Я, продрогшая настолько, что зуб на зуб не попадал от холода, а ещё, наверное, от пережитого кошмара, смогла прохрипеть только едва слышное “Сейчас”. Но он меня услышал и, судя по тишине, остался у закрытых дверей.
Сердце все равно билось пойманной птицей, а меня ещё всю трясло, так что, вновь умывшись обжигающее холодом водой, вытерла лицо пушистым полотенцем и потом только вышла.
– Что с тобой? – обеспокоенно спросил мужчина, едва меня увидел. – Ты очень бледная…
– Дурной сон, – коротко ответила я, взяв его ладони в свои, чтобы согреться. – Согреешь меня?
– Да ты ледышка! – Выдохнул он, сжимая своими горячими пальцами мои ладони, потом неожиданно потянул в сторону гостиной. – Идём, моя девочка.
Я безропотно последовала за ним.
В зале меня устроили в теплых объятиях, на миг коснулись лёгким поцелуем шеи, а потом Джеймс начал говорить:
– Все, чтобы тебе не приснилось, – ерунда, малышка. Это лишь страхи, ненужные и пустые, которые ты сумеешь преодолеть. Я не буду настаивать на том, чтобы ты мне рассказала, что снилось, потому что страх необходимо побороть в самому, единолично, при помощи близких, но не содействии, иначе он лишь скроется, чтобы когда–нибудь нанести удар. Уверен, ты справишься.
От его слов в груди расползались нити нежности, уюта и уверенности в себе, отгоняя ту пустоту с дикими “дай”. Я действительно поверила, что сильнее всего – страха, безысходности, а сильные руки, сейчас крепко обнимающие меня, не дадут упасть.
А свою благодарность я выразила не словами – повернулась к нему, обняла за шею и прижалась губами к его губам в коротком, но безумно нежном поцелуе. В задворках сознания промелькнула веселая мысль – хорошо, что я несколько раз почистила зубы.
– Расскажи мне что–нибудь, – попросила, лежа уже на его груди.
– Что именно? – поинтересовался он, выводя незамысловатый рисунок пальцем на моем предплечье.
– Что–нибудь доброе и сказочное.
– Увы, сказочник из меня тот еще, так что, если не хочешь, конечно, альтернативную историю про утонувшего Пиноккио, то меня не проси.
– А разве дерево тонет? – удивилась я.
– В том–то и смысл анекдота, – улыбнулся Харрисон. – Так что, хочешь или нет?
Покачала головой и капризно потребовала:
– Давай тогда курьезную историю из своей жизни!
Мужчина задумался, перебирая мои волосы.
– Ну? – нетерпеливо протянула я.
– Вот, слушай, – наконец собрался с мыслями он и начал таинственно–проникновенным голосом: – Как–то я перепутал реактивы и…
– И?
История какая–то непривлекательная, но вдруг самое интересное впереди?
– На ушко скажу, – лукаво сообщил Джеймс.
Более чем заинтригованная, приподнялась и подставила ухо. Только коварный Джеймс мне ничего не рассказал, потянул на себя, и я оказалась лежащей на нем.
– Так нечестно! – выдала, пытаясь отползти обратно на свою сторону. Меня обманным путем и… И брат дома!
– А я вообще нечестный, – сильные руки меня удержали на месте. – Так вот, на чем я остановился?
– Ты реактивы перепутал, – мрачно поведала, уже не делая попыток высвободиться.
– Перепутал я реактивы, и… – пауза, чтобы он выдал фееричное: – И раствор деактивировался!
– Что, все? – не поверила я. Где интрига, где курьез? Может, я чего–то не понимаю?
– Все, – подтвердил он. – А вот чтобы услышать премиум–версию, надо заплатить поцелуем!
И принялся брать, не считаясь с моим желанием слышать эту версию, оплату.
Впрочем, до истории мы не добрались – я банально вырубилась, обнимая теплого и удобного Харрисона.
Несколько дней до выходных прошли словно в тумане – я пребывала в сонном состоянии – ночная веселость пропала, не оставив и следа, что даже не находила в себе силы на танцы. Не хотелось ничего, потому мы с Ником все время провели лежа на диване и смотря культовые фильмы, добрые и с пеленой прошлого, а не сурового настоящего. Я даже ничего не готовила – просто не было настроения, так что ели мы вредную, но такую успокаивающую нас еду – шоколадки, печеньки, заказывали пиццу. Приглашение Харрисона провести вместе выходные стало для меня чуть ли не глотком свежего воздуха, шанс “проснуться”, выйти из зоны комфорта.
– Элизабет, – вырвал из воспоминаний Джеймс, который сейчас вез меня к себе. – Они получили по заслугам.
Я сразу поняла, о чем и о ком он.
Но время – странная вещь. Вроде бы ещё четыре дня назад, когда все и случилось с Ником, я без сомнения сказала Харрисону, что желаю мести тем ублюдкам, а сейчас, едва сообщил о том, что преступники найдены, во мне зашевелились червячки… беспокойства. Я их ненавижу, да, но… Вот она, женская логика. Наверное.
– Отлично, – произношу я в ответ, только неуверенно.
– Все хорошо? – встревоженно спросил мужчина, переводя на миг шоколадно–карий взгляд с дороги на меня.
– Не знаю, что со мной, – вздохнула я, откидываясь на спинку кожаного сидения. – Может, не выспалась?
– Тогда, малышка, не туда мы едем.
– В смысле? – не поняла я.
– Вряд ли ты у меня выспишься, – самодовольно заявил Джеймс.
Отчего–то настроение сделало рывок вверх, став из серо–сумрачного салатово–зеленым, потому улыбнулась и игриво спросила:
– Уверен? – И обрадовала: – Вот запру тебя… в кабинете, и завалюсь спать!
– А все так эротично начиналось, – по губам Харрисона скользнула улыбка, но лишь на несколько секунд, и он уже серьезным тоном уведомил: – В воскресенье встречаемся с Эденом, он что–то откопал.
Я кивнула и, взглядом скользнув по красивому профилю мужчины, повернулась к окну. Машина плавно ехала по шумной трассе в даунтаун, а все мои заботы и проблемы остались где–то далеко позади.
***
Ночью город живет словно бы своей жизнью. Особенно никогда не спящая столица. Мирные жители засыпают, проваливаются в сказочные и зыбкие сны, не задумываясь, что происходит за тонкой гранью стекол окна. А там буйная и темная жизнь, стыдливо прикрытая палантином ночи, как будто бы ночным небом, светом одинокой луны и безжизненных фонарей можно скрыть все, что творится в это время суток.
Трое мужчин мужчин незаметно, так, что ощущение чужого взгляда не возникало, шли по темной улице вслед за мужчиной. Тот, кого они преследовали, даже не мог понять, идёт ли кто–то за ним, получит ли он свое наказание за содеянное, он шел, беспечный, в глупой уверенности, что дело прошло успешно, ведь ему сегодня утром перечислили на счёт немалую сумму, как и остальным товарищам. Только за все стоит платить, верно?..
Напали на него внезапно, только вот не сзади, трусость не в стиле этих наемников, спереди, даже предоставив шанс увернуться, дать отпор. Однако шансом воспользоваться мужчина не сумел.
– Прискорбно, – покачал головой ударивший, наблюдая, как некогда самоуверенный мужчина стоя на коленях пытается вытереть кровь из носа рукавами джинсовки. Окатив презрительным взглядом, дал сигнал напарникам по заданию: – Бересклет, Южный, давайте.
Те синхронно шагнули, дернув мужчину за плечо, рывком подняли. Жертва заскулил, принялся что–то лепетать, но наемник жёстко ударил в челюсть, потом в живот… Бил он долго, метко, точно следуя указаниям нанимателя, но при этом добавляя от себя. Такие ублюдки, как этот, не заслуживают даже жизни, но наемник не вправе распоряжаться, увы. Напоследок пнул лежащего на земле, брезгливо поморщился, едва тот застонал, и произнес, словно выплюнул, обращаясь в никуда:
– Тряпка.
– Меченый, – обратился к нему Южный. – Все, хватит.
– Хватит, – унимая поднявшуюся ярость, повторил Меченый и коротко кивнул в сторону лежащего: – Приступайте.
И наемники принялись за дело – стянуть с мужчины джинсовку, футболку, а потом маркерами исписать грудь, спину, руки, шею, лоб лаконичным “Я больше не буду обижать слабых”.
– Слушай, я правильно понимаю, что эти маркеры нестирающиеся? – спросил Бересклет, неаккуратным движением оставляя на коже неровные буквы.
– Ага, – Южный сосредоточенно выводил завитушку на особо приглянувшейся букве. – Минимум через недели три сойдет. Заказчик хоро–о–ош.
Меченый, который все время, пока парни украшали побитого им, курил, выпустил изо рта сизый терпкий дым и усмехнулся:
– Заканчиваем, малыши. Еще два “альбомчика” и тихий час.
– Сомневаюсь, что тихий час у тебя будет – хохотнул Юг, а Бересклет лишь хмыкнул. – С такой–то телкой.
– Компас мой, – обманчиво ласковым голосом протянул Меченый. – Заткнись и рисуй.
***
/Элизабет Скотт/
Может ли быть что–то приятнее, чем совместное приготовление ужина? Когда ты замешиваешь тесто, а он нарезает помидоры. Когда ты выкладываешь на лист корж, а он в это время готовит соус. Когда вместе, иногда дурачась и обмазывая носы друг друга, распределяете соус по будущей пицце, накладываете начинку, периодически пихаясь, а после отправляете все это в духовку, отмечая успешно сделанное дело долгим, потрясающим поцелуем. И уборка кухни становится совсем не в тягость, и помощь доставляет удовольствие, и сам процесс становится интересным, веселым и… сближающим.
Каждое мгновение, что мы проводили вместе, становилось одним из самых счастливых. Все было настолько идеально, что иногда казалось, будто все окружающее – сон. Я таяла, чувствуя себя просто превосходно, и в то же время не могла до конца расслабиться, каждый раз одергивая себя, морально подготавливая к тому, что это не может быть правдой и вот–вот все закончится, произойдет что–то жуткое. Я опасалась и боялась. Но положительные эмоции были сильнее моего сознания, а потому большую часть времени я все же наслаждалась происходящим.
Вот и сейчас, когда он подхватил меня, прижимая ближе, и закружил в танце, напевая мотив какой–то мелодии, я могла только радостно смеяться, разрешая чему–то большому и теплому внутри расти. И я очень надеялась, что это все же счастье, а не… не то самое…
Моменты близости, которые каждый раз были разными, но каждый раз незабываемыми, уже я сама и провоцировала. Они были нежными, игривыми, страстными и необычными, на грани чего–то нового…