рии было интересно, спит ли ее невестка в макияже, а если нет, то узнает ли ее Санти утром. Ей очень хотелось спросить об этом, но она не осмелилась. Было время, когда она могла спросить у брата о чем угодно, но оно миновало. Их отношения изменились. Незаметно для окружающих, но изменились.
Никто не понимал, как Санти мог жениться на Клаудии. Она всем нравилась. Была приятной, доброй, красивой, но Санти и Клаудия имели мало общего. Лед и пламень. Чикита отнеслась к Клаудии с теплотой и нежностью, но это объяснялось тем, что она вообще не надеялась на то, что сын когда-нибудь женится. Она была счастлива, что на лице Санти снова появилась улыбка. Странно, но единственным человеком, с которым Клаудия нашла общий язык, оказалась Анна. Они обе были сдержанными, разделяли антипатию к лошадям, к верховой езде и прочим деревенским забавам. Они проводили много времени вместе, и Анна всячески привечала ее.
— На что ты смотришь? — вдруг спросила Клаудия, не отрывая взгляда от фотографий.
Мария испугалась, что все это время Клаудия видела, как внимательно она ее разглядывает.
— Мне просто любопытно, как тебе удается так красиво накраситься, — растерянно пробормотала Мария.
— Спасибо, — ответила она, улыбаясь Марии. — Мое предложение остается в силе.
— Я знаю. Наверное, я им воспользуюсь, — проговорила Мария с вымученной улыбкой.
— Бог ты мой, на кого ты похожа? — воскликнул с ужасом Эдуардо, когда его жена появилась за обедом с лицом продавщицы косметики.
— Клаудия мне дала урок, — тихо ответила она, взмахнув своими длинными, тяжелыми от количества туши ресницами.
— А я еще удивился, зачем вы заперлись вдвоем, — сказал он, снимая очки.
Вслед за ней появилась Клаудия, одетая в длинное черное платье, которое держалось на плечах на двух тонких серебристых бретелях.
— Любовь моя, ты выглядишь потрясающе, — сделал жене комплимент Санти, вставая, чтобы поцеловать ее.
Он не видел ее почти целый день.
— Тебе не кажется, что не мешало бы вылезти из этих джинсов? — недовольно бросила она. — От тебя пахнет лошадьми.
— Мама ничего не имеет против, она привыкла ко мне, — сказал он и поудобнее устроился в кресле.
Клаудия втиснулась рядом, хотя на кресле не хватало места для двоих. Он провел рукой по ее волосам.
— Любовь моя, — сделала ему замечание Клаудия, — разве ты не можешь вымыть руки, прежде чем прикасаться ко мне?
Он одарил ее озорной улыбкой и, притянув к себе, обнял.
— Разве тебе не по душе запах настоящего мужчины? — поддразнил он ее.
— Нет, не по душе, — рассмеялась она в ответ, привставая и отстраняясь от него. — Прошу тебя, Санти, я очень хочу, чтобы ты прикасался ко мне, но мне будет гораздо приятнее, если ты будешь делать это чистыми руками.
Санти с неохотой встал и вышел из комнаты. Спустя пять минут он вернулся чисто выбритый и переодетый.
— Так лучше? — спросил он, подняв бровь.
— Лучше, — ответила она, освобождая ему место в кресле.
Они уселись ужинать на террасе, освещаемой четырьмя лампами.
Мигель, Эдуардо и Санти заговорили о политике, а Чикита, Мария и Клаудия обсуждали их самих. Чикита очень радовалась тому, что за столом снова собралась большая семья, и наслаждалась неспешным течением вечера. Конечно, у нее в душе всегда оставалась печаль при воспоминании о Фернандо, который был далеко от них, в Уругвае, но они часто ездили навещать его.
Фернандо все еще не отошел от того, что ему довелось пережить. Он отрастил длинные волосы, но, по крайней мере, содержал их в чистоте, и они блестели на солнце, как вороново крыло. Чикита вспоминала длинные летние каникулы: жизнь щедро одаривала и ее, и ее детей, которые играли в поло до самого позднего вечера. Теперь их разметало по всему свету. Фернандо был далеко от дома. Он жил на пляже, как бродяга. Конечно, было бы лучше, если бы он вернулся в Санта-Каталину, но она тут же одергивала себя, замечая, что должна быть счастлива тем, что он остался жив.
Панчито было уже семнадцать. Это был грациозный и гибкий юноша. Он проводил много времени в доме кузенов, своих ровесников. Чикита желала бы, чтобы он приглашал друзей к себе в дом, но Панчито или играл в поло, что получалось у него отлично, или пропадал где-то целыми днями. Чикита не имела представления, с кем он сейчас. Она почти не видела младшего сына.
— А каким был Мигель, когда ты познакомилась с ним? — спросила Клаудия.
Чикита рассмеялась и сказала:
— Он был высоким и...
— Волосатым, — вмешался Санти.
Все рассмеялись.
— Волосатым. Но не таким, как сейчас.
— Мама, он преследовал тебя? Не давал тебе проходу?
— О Санти, иногда ты меня смешишь.
Она улыбнулась, и в ее глазах сверкнул огонек.
— Папа, как было дело?
— Вашу маму преследовали своими ухаживаниями все, но мне повезло больше других. — Он подмигнул Чиките через стол.
— Вам обоим повезло, — дипломатично заметила Клаудия.
— Везение не имело к этому никакого отношения. Я выпросил свою жену у дерева омбу, — хмыкнул он.
— Омбу? — Клаудия была обескуражена.
Мария взглянула на Санти, заметив, как напряглось его лицо. Он вытащил сигарету и закурил.
— Не говори, что Санти не рассказывал тебе о волшебном дереве, — удивленно протянула Чикита. — Мальчиком он все свободное время проводил возле него. Они так любили влезать на самую вершину.
— Нет, он ничего не рассказывал. А что такого особенного в этом дереве? — оглядываясь на Санти, спросила она, но он ничего не ответил, сосредоточившись на созерцании тонкой струйки дыма, повисшей в воздухе.
— Мы забирались на него, чтобы загадывать желания. Мы считали, что дерево омбу наделено волшебной силой, но все это в прошлом. Тогда мы были детьми. Ничего особенного, — объяснила Мария скороговоркой, старясь разрядить атмосферу.
Эдуардо сжал под столом ее колено в знак поддержки.
— Как это ничего особенного? Это самое что ни на есть волшебное дерево, — проворчал Мигель. — Это часть нашей юности. Мы детьми играли возле него, а взрослыми бегали туда на свидания. Не хочу быть нескромным, но именно под деревом омбу я впервые поцеловал вашу маму.
— Неужели? — воскликнула Мария.
Она не знала таких интересных подробностей.
— Я говорю вполне серьезно. Для нас с Чикитой это самое дорогое место.
— Санти, ты отведешь меня к нему? Меня просто разбирает любопытство, — сказала Клаудия.
— Да, когда-нибудь мы сходим туда, — пробормотал Санти хриплым голосом.
Его лицо побелело в огнях свечей, отчего черты лица стали казаться какими-то искаженными.
— Любовь моя, с тобой все в порядке? — забеспокоилась Клаудия. — Ты побледнел.
— У меня немного кружится голова. Это все от жары. Я целый день провел на солнце.
Он затушил сигарету и встал из-за стола.
— Я пройдусь. Нет-нет, ты оставайся и ужинай, — обратился он к жене. — Я только прогуляюсь и тут же вернусь.
Клаудия выглядела обиженной, но снова села за стол и аккуратно разложила салфетку на коленях.
— Как скажешь, Санти, — недовольно ответила она, наблюдая, как ее муж исчезает в темноте.
До нее как будто донесся смех Софии — он звучал из черной пустоты, которая вдруг окружила всех сидящих за столом.
Санти направился к дереву омбу. В небе сияли звезды, освещая ему путь. Но он мог найти дорогу с закрытыми глазами. Подойдя к дереву, он подтянулся, вскарабкался на ветку и прислонился к мощному стволу. Ему вдруг показалось, что ворот рубашки стал слишком тесен, хотя тот и был расстегнут. Санти задыхался, словно непривычная одежда душила его. Он хотел сделать глубокий вдох, но ему это не удалось. У него болела голова, его тошнило. Оглянувшись вокруг, он вспомнил, как часто они сидели здесь с Софией, глядя на звезды и далекие планеты. Интересно, когда она теперь поднимает глаза к небу, думает ли она о нем, видит ли те же звезды, стучит ли ее сердце чаще при воспоминании о прошлом?
Внезапно Санти начал рыдать. Он не мог взять себя в руки — он не плакал так безутешно с тех пор, как расстался с мыслью о том, что София будет принадлежать ему. Санти думал, что нашел счастье в объятиях другой женщины. Клаудия могла вызвать на его лице улыбку, она даже способна была заставить его рассмеяться. Она была нежной, доброй, заботливой и мягкой. Ему нравилось, как она отзывается на его ласки. Она не требовала от него подвигов, не усложняла жизнь, стараясь угодить ему. Только изредка у нее случались вспышки гнева. Она была очень сдержанной, но это не значило, что Клаудия была бесчувственной. Она умела контролировать свои чувства. Держала себя с достоинством леди. Никто не мог бы сказать, что она простушка. Клаудия умела ухаживать за собой. Так отчего же его тянуло к эгоистичной, взрывной и страстной Софии? Почему даже спустя десять лет он ощущал ее власть над собой? Почему одно воспоминание о ней могло заставить его разрыдаться, как ребенка?
— Черт побери, Софи! — закричал он, нарушив тишину ночи. — Будь ты проклята!
Клаудия хотела, чтобы для их семьи наступило новое время. Она мечтала о ребенке. Но он не был готов к такому повороту. Как он мог позволить себе ребенка, если все еще надеялся на возвращение Софии? Если он решится на такой серьезный шаг, как рождение ребенка, то навсегда свяжет себя с Клаудией. Брак сам по себе серьезный шаг, но появление детей делает его нерушимым союзом. А Санти не переставал ждать, что София вернется. Он хотел быть готовым к встрече со своей бывшей возлюбленной. Все думали, что он забыл Софию, но ее лицо всегда стояло перед его глазами. Все на ранчо напоминало о ней, каждый уголок, каждая мелочь. От воспоминаний нельзя было скрыться, и он добровольно обрекал себя на пытку памятью. Она мучила его, но и давала силы жить.
Когда Санти вернулся в дом, Клаудия ждала его. Она сидела на кровати в ночной сорочке. На ее лице были написаны и обида, и волнение. Она умылась, и без макияжа казалась бесцветной.