Со стоном я опустила голову на сложенные в руки, стараясь отгородиться от мира вокруг, и думала о том, что им нужно. Но ни одной разумной и похожей на реальность идеи так и не появилось…
Погруженная в мысли, я не заметила, как на кухню вошел Джеймс, а потому вздрогнула, когда теплые мужские ладони легли на мои плечи, разминая их.
– О да–а–а, – простонала, наслаждаясь массажем уставших от напряжения мышц.
– Не стони так сладко, иначе брат может понять не так, – произнес мужчина. – Да и вообще, когда ты так стонешь, мне хочется взять тебя прямо тут, прямо на этом столе… И заставить столь сладко тянуть только мое имя.
Я покраснела, а потом встрепенулась и уточнила:
– А где Ник?
– Принимает душ. Разводы все же остались. Да и дорожная грязь тоже не настолько важна для жизни, чтобы ее следовало оставить на теле, отказавшись от мытья.
Ну, с этим, конечно, не поспоришь. Ненадолго расслабилась, получая удовольствие от движений сильных пальцев на моей шеи, а после со вздохом выпрямилась, сбрасывая чужие руки, и, развернувшись к Харрисону, спросила:
– Думаешь, это те же?
– Очень на то похоже. Надо сообщить Эдену, вдруг поможет расследованию.
– Дело продвигается?
– Сложно сказать. Информацию собирают по крупицам, проверяя все источники, но понятен пока лишь фон картинки. Ее суть все еще остается загадкой, – задумчиво закончил Джеймс и спросил: – Хочешь чаю?
Чаю? Я? Мне сделают чай? Это было настолько непривычно, заботливо и мило, что я чуть снова не расплакалась. Пошатнувшиеся нервы не хотели возвращаться в норму, а потому скакали туда–сюда, словно мяч–попрыгун.
– Да. Очень, – и даже улыбнулась, потому что внутри было так тепло–тепло.
– Отлично! Только подскажи мне, где тут у вас чашки и заварка, – попросил он, наливая воду в чайник и ставя тот кипятиться.
– Верхний левый шкафчик.
– Черный, зеленый?
– А какой лучше успокаивает?
– Который со спиртом. Итак, черный или зеленый?
– Ну, давай все же зеленый. Вот там в правой баночке.
Быстро проделав все требуемые манипуляции, Джеймс залил кипятком чай и поставил передо мной мою чашку, сев на соседний стул.
– У меня к тебе есть один важный вопрос, – начал он.
– Какой? – мгновенно насторожилась.
– Насчет напавших на Ника. Скажи, какого наказания ты для них хочешь? Уголовного или же тихого, но справедливого? Организовать можем и так, и так… Просто последствия будут разными.
Да, этот вопрос был важным. Я и сама толком не понимала, как бы я хотела обойтись. Но… Заглянув вглубь себя, я решила, что не хочу обращаться в полицию. Я хочу мести.
– Справедливого, – твердо и непреклонно ответила, зная, что не пожалею об этом ни сейчас, ни позже.
– Хорошо. Тогда все будет сделано в лучшем виде в ближайшее время, – произнес Харрисон.
Некоторое время мы пили чай, погрузившись каждый в свои мысли, пока мужчина не поинтересовался:
– Сильно перенервничала?
Смогла только кивнуть. Сильно. Слишком сильно. Аж до тошноты.
Заметив, как я мгновенно ссутулилась, а хорошее настроение улетучилось под гнетом воспоминаний, он встал и протянул руки, сказав:
– Иди ко мне.
И я подошла. Подошла, позволяя себя крепко обнять, создав уютный кокон, в котором ты можешь спрятаться от всех проблем, в котором всегда будет так хорошо.
Я слишком давно не получала заботы. Последним, кто меня так обнимал и поддерживал, был папа. После никого не осталось… Ник ввязался в дурную компанию, маме мы были не нужны, а друзья… друзья это не то. Да и я слишком была погружена в семейные проблемы, поэтому мы потеряли связь.
Кажется, я даже забыла, как это – когда тебя обнимают, словно укрыв от всего мира, дав надежную защиту и тем самым сказав: “Я рядом. Я тебе помогу. Мы со всем справимся.”
Да, я скучала по этому чувству. Настолько, что, уже без слез, просто млела, словно кот на коленях, наслаждаясь каждым мигом, проведенным в коконе из крепких рук.
Идиллию и мой личный рай разрушил обычный звонок в дверь.
– Это мама. Ей надо открыть, – произнесла, все еще стоя в объятиях и… и только сейчас замечая, что все это время вдыхала мужской аромат, который воспринимала, будто родной. От этой мысли стало не по себе.
– Угу… – промычали мне в ответ, но я, уже растеряв те ощущения сказки и волшебства, вырвалась из уютного плена мужских рук и отправилась открывать дверь.
Джорджина бросилась прямо с порога мне на шею, всхлипывая и приговаривая:
– Как же так? Где мой мальчик? Что с ним? Как…
– Он в ванной, все уже хорошо, – перебила я мать, немного опешив от словесного потока, после осторожно выскользнула из ее рук и предложила: – Проходи на кухню, сейчас Ник выйдет. Хочешь чай, кофе? Если ты голодна, могу подогреть пасту.
– Нет, крепкого кофе будет достаточно, – отозвалась она, направляясь в указанную сторону попутно доставая из сумочки бумажные платочки.
Я пошла следом, только сообщила брату через дверь, что пришла мама. Судя по его кислому “безмерно счастлив”, его слова можно было трактовать с точностью до наоборот.
– О, Джеймс, – улыбнулась родительница мужчине, смотрящему в окно до нашего появления. – Неожиданно приятная встреча, даже в такой сумрачный день.
Харрисон повернулся, на миг поморщился, едва увидел Джорджи рядом со мной, но мгновенно взял под контроль свои эмоции и вежливо–отстраненно произнес:
– Добрый вечер, миссис Абсани. Полностью с вами согласен. Но, к моему величайшему сожалению, вынужден оставить вас наедине – мне требуется сделать один важный, просто неотложный звонок. Все же не стоит затягивать с расследованием дела Николаса.
– Да–да, – согласно покивала мама, пока я осознавала тот факт, что Джеймс… сбежал. Сбежал, стараясь избавить себя от присутствия Джорджины. И, должна признать, я его понимала и даже в некотором роде поддерживала.
– Миссис Абсани, Элизабет, – и мы с Джорджи остались одни.
– Ну и как тебе с “просто другом”? – вновь начала свое мать.
– Мама! – нахмурившись, возмутилась я. – Такого вида вопросы, особенно сейчас, довольно излишни, не находишь?
– Черт, – она опустилась на стул, бросила на соседний сумочку. – До сих пор не могу поверить, что что–то с Ником могло произойти. Рассказывай давай, Лиззи.
“Очень многое могло произойти! Причем и произошло не меньшее”, – хотелось язвительно вставить, но я себя одернула и принялась за заказанный матерью кофе, при этом рассказывая все, что случилось.
От вида обожаемого мною напитка мне стало немного дурно, потому не стала себе наливать, просто села за стол.
– Как–то так, – скомкано закончила, теребя в руках пустую кружку от чая. – Я позвонила тебе, и вот ты здесь.
– Что за ублюдки это сделали? И для чего? Господи, и такие отморозки ходят с нами по одной земле!
– Они не взяли у Ника ни цента, – сообщила я. – И…
Мой голос дрогнул. Прикусила губу, чтобы снова не расплакаться.
– Ох, Лиззи, – Джорджина сжала мою ладонь. – Все будет хорошо. Я разберусь, детка. И они пожалеют за то, что сделали.
– Они? Да, Джеймс обещал помочь, – рассеянно поделилась, а потом вспомнила, что наш разговор с мамой по телефону был крайне странным, и поинтересовалась: – Слушай, у тебя же все в порядке?
– В смысле? – не поняла она.
– Твой голос по телефону был… – задумалась, подыскивая подходящую характеристику: – Дрожащим и прерывистым, что ли?
– Была в спортзале, – беззаботно махнула рукой Джорджи. – Забудь.
Спросить что–либо ещё я не успела, хотя на языке вертелись парочка вопросов, – к нам присоединился, наконец, Ник. Бледный, в кровоподтеках и гематомах, с растрепанными и влажными волосами… Злость на мерзавцев, сотворивших с ним это, возросла в разы. Пусть они понесут справедливое наказание, уголовного – если, конечно, подобных им не “вытягивают” – недостаточно.
– Мальчик мой… – выдохнула мать, приподнимаясь.
Брат заметно поморщился и едко заметил:
– А я ведь ещё даже живой хожу! Мама, какими судьбами?
– Ник, – шикнула я на него.
Джорджина, похоже, нашу маленькую пикировку даже не расслышала, она стояла и смотрела на Николаса. Выглядела она при этом, нет, не злой, а словно… в ярости.
– Мам? – позвала я застывшую родительницу.
– Пускай стоит, я у нее кофе пока что отберу, – вставил Ник и, смахнув сумку матери, явно очень дорогую, на пол, расположился на стуле. И стащил кофе, да.
– Я не могла представить, что все… так, – наконец–то отмерла Джорджи, села вновь на стул, поджала губы. – Ник, миленький, подними–ка мамину сумочку и передай ее мне.
Ник безропотно подчинился, протянул сумочку Джорджи, та достала из ее недр тонкий телефон, принялась остервенело печатать. С интересом наблюдала этим, вновь начав теребить ручку чашки.
– Ник, – позвала я. – Голодный?
– Ага, слезами и жалостливыми взглядами не наелся.
– Какой ты язвочка, братик. Так что давай, поднимай задницу и разогревай себе ужин сам. И мне чаю ещё сделай.
– Бедного ребенка заставляет работать, – вздохнул он, вставая и оглядываясь, остановился взглядом на кофейнике. – О, а кофе я себе забираю?
– Все твое, – слабо улыбнулась я, переводя внимание на притихшую мать.
– Есть серьезные повреждения? Переломы? Пострадавшие органы? – внезапно спросила она, подняв брюнетистую голову.
Сперва я не вникала в вопрос, оттого, что немного задумалась, а потом до меня все же дошло:
– Переломов нет, – покачала головой. – А вот органы… Не знаю, у врача мы ещё не были.
– Хм… – задумчиво протянула она, потом достала из сумочки чековую книжку. – Давайте вы сходите в частную клинику и…
– Нет, – твердо перебила я ее. – Мы сходим в самую обычную больницу.
– Тогда просто…
– Не нужно, – решительно ответила. Ее подачки мне совершенно не нужны!
– Вам что, Риверс так много денег оставил, что вы привередливые такие?! – сорвалась Джорджина.