Макс заметил, что Никита напряженно вздыхает и спросил, в чем дело. И Никита все рассказал. И про курсы, и про завтрашние экзамены, и о том, что очень переживает.
Макс удивился. Он ничего не слышал о медицинском классе, и, честно говоря, его это направление особо и не интересовало. Но ему захотелось попробовать. А вдруг получится? Он же ничего не теряет, если попытается сдать экзамены вместе с другом.
Никита вытаращил глаза на Макса:
– Ничего не выйдет. Ты же не ходил на курсы. И с химией у тебя так себе. И они вроде бы закончили прием документов. Экзамен же завтра!
– Ну не сегодня же! – парировал Макс. Его разозлило то, что Никита ничего не рассказывал ему все это время. Ему показалось, будто его друг специально скрыл подготовку к экзаменам, чтобы у него, Макса, не было шансов поступить в этот крутой класс. – А что ты мне не сказал раньше? Я бы может тоже ездил с тобой. А?
– Я рассказывал, ты просто не помнишь. Ты тогда отмахнулся и сказал, что это тебе не интересно.
– Точно! – Макс вспомнил. Да, так и было. Никита рассказывал ему о медицинском классе и о курсах, но Максу тогда показалось, что это слишком сложно и скучно. – Ну ладно. Я тогда лажанул. А ты можешь сегодня съездить со мной в ту школу, я хочу попробовать подать документы?
– Нет, – покачал головой Никита. – Я буду готовиться весь вечер.
– Да ладно тебе! Че ты так паришься? Ты же полгода учил все это. Наоборот, тебе лучше в последний день перед экзаменом немного расслабиться. Ну поехали, а? Поможешь мне там разобраться.
Никита согласился. Он был уверен, что у Макса даже не примут документы, ведь он не поднимался выше четверки ни по одному из нужных предметов и не прошел курсы.
Но каково же было его удивление, когда директор школы согласилась допустить Макса к экзаменам. Тот, конечно, включил все свое обаяние. Он упросил дать ему шанс, на ходу выдумал фантастическую историю о том, что с детства мечтал учиться в медицинском и что просто не знал о подготовительных курсах, иначе бы обязательно занимался полгода. И директор сдалась. Что‐то в Максе было такое, что растапливало сердца самых строгих учителей, Никита уже наблюдал этот эффект десятки раз.
Они сдавали экзамены вместе. Для поступления нужно было набрать минимум девятнадцать из двадцати баллов.
Бесплатное обучение в этом классе могли пройти только десять человек, набравших самое высокое количество: двадцать или девятнадцать. Еще двадцать человек могли пройти с меньшим количеством баллов, но уже на платной основе.
Сдавать нужно было математику, биологию, химию и собеседование. Именно последний экзамен был для Никиты сложнее всего. Все вузовские преподаватели, которым предстояло два года готовить своих учеников к поступлению, устраивали каждому подробный допрос. Они задавали самые разные вопросы, к удивлению Никиты, мало относящиеся к делу. Кто он, чем занимается в свободное время, что читает и смотрит, с какими странами граничит Франция, в каком году родился Иисус Христос, помнит ли он наизусть какое‐нибудь стихотворение, что бы он взял с собой на необитаемый остров, с кем бы из великих людей он бы выбрал побеседовать, если бы у него была такая возможность.
Никита растерялся. Он смотрел в пол, краснел и заикался, и тупил даже тогда, когда знал ответы. Преподаватели переглядывались, пытались его подбодрить, но волнение было настолько сильным, что Никита совсем сдулся. Он сидел напротив этих семерых взрослых, казавшихся ему полубогами, спустившимися с Олимпа, и не мог выдавить из себя сколь‐либо внятных фраз.
Три дня после этого собеседования он не мог нормально спать, прокручивая раз за разом эти дурацкие вопросы членов комиссии, находя на них правильные ответы и отчаиваясь все больше. «Какая разница, – думал он, что я не смог сказать, с какими странами граничит Франция? Какое это имеет отношение к медицине? Неужели из‐за этого дурацкого собеседования все мои планы рухнут?»
А еще его бесил Макс. Тот вообще не парился. Ему было практически все равно, сдаст он эти экзамены или нет, поступит он в этот класс или останется в старой школе. И Никита ужасно боялся, что по какой‐то невероятной причине баллы Макса окажутся выше и именно он попадет в эту школу. Это было бы чудовищно несправедливо.
Наконец настал день, когда на сайте школы должны были появиться результаты экзаменов. С самого утра Никита обновлял страницу, и каждый раз его сердце прыгало от волнения. Результаты появились на сайте только в шесть вечера. Никита трясущимися руками докрутил длинный список до своей фамилии, и сердце его рухнуло на пол. Он набрал восемнадцать баллов. Две уверенные пятерки – математика и химия. Четыре по биологии. И четверка за собеседование. Он расплакался. Все его надежды рухнули. Он рыдал, сидя на полу, прислонившись спиной к письменному столу, за которым провел, не вылезая, последние полгода.
Проплакав минут десять, он высморкался, утер слезы и вернулся к списку. Нашел Макса и выдохнул с облегчением. Семнадцать баллов. Три четверки и пятерка за собеседование. Он написал Максу, видел ли тот результаты? «Угу, – ответил Макс. – Мы по ходу с тобой оба в пролете. Но было весело».
Весело Никите не было. Весь вечер он проплакал, лежа на кровати и глядя в потолок. А если бы он узнал, что в это время родители Макса, обрадованные тем, что их ненаглядный сынуля заявил о своем намерении поступать в медицинский, уже дозвонились до директора и выразили полнейшую готовность не только оплатить учебу сына, но и всячески участвовать в делах школы, то настроение Никиты было бы убито окончательно.
Но Макс решил не поступать в этот класс. Он мрачно представлял себе, как будет подыхать от скуки, отсиживая по восемь уроков в день. Как много ему нужно будет наверстывать и учить, учить, учить. И не особенно‐то ему интересен медицинский. Нет, пожалуй, не стоит. Он отговорил на все готовых родителей, выслушав занудные нотации отца, разочарованного в том, что сын не хочет прилагать усилий даже тогда, когда он готов все ему оплатить. Макс лег спать пораньше, сославшись на усталость и головную боль. Об Алисе он в тот вечер даже и не вспомнил.
Наверное, ты уже видишь ловушку, в которую попадают Нага. Эти драконы – отличные воины. Они – клан, способный к настоящим подвигам духа. Они могут терпеть и стойко выносить трудности. Они могут собраться и заставить себя делать то, что нужно. С их силой воли не сравнится ни один клан драконов. Но они боятся проявлять себя.
Стесняться и чувствовать неуверенность могут все кланы драконов. Меньше всего это присуще Амару. Инлуны боятся проявлять себя, потому что считают себя хуже других и не уверены в том, что могут быть кому‐то интересны. Имуги тоже иногда стесняются, но гораздо реже, чем Инлуны и Нага. Они убеждены, что они особенные, просто им труднее выражать эмоции, чем Амару. А Нага точно знает, что он может ничуть не меньше, чем Амару. Он понимает, что приложил гораздо больше усилий, чем Амару. И Нага считает успех Амару несправедливым, но вместо того, чтобы заявить о себе, он предпочитает выжидать.
Нага может день за днем наблюдать за ошибками и проколами лидеров, точно подмечать их слабые стороны и злиться, что всегда находятся те, кто не замечает этих недостатков Амару.
Ловушка Нага в том, что ему нужны какие‐то якобы объективные доказательства своей крутизны. Они готовы трудиться, сражаться, быть терпеливыми и упорными, но почему‐то часто остаются на вторых ролях. И никто, кроме их самих, им не мешает.
Их ловушка – страх ошибки. Они боятся заявить о себе, привлечь к себе внимание и облажаться. Они боятся разочарованной реакции окружающих, боятся, что кто‐то скажет, что у них ничего не получилось.
Остальные кланы не так боятся ошибки, как Нага. Инлун считает, что его жизнь состоит из ошибок, и это нормально. Амару не видит своих ошибок или часто отрицает их. Имуги может схитрить и объяснить какой‐то прокол обстоятельствами или свалить ответственность на окружающих. А Нага слишком ответственный. Проиграть, ошибиться, оказаться хуже других для него слишком болезненно, поэтому он старается держаться в тени, чтобы быть в безопасности, чтобы его не оценивали тогда, когда он не на высоте.
Но очень часто именно Нага – настоящие герои, если им удается выбраться из этой ловушки. В этот момент они будто сбрасывают кокон и расправляют крылья, превращаясь в бабочку. И эта метаморфоза очень редко происходит медленно или сама собой. Нет, обычно это волевое усилие, преодоление себя, проживание поражения и потеря страха перед ним.
Нага думает, что для уверенности в себе ему нужно прожить какую‐то серьезную победу. И он проходит этап за этапом, но ничего не меняется – он все так же боится проиграть. Ему нужно прожить поражение несколько раз, в разных ситуациях. И убедиться в том, что мир не рухнул, никто не перестал его уважать и поддерживать, ничего страшного не случилось. Тогда он может ощутить свободу и силу по‐настоящему.
Например, Пол Атрейдес из «Дюны» и Нео из «Матрицы» – Нага. И чтобы они смогли поверить в то, что именно они – избранные, нужно было, чтобы все окружающие доказывали им это, верили в них. А еще каждому из них нужно было пройти испытание, непосильное для других.
То есть Нага может месяцами и годами не верить в то, что он достоин быть лидером. Если Имуги часто чувствуют себя особенными и даже лучше других просто так, безо всяких достижений и доказательств, например потому, что у них глаза какого‐то необычного цвета или им снятся странные сны, то Нага нужно постоянно доказывать самому себе и окружающим то, что он не хуже остальных.
Например, многие Инлуны совершенно спокойно скажут: «Я не лучше других, а в чем‐то даже слабее. Поэтому мне нужно особое внимание, понимание и сочувствие». Нага так не скажет. Ему нужны результаты, причем такие, которые признают все окружающие: первые места, золотые медали, выученная наизусть длиннющая поэма, самое большое количество подтягиваний и так далее.
Но в реальной жизни Нага не нужно проходить такие испытания. Им нужно разрешить себе ошибаться и перестать зависеть от страха кринжа, перестать думать, что окружающий мир рассматривает их под микроскопом, придирчиво подмечая каждое несовершенство. А еще Нага нужно преодолевать соперничество с Амару или учиться использовать это соперничество для своего роста, а не наоборот, умножая свои комплексы сравнением с теми, кому роль лидера дается легко и безо всяких усилий.