Что тут скажешь? «Вы же сами её воткнули» — не лучший вариант. Я пытаюсь вежливо улыбаться, но с его физиономии улыбка вдруг улетучивается.
— Что будем делать, я спрашиваю?! — орёт он уже во всю глотку и неожиданно пинает коленом свой столик. Бабах! В зале повисает гробовая тишина, а я застываю, словно кусок льда.
— Что-то не так, господин?
Какая-то женщина, появившись откуда ни возьмись, отодвигает меня в сторону. И говорит мне тихонько:
— Иди, я сама разберусь...
Кто-то сзади берёт меня за локоть и утягивает прочь. Я оборачиваюсь. Старший коллега-официант.
— Да что с тобой сегодня?! — спрашивает он встревоженно.
— Примите наши самые искренние извинения! — говорит женщина отморозку, сгибаясь в глубоком поклоне.
Гул в зале возобновляется, словно кто-то вернул ручку громкости в её обычное положение.
Орудую поломоечной машиной, похожей на газонокосилку. Рабочий день в ресторане закончен, лампы в канделябрах пригашены, все скатерти со столиков сняты; кто-то протирает бокалы, кто-то проверяет содержимое холодильников, кто-то ковыряется в компьютере за кассовым аппаратом.
Женщина, что выручила меня сегодня, протирает столы, явно рассчитывая на то, что я сам заговорю с ней. Я вижу её профиль, но она прячет взгляд, так что выражения лица не разобрать. Тем не менее на её очаровательных пухлых губах угадывается мягкая улыбка. Тонкие руки, узковатые бёдра, большая грудь — в целом выглядит чертовски привлекательно. И на этой сногсшибательной груди я замечаю табличку с фамилией «Окудэ́ра». Ну что ж, вперёд...
— Окудэра-сан! — громко окликаю я. И тут же получаю лёгкий шлепок по затылку.
— «Сэмпай»[17], балда! — подсказывает мне мужчина, проходя за моей спиной на кухню со стопкой меню под мышкой. А ведь верно, «сэмпай»...
— Э-э... Окудэра-сэмпай! Я сегодня... хм...
— Что, Таки-кун? Пережил катастрофу?
Она поворачивается. Её длинные изогнутые ресницы поднимаются, и миндалевидные глаза самой настоящей красавицы смотрят на меня в упор. От её завораживающего голоса у меня по спине пробегают мурашки. Так, что хочется всё бросить и немедленно признаться ей в любви. Я чувствую, что краснею, и поспешно опускаю взгляд.
— А... Э-э... Катастрофу?
— Этот тип явно тебя провоцировал. По инструкции я, конечно, не взяла с него денег, но...
Ни капельки не сердясь, она выворачивает тряпку наизнанку и начинает вытирать очередной стол. И уже собирается закончить фразу, как вдруг...
— Ой! Окудэра-сан! — раздаётся крик ещё одной официантки. — Ваша юбка!
— А?!
Окудэра-сэмпай выворачивает шею, оглядывает себя сзади и тут же густо краснеет. По юбке поперёк одной из ягодиц тянется горизонтальный надрез. Тихонько вскрикнув, она быстро передвигает фартук спереди назад, пряча дырку от посторонних глаз.
— Сами-то целы?
— Чёртов якудза! Это же он, да?
— Чистый харассмент![18]
— Вы помните, как он выглядел?
Сразу несколько сотрудников ресторана собираются вокруг неё и взволнованно обсуждают случившееся. Она же стоит, опустив голову, и смотрит в пол. Я тоже пытаюсь что-нибудь сказать, но слова застревают в горле, и я одиноко столбенею посреди зала. Плечи Окудэры чуть заметно подрагивают, а в глазах, по-моему, стоят слёзы...
Похоже, теперь мой черёд её выручать.
Наверное, меня оттолкнут, но вот уже я хватаю её за руку и вывожу из зала.
— Эй, Таки! Ты что себе позволяешь?! — кричат мне в спину, но я не обращаю внимания.
Зелёная — для полянки. Оранжевая — для цветка и бабочки. И ещё один какой-нибудь мотив... Коричневый? Ага, для ёжика. А кремовый — для его носа.
Совместив края дыры на юбке, я аккуратно, мелкими стежками заштопываю надрез. Понятия не имею, откуда в раздевалке взялись катушки с разноцветными нитками для вышивания, но именно их я задействую для этого сомнительного ремонта. На такое рукоделие Бабуля давно меня натаскала, тут уж я просто ас...
— Ну, вот и готово!
Не проходит и пяти минут, как я вручаю заштопанную юбку Окудэре-сэмпай.
— А?.. Ничего себе!
Когда я только притащил её в раздевалку, на лице её было куда больше опасливого сомнения. Но теперь на нём не написано ничего, кроме удивления.
— Вот это да! Таки-кун, как здорово... Даже красивее, чем было!
Поскольку надрез был длиной сантиметров в десять, я сначала заштопала его, а по шву и вокруг него набросала стежками рисунок: ёжик, резвящийся на полянке. Просто подумала, что для такой красавицы, как сэмпай, подойдёт какой-нибудь милый сюжетик в подобном духе. Её красивое лицо, ставшее вдруг таким же близким и знакомым, как лицо соседской девчонки из моего городка, расплывается в улыбке.
— Спасибо, что спасли меня сегодня, — наконец-то удаётся мне сказать.
— Уф-ф... — Окудэра-сэмпай чуть прищуривает свои большие глаза. — На самом деле я за тебя беспокоилась. Всё-таки ты у нас, Таки-кун, парень задиристый, хотя и не силач, — продолжает она, постукивая себя пальцем по левой скуле.
Ага... Понятно теперь, откуда у Таки Татибаны на физиономии лейкопластырь.
— Хотя лучше бы ты оставался таким, как сегодня, — чуть поддразнивает она. — Как раз со стороны женской силы у тебя всё в порядке![19]
Пабам-м! Сердце готово выскочить у меня из груди. Я улыбаюсь ей так, словно готова подарить весь мир, ведь она самое достойное, что я увидела за весь этот странный токийский день.
Жёлтая электричка, на которой я еду домой, почти пуста.
Теперь я начинаю замечать: Токио заполнен самыми разными запахами. Супермаркеты, семейные ресторанчики, шагающие мимо люди, парки и скверы, стройплощадки, ночные станции, вагоны метро изнутри — всё имеет свой запах, который меняется чуть ли не каждые десять шагов. До сих пор я даже не подозревала, какие плотные могут быть запахи там, где собирается так много представителей людского племени. В каждом из бесконечных окон, горящих передо мной до самого горизонта, происходит чья-нибудь жизнь. А от бессчётного их количества — просто глаза разбегаются! — сердце ёкает точно так же, как от тяжести гор, окружающих мой городок и убегающих вдаль до самого горизонта.
Вот, значит, в каком месте ты обитаешь, Таки Татибана... Я протягиваю руку к его отражению в вагонном окне. Хотя поначалу от этого парня меня тошнило, в общем, надо признать: не такой уж он и противный. И после такого тяжёлого дня, проведённого вместе, он даже стал мне кем-то вроде боевого товарища. Но всё-таки...
— Но всё-таки какой до ужаса реалистичный сон, а?
Вернувшись домой, я заваливаюсь в постель — на ту же кровать, на которой проснулась сегодня утром.
Но в каком-то смысле разве это не чудо — увидать такой странный сон? Завтра непременно расскажу о нём Тэсси с Саечкой. Ох, и воображение у меня: всё как наяву! Может, мне стоит податься в мангаки?[20] Хотя нет, с рисованием у меня нелады. Тогда в писатели? Наверняка выйдет что-нибудь путное. И моих крутых гонораров хватит, чтобы снимать в Токио квартиру для всех троих...
Фантазируя об этом, я с улыбкой переворачиваюсь на спину, беру смартфон Таки Татибаны, провожу по экрану пальцем. Ну-ка, посмотрим... О! Ежедневник?
[07/09 — жрём с Цукасой в KFC][21]
[06/09 — кино в Хибии][22]
[31/08 — архитектурная экскурсия, прибрежный дизайн]
[25/08 — зарплата за подработку!]
Прокручивая дату за датой, натыкаюсь на любопытное: «Ох, и зануда же она...» Затем переключаюсь на фотографии. Почти все снимки пейзажные, также много кадров с Цукасой. Вместе едят рамэн, вместе гуляют в парке и так далее — в общем, не разлей вода. Закусочная, лапшичная, гамбургерная. Дорога из школы домой: над долиной из небоскрёбов — закатное небо, перечёркнутое белым шлейфом от самолёта.
— Как всё-таки это здорово — жить в Токио! — шепчу я и зеваю во весь рот. Наверное, скоро засну. Следующее фото...
— О? Окудэра-сэмпай?
Окудэра на снимке протирает ресторанное окно, стоя к фотографу спиной, — похоже, Таки снимал украдкой. Но уже на следующем фото она его заметила и с улыбкой показывает двумя пальцами «пис»[23].
Так, может, этот парень в неё влюблён? Но даже если и так, чувство это наверняка одностороннее. Окудэра — студентка вуза, а он — старшеклассник, совсем ещё дитя...
Я сажусь на кровати, нажимаю «ввод» и пробую описать в ежедневнике то, что случилось со мной сегодня. Промахов было много, зато под конец подружилась с Окудэрой. Закончив работу, мы с ней прошли вместе от ресторана до самой станции. Обо всём этом я с гордостью докладываю Таки Татибане — пусть знает. Закончив печатать, снова зеваю. И тут...
ТЫ КТО ТАКАЯ?!
...я вдруг вспоминаю надпись, невесть как появившуюся в моей тетрадке по литературе. Таки Татибана, превратившийся в меня, сидит в моей комнате в Итомори и пишет эти буквы, перед тем как уснуть... Почему-то мне представилось именно это. Дикая фантазия. И всё же в ней есть какая-то странная логика. Я беру нестираемый маркер и вывожу им на своей ладони:
МИЦУХА
Уа-ах-ха-ха... — зеваю в третий раз. Ох, и устала же я сегодня! День был плотным и разнообразным, как непрерывный душ всех оттенков тепла и холода. Мир сиял всеми цветами радуги так, что и закадровая музыка была не нужна. Я представляю физиономию Таки Татибаны в миг, когда он увидит буквы у себя на ладони, улыбаюсь и засыпаю.
— Что за чёрт?! — вскрикиваю я невольно, увидев свою ладонь.
Оглядываю себя. Форма измята, галстук как жёваный... Неужели я спал, даже не раздевшись?