— Ребенок родится с отклонениями, София. Разве это справедливо рожать его, если ты заведомо знаешь об опасностях, которые его подстерегают, — с нарочитым спокойствием железным тоном произнесла мама.
Смягчив голос, она выдавила из себя улыбку и добавила:
— Это для твоего же блага, София.
— Я не стану делать аборт, — упрямо заявила София. — Мой ребенок родится абсолютно здоровым и нормальным. Ты беспокоишься только о репутации своей семьи, а не о том, каким может быть этот младенец. Ты думаешь, что никто ничего не узнает? Но это ведь смешно! — И она презрительно рассмеялась.
— София, ты злишься сейчас, но со временем все поймешь.
— Я никогда не прощу тебе этого, — выкрикнула она, сложив руки на груди.
— Мы волнуемся только о тебе, — сказал ее отец. — Ты наша плоть и кровь, и мы хотим тебе добра. Мы любим тебя, поэтому доверься нам.
— Я так и думала раньше, — ровным голосом произнесла София.
Аборты — это для проституток. Они были постыдными и опасными. Что, если падре Джулио узнает? Она навсегда будет обречена гореть в геенне огненной? Вдруг она подумала, что лучше бы ей было прислушиваться к проповедям, чем предаваться мечтам о сексе с Санти. Раньше она считала, что религия придумана для слабовольных людей, таких как Соледад, которые нуждаются в поводыре, или для фанатиков, вроде ее матери, которым удобно с помощью веры манипулировать другими людьми, но теперь София боялась, что Бог взирает на нее с небес. Пока она мечтала, вера бросила семя в ее душу, и теперь, когда она больше всего нуждалась в утешении, неожиданно возникшие мысли о вечном наказании испугали и потрясли ее.
— Мне надо попрощаться с Санти, — выдавила она, наконец, глядя в пол.
— Думаю, это не стоит даже обсуждать, — холодно вымолвила ее мать.
— Я не понимаю, почему нет, мама. Ведь я уже беременна!
— София, не надо со мной так разговаривать. Здесь не над чем смеяться. Все это очень серьезно. Я не разрешаю тебе ни с кем встречаться до отъезда, — решительно повторила мама, расправляя складки на платье.
— Папа, это несправедливо. Что плохого, если я встречусь с Санти?
Она умоляла его, и Пако отошел к окну, чтобы не встретиться с дочерью взглядом. Его вина была слишком велика. Он знал, что сейчас речь идет не о скандале, а о том романе в далеком 1956 году, когда Пако предал Анну. Теперь ее доверие предала дочь. Он не мог допустить и мысли, что потеряет мир с женой навсегда. Он видел обиду в ее глазах. Все дело в том, что Анна не принадлежала ни этой стране, ни этой семье. У него не оставалось выбора, как только стать на сторону Анны.
— Я думаю, что твоя мама права, — выговорил он после долгих размышлений. — Завтра Джакинто отвезет тебя в аэропорт. Поэтому тебе надо пойти и собрать свои вещи, ведь тебя не будет довольно долгое время.
София услышала, как его голос сорвался, но в нем не было ни жалости, ни сочувствия к дочери.
— Я не отправлюсь никуда, пока не увижу Санти, — крикнула она, покраснев от напряжения. — Вы думаете не обо мне, а только о репутации, об имени семьи! Да разве это правильно, что вам плевать на чувства собственной дочери? Я вас ненавижу, обоих!
София выбежала из комнаты на террасу. Она не останавливалась, пока не достигла густой чащи. Укрывшись среди деревьев, она прислонилась к одному из них и начала рыдать, сетуя на несправедливость мира и оглядывая родные места, не ощущая в этот миг ничего, кроме ненависти.
Когда она вернулась в кухню, до нее донеслись голоса родителей, которые остались в гостиной. Они ссорились. Ее мать громко кричала на отца по-английски и рыдала. София не стала ждать.
— Соледад, — прошептала она.
Горничная подняла глаза от плиты и заметила заплаканное лицо своей любимицы.
— Что такое?
Она рванулась к девушке, как если бы увидела свою родную дочь плачущей. Когда она крепко прижала ее к себе, София заметила, что стала выше своей горничной.
— О Соледад, я попала в такой переплет. Ты сделаешь мне одолжение?
Ее глаза блестели, как в лихорадке. Она придумала план, и никто не мог помешать ему. Она подбежала к буфету и нацарапала карандашом короткую записку.
— Отнеси эту записку Санти. Никому ничего не говори, поняла? Ни слова!
Соледад, заинтригованная тем, что ее участию придают такое значение, подмигнула и положила записку в карман передника.
— Я ухожу, сеньорита София. Не волнуйтесь. Сеньор Сантьяго получит эту записку через минуту.
С этими словами она исчезла из дома.
Когда Рафаэль и Августин появились в доме Чикиты, они сразу же разболтали, что в доме назревает гроза и София попала в очередной переплет.
— Она напрашивалась на неприятности уже несколько недель, — радостно сообщил Августин.
— Не надо говорить о ней гадости, — заметила ему Мария. — Твоя мать только несколько дней назад сказала, что они стали ладить. Не надо злорадствовать.
— Сколько все это продлится? — с волнением спросил Санти.
— Зная Софию, могу предположить, что она соберет вещи и убежит, — сказал Рафаэль, переключая каналы и плюхаясь на софу. — Мария, ангел мой, принеси мне пива, хорошо?
— Хорошо, — вздохнула Мария. — Чего-нибудь еще?
— Нет, только пива.
Санти стоял у окна, глядя на свое отражение в стекле, не в состоянии скрыть своего беспокойства. Все смотрели телевизор, но Санти не мог расслабиться. Через полчаса его напряжение достигло предела, и он поспешно вышел из дому. Спускаясь с террасы, он заметил Соледад. Она раскраснелась и вспотела, торопясь поскорее выполнить поручение своей юной хозяйки.
— Соледад! — перехватив ее руку, взволнованно воскликнул Санти.
— О, благодарение небесам, — сказала она, перекрестившись. — Это письмо от сеньориты Софии для вас, сеньор Сантьяго. Она очень расстроена и просила никому ничего не говорить. Это тайна. Она плачет, и я должна бежать к ней.
Соледад промокнула белым кружевным платком потный лоб.
— Что с ней? — спросил он, осознавая, что их тайна, должно быть, раскрыта.
— Я не знаю, сеньор Сантьяго. Я ничего не знаю. Все в письме.
Прежде чем он успел вымолвить хоть слово, она исчезла, словно привидение, среди деревьев.
В тусклом свете веранды он раскрыл записку. Там было всего одно предложение: «Встретимся под деревом омбу».
Глава 19
София уже давно перестала плакать. Лежа на своей кровати, она терпеливо ждала, как человек, смирившийся с неизбежностью судьбы. Время текло необычайно медленно, но она знала, полночь наступит совсем скоро. Она наблюдала, как колышутся цветы на ветру, и их мерное колыхание в такт порывам ветра действовало на нее гипнотически, понемногу успокаивая душевную боль.
Наконец она встала, взяла в кухне фонарик и, как военнопленный, которому нечего терять, бросилась бежать. Она двигалась бесшумно, как пума, влекомая только одной целью — деревом омбу. София спешила через парк, словно от предстоящей встречи зависела вся ее жизнь. Она была способна выдержать удары рока, но ощущала слабость при мысли о неизбежной разлуке. Ей казалось, что она играет какую-то роль в трагической пьесе, что это лишь спектакль, не имеющий никакого отношения к ее реальной жизни.
Путь к дереву омбу занял у нее больше времени, чем обычно. Она ускорила шаг. Приблизившись к месту встречи, София заметила желтый свет — это Санти нервно прохаживался со своим фонариком.
— Санти! — позвала она своего возлюбленного. — Санти! Они все узнали. И они отсылают меня прочь.
Она выпалила свое признание, боясь, что у нее не будет времени сообщить ему главное, если им помешают.
— Кто? Кто знает? Как? — растерянно воскликнул Санти.
По ее встревоженному голосу, он понял: что-то пошло не так, но не ожидал, что их тайна раскроется так скоро.
— Успокойся, здесь нас никто не найдет. Все будет хорошо, — утешая ее и стараясь быть сильным, вымолвил он, но сам не верил в свои слова, понимая, что над ними властвует сила, которую ему не одолеть.
— Нет, ты не понимаешь. Они отправляют меня в Швейцарию. Они отсылают меня отсюда. Я их ненавижу!
— Как они все узнали?
София, подчиняясь первому импульсу, уже собиралась рассказать ему всю правду, но сумела вовремя остановиться. Родители велели ей не раскрывать тайны. Они настаивали на этом. Она боялась, что если Санти узнает новость, то он не сможет удержаться и не будет держать ее при себе. Санти ворвется в дом, раскроет все карты и потребует ясности на правах отца ребенка. И тогда неизвестно, что сделают ее родители. Она все еще находилась в их власти. Родители могли отослать ее из страны и приказать никогда не возвращаться. Пока София была в Аргентине, она полностью зависела от их воли. Нет, она не смогла бы рассказать ему все, как есть. Она напишет ему обо всем из Женевы, когда родители не будут давить на нее своим присутствием. Она боролась с собой, так как самым большим ее желанием было облегчить душу и поделиться с Санти своей сокровенной тайной. Однако она решила, что пока не имеет права этого делать — правду ей предстоит нести, как крест, в одиночку.
— Они знают, — повторяла она, — и они в ярости. Они отсылают меня, чтобы я забыла о тебе.
Ее плач переходил в рыдания, она напряженно всматривалась в его лицо, ища в его глазах подтверждения того, что он любит ее по-прежнему.
— Но, Софи, позволь мне поговорить с ними. Они не могут отослать тебя. Я не стану стоять в стороне! — прошептал он, и его лицо исказилось гневом.
— О, если бы это было возможно, но они не станут слушать тебя. Они злятся на тебя едва ли не больше, чем на меня. Не поверишь, какие слова мне пришлось вытерпеть от мамы. Я думаю, что она вне себя от счастья теперь, когда у нее появился повод избавиться от меня.
— Я не позволю им разлучить нас. Я не смогу без тебя жить! Я не смогу без тебя жить, София!
Его голос звучал, как крик о помощи в темноте.
— О Санти, нам придется смириться.
— Это смешно, — сердито бросил он. — Они не имеют никаких доказательств! Они что, видели нас?