И всё же я в который раз чувствовал: тут что-то не так. Ведь я даже делал зарисовки Итомори, одну за другой, и нарисовал аж несколько штук! Тем не менее безумный, болезненный интерес к этой истории пробудился во мне вдруг, ни с того ни с сего, лишь через несколько лет после катастрофы! Как если бы что-то внезапно посетило меня, словно запоздавшая комета, а потом улетело, не оставив после себя ни следа, ни воспоминания... Что же это такое?
«Впрочем, ладно, что уж теперь, — думал я, разглядывая пейзаж вечерних квартальчиков Ёцуя со смотровой площадки на Сотобори. — Теперь уже всё равно. Впору написать это для себя большими буквами на стене. Чем думать о событиях из прошлого, которого почти не помнишь, куда важнее задуматься о том, как найти работу хотя бы со следующего года!»
— Ветер поднялся, — негромко, почти полушёпотом сказала Окудэра-сэмпай.
Её волнистые длинные волосы заколыхались; до меня донёсся лёгкий, чуть сладковатый аромат, который я точно так же вдыхал где-то далеко и очень давно. И от этого аромата — будто на каком-то условном рефлексе — у меня защемило в груди.
Мы поужинали с ней в том самом итальянском ресторанчике, где подрабатывали в студенчестве.
— Таки-кун! А ты не помнишь, как обещал угостить меня после того, как окончишь школу? — уточнила она, и, хотя я не помнил такого загадочного обещания с моей стороны, с удовольствием и даже с некоторой гордостью заплатил за нас обоих.
— Спасибо, что побыл сегодня со мной. Дальше я сама, — сказала она, когда я проводил её до турникета метро.
— В каком, оказывается, вкусном ресторанчике мы когда-то подрабатывали! — улыбнулся я.
— Ну что ты. Все повара там всегда были настоящими мастерами.
— Столько лет там проработал, а понял только сейчас!
Мы смеёмся. Она глубоко, жизнерадостно вздыхает, машет мне рукой:
— Ну, до встречи?
И на её безымянном пальце поблёскивает колечко с камешком, точно сверкающая капля воды.
— Ты тоже когда-нибудь обязательно станешь счастливым!
Там, в ресторанчике, когда мы уже допивали эспрессо, она сообщила мне, что выходит замуж. Я не нашёл, что бы внятное сказать ей на это, а просто промямлил дежурное пожелание счастья.
«Я вовсе не считаю себя несчастным», — думаю я, глядя, как Окудэра-сэмпай спускается по ступенькам. Хотя и что такое счастье, представляю пока с трудом.
Вновь ловлю себя на том, что стою и разглядываю свою ладонь. Всё, что я вижу в ней, — это отсутствие чего бы то ни было.
Ну что ж... Постою так ещё немного.
Не успел я оглянуться, как время года сменилось опять.
Осень с её затяжными тайфунами миновала, и тут же, без всякой переходной паузы, зарядили холодные зимние дожди. Вот и сегодня вечером долгий дождь шумит за окном кафе еле слышно, украдкой, словно воспоминание о каком-то давнишнем разговоре. Рождественская иллюминация на улице тускло мерцает за водяной завесой.
Отгоняя от себя ненужные мысли, я пью из бумажного стаканчика кофе и в который раз уже просматриваю страницы своего блокнота. В нём подробнейшим образом расписан сценарий моих нынешних, уже декабрьских поисков работы.
Встречи с уже работающими однокашниками, посещения разъяснительных лекций для соискателей, последние сроки подачи кандидатских заявок, списки необходимых документов, графики назначенных собеседований... От крупных строительных фирм до проектных офисов и пригородных заводов, без какой-либо градации приоритетов и предпочтений — от скуки сдохнешь, пока прочтёшь. Я проверяю данные в памяти смартфона, сравниваю их со списками в блокноте и выстраиваю себе расписание, начиная с завтра и на несколько дней вперёд.
— Я подумала, что нам просто нужно сходить ещё на чью-нибудь свадьбу...
Когда диалоги незнакомых людей смешиваются с шумом дождя, они звучат так, будто эти люди секретничают. Сидящие позади меня парень с девушкой обсуждали, как им лучше устроить свою собственную свадьбу, и хотя мне тут же вспомнилась Окудэра-сэмпай, но голосами и манерой держаться они разительно от неё отличались. Неторопливо-провинциальный, чуть ли не деревенский говорок и спокойная, мирная аура, что от них исходила, словно намекали на то, что эта парочка дружит с детства. Волей-неволей я начал прислушиваться к их разговору.
— Ещё на чью-нибудь? — со скукой, но и с явной любовью в голосе отзывается парень. — Ну сколько можно шататься по чужим свадьбам? Они же все друг на друга похожи как две капли воды!
— Но мы были на европейских. А ведь жениться по-синтоистски — это тоже так здорово!
— Погоди. Но ты же сказала, что мечтаешь по-европейски, с крестом и капеллой!
— Ну, знаешь... Такое случается в жизни только раз! И принять решение очень непросто!
— Но ведь сказала, что решила уже! — слабо пытается спорить парень, и я против воли беззвучно хихикаю.
Этот его аргумент девушка пропускает мимо ушей.
— Хм-м-м... — только и протягивает она задумчиво. — Куда важнее, Тэсси, знаешь что? Чтобы ты до свадьбы сбрил бороду!
Моя рука, потянувшаяся к стаканчику с кофе, замирает на полпути.
Не понимаю почему, но пульс учащается.
— Я тоже обещаю похудеть на три кило!
— И ты обещаешь это, пожирая при этом пирожное?
— С завтрашнего дня возьму себя в руки!
Я медленно оборачиваюсь.
Оба уже поднялись со своих мест и теперь вдевают руки в рукава своих курток. Долговязого парня с обритой под ноль головой в вязаной шапочке я успеваю разглядеть только в профиль. Девушка же оказывается миниатюрной, с короткой круглой стрижкой, очень юной студенткой. Оба поворачиваются ко мне спиной и шагают к выходу из кафе. А я почему-то всё смотрю на их спины и не могу оторваться.
— Спасибо за визит! — говорит им у выхода служащий кафе, и его голос сквозь шум дождя звучит тускло и безжизненно.
Когда я выхожу из кафе, дождь сменяется снегом.
Благодаря до отказа напитавшей воздух влаге, на улице с танцующим снегом до странного тепло, и меня вдруг охватывает беспокойство, не попал ли я в какое-то неправильное время года. Мне начинает казаться, что каждый из проходящих мимо людей скрывает какую-то важную тайну, и я то и дело оборачиваюсь на них.
Так, постепенно я добредаю до районной библиотеки. Вхожу. В просторном колонном зале я вижу там и сям всего несколько посетителей, из-за крайней малочисленности которых в таком огромном помещении кажется холодней, чем на улице.
Я сажусь в кресло, раскрываю найденную на полке книгу. Фотоальбом под названием «Итомори: исчезнувший город. Полная летопись».
Словно вскрывая старые конверты за семью печатями, я медленно переворачиваю страницу за страницей.
Деревья гинкго во дворе младшей школы. Крутая лестница храма, с которой видно всё озеро. Давно потерявшие цвет храмовые ворота-тории. Узенькая дорожка через крестьянское поле, грубо выложенная из деревянных блоков, похожих на детские кубики. Широченная без всякой надобности автостоянка, стоящие рядом два ночных бара, уныло-бетонное здание старшей школы. Старое префектурное шоссе с потрескавшимся асфальтом. Теплицы, крытые полиэтиленом, в котором отражаются облака.
Самые обычные сельские пейзажи, которые в Японии можно увидать где угодно. Именно поэтому я и помню их так хорошо. Тепло нагретых солнцем каменных стен, прохлада ветра с озера всплывают в моей памяти так отчётливо, словно я прожил здесь много лет.
«Так почему же, чёрт возьми?..» — думаю я, перелистывая страницы.
Почему от этих фото уже не существующего городка меня так пронзительно щемит сердце?
Когда-то давно, охваченный сильными чувствами, я принял некое решение.
И с тех пор, глядя на свет в чужих окнах по дороге в свой одинокий дом, покупая в магазине бэнто или перевязывая заново шнурки на ботинках, я вдруг неосознанно вспоминаю об этом.
Когда-то давно я что-то твёрдо решил для себя. Повстречав кого-то... Или нет, наоборот: я решил это именно для того, чтобы кого-то найти.
И теперь всякий раз, когда я умываю лицо и вижу свои глаза в зеркале, когда выношу на свалку очередной мешок с мусором или щурюсь, глядя на солнце в проёмах между небоскрёбами, я непроизвольно думаю об этом — и заставляю себя улыбаться.
Но даже если я не помню, ни с кем, ни с чем это решение связано.
И даже закрывая за собой дверь при уходе с очередного проваленного собеседования — всё равно, думаю я.
Всё равно — даже сейчас я продолжаю бороться. Образно говоря, бороться за свою жизнь. Думаю, моё решение было так или иначе связано именно с этим. С тем, чтобы бороться. С тем, чтобы жить дальше. Вдыхать поглубже — и делать очередной шаг вперёд. Бежать. Есть. Сплетать и увязывать одно с другим. И точно так же, как проливать слёзы над самым обычным сельским пейзажем, продолжать жить самой обычной жизнью.
«Ещё хоть немного», — думаю я.
Хотя бы совсем немного — уже хорошо.
Даже не понимая, чего хочу, я всё равно продолжаю чего-то желать.
Хотя бы ещё чуть-чуть. Совсем чуть-чуть — и на том спасибо.
Сакура цветёт и опадает, долгий дождь умывает город, белые облака клубятся в вышине, листья краснеют или желтеют, дует леденящий ветер. А потом сакура зацветает снова.
Дни проносятся всё быстрее.
Я оканчиваю универ, нахожу себе какую-никакую работу, хожу на неё. Каждый день прилагаю все силы, чтобы не вылететь из вихляющего из стороны в сторону автомобиля. И иногда пусть немного, но верю, что приближаюсь к той жизни, к которой стремлюсь...
Утро. Проснувшись, я поглядел на свою правую руку. И различил на указательном пальце маленькую каплю. Но уже через несколько секунд и только что виденный мною сон, и эта слезинка улетучились без следа.
«Хотя бы ещё немного», — подумал я и выбрался из постели.
«Хотя бы ещё чуть-чуть...»
Повторяя это про себя, точно мантру, я подошла к зеркалу, собрала волосы на затылке, перехватила шнурком, надела весенний костюм.
Открыв дверь своей квартирки, я полюбовалась токийским пейзажем, простирающимся чуть не до самого горизонта.