вырывая стон из полных губ.
– Т–с–с, – указательный палец лег на губы Джорджины. – Два нарушения. Плохая, очень плохая Джи.
Стек двинулся к ее киске. Прохладная кожа на разгоряченном участке, а после хлесткий удар по самому чувствительному месту. Женщина выгнулась, больше открываясь, прикусила губы, чтобы не стонать. Рикардо Сильва был умелым любовником, пусть и повернутым на подчинении. Впрочем, Джорджина не прочь острых ощущений, да и пока муж далеко, почему бы не развлечься по полной? Вместе с ним эта грань жизни слишком… Постная? Хотя и более раскрепощенная, без любых ограничений.
– Встань на колени и руками обопрись на пол, – приказал Рикардо, поднимая стек выше.
Джи исполнила повелевание. Пока что ей все нравилось, оттого и была послушна.
– Только одно наказание осталось, малыш, – почти с умилением произнес мужчина, обходя ее по дуге и останавливаясь перед открытой ему попкой. Стек прошелся и по ягодицам, удар разлился теплом по мягкому месту, вновь вырывая приглушенный стон женщины.
– Помнится, ты любила лишних, – еще один удар, но ниже, прямо на ее источающий соки вход. – И я пригласил на огонек друга…
– Какого? – промурлыкала Джорджина.
– Совершенно непослушная у тебя малышка, – из незаметной двери вышел высокий широкоплечий мужчина в таком же строгом костюме, как и на Рикардо.
– Долорес, знакомься, наша саба на сегодняшнюю ночь, – Сильва шлепнул Джи по упругим ягодицам. – Джи, твой второй хозяин – Долорес Фернандеш.
Долорес прошелся взглядом по полным грудям, тонкой талии, по оттопыренной аппетитной попке. Миссис Абсани, словно почувствовав его жадный взор, облизнулась.
– Очень непослушная, – покачал головой новоприбывший. Посмотрел на друга и спросил: – Будем наказывать?
Дальше для Джорджины все слилось в комок острых ощущений – вот горячая плоть Фернандеша касается ее губ, и она открывает рот, чтобы принять в себя налитый возбуждением член, а сзади к ней прижимается агрегат Рикардо, дразня ее – то немного входит, то вновь оставляет пустой сжимающееся лоно, скользя по ее складочкам. Пальцы Долореса сжимали ее волосы, направляя ее, а второго мужчины – ее ягодицы, оставляя на них следы. В какой–то безумный момент показалось, будто добавилась еще одна рука, которая сейчас выкручивала соски, но Джи не придала этому значения, с наслаждением чувствуя два оставшихся ритмичными толчка.
– С–с–сучка! – прохрипел Долорес, первым изливаясь. – Уильям, хватит играться с грудью этой дряни, принеси–ка плеть и средний вибратор. Можешь прихватить еще те шарики.
Уильям? Нет, Джорджи не показалось, появился какой–то Уильям. Ну, ничего, так даже интереснее. Женщина облизнулась в предвкушении новых ощущений, отдаваясь полностью во власть вбивающего себя в нее Рикардо.
– Как тебе шлюшка? – спросил чертов Сильва, когда кончил и вырвался из сладкого плена ее греховного тела.
– Неплохо. Только ее дерзость меня /запрещено цензурой/ как выбешивает. Сейчас Уильям принесет игрушки, и мы развлечемся!
– Ты, хренов вуйалист, если увижу на ее безупречной коже следы, то тебе конец! – выдохнул Рик.
А Джи все так же стояла на карачках. В животе от грубых слов и оскорблений вновь началось собираться тепло. А тьма вокруг добавляла пикантности.
– О, Уил, продуманный малый! – похвалил Долорес неведомого четвертого.
Что–то длинное и холодное прошлось по спине Джорджины, оставляя за собой след из мурашек. Напряжение в киске отдалось легкой болью, которая растворилась в ударе! Она застонала от накрывшего наслаждения. Прямо в голос, наплевав на наказ.
– Раздвигай ей ноги, пошире, да, и засовывай. Молодец, малыш Уилли. После этой игры можешь ее хорошенько поиметь, разрешаю, сам даже присоединюсь.
Джорджине было все равно, что они говорили и кто именно говорил. В нее вошла искусственная плоть, которая сразу же завибрировала в ее готовой дырочке.
Удар плетью пришел внезапно и на самое чувствительное место, обостряя ощущения. На спину ей кто–то положил несколько кубиков льда, которые лишь распалили и так горячую кожу.
– Твою мать! – выругался Рикардо, едва этот круговорот вожделения разорвал звон телефона его временной сабы.
– Выкинь в окно! – сквозь зубы прошипела Джи, выгибаясь от плети.
– Нет, – спокойно произнес Долорес. – Ты будешь разговаривать. Я даже сам подержу телефон.
Нахрен? Сейчас… Рывком из нее вытащили вибратор, а в ее мокрую киску вошел толстый член. Уильям?
Из ее губ вырвался прерывистый стон.
А спустя миг к ее ушам прижали тонкий смартфон, из которого раздался мелодичный голос.
Плеть глухо разрезала пространство, чтобы впечататься в узкую спину. Словно этого и ожидая, в ней задвигался мужчина – грубо, жестко.
Миссис Абсани что–то говорила, иногда до крови сжимала зубами губы, чтобы не скулить в голос. А когда она услышала суть разговора…
Так, сейчас она закончит эту прекрасную игру и…
– Ты заслужила еще наказаний. Уил, поднимай эту шлюху, кинь на кровать…
И это наказание сладкой истомой разлилось по телу, эхом отдаваясь в каждой клеточке.
Глава 7.
/Элизабет Скотт/
Я сидела за кухонным столом, опершись головой о локти, и смотрела в одну точку – пустую стену напротив. Мысли сменяли друг друга, не успевая задержаться, были скомканными и оборванными, были малопонятными. Очень хотелось взять и отключить свой мозг, свои чувства, погрузится в сон. Но спать не хотелось, было страшно, неуютно, волнительно.
Происшествие с братом напугало меня. Его могли убить, покалечить до неисправимых последствий, да что угодно! Они могли все! Эта мысль заставляла дрожать и пугаться будущего, бояться того, что все может повториться. Ведь я просто не знаю, что им надо дать! Просто не знаю!