— А почему не она сама? — огрызнулся тот. — Всё я да я!
Да ты же видишь, что у нее!
— А что она, ляжет в постель и ходить не будет? У нее ведь есть старые ботинки.
— Ну ладно, ладно, я сама отнесу! — вмешалась Нина. — Не нужно его одолжений!
— Тем лучше, — согласилась мать. — Пока отец придет обедать, ты уже будешь дома.
Нина собралась и пошла. А Толя вернулся на свое место и снова принялся за чтение, или, лучше сказать, за упражнения со стулом.
… Нина вышла на улицу, прошла квартал и остановилась у дверей, над которыми висела вывеска: «Мастерская обуви Кожпромсоюза».
Вошла, обратилась к приемщику, но ей ответили:
— Мы шьем только новую обувь, а в ремонт не принимаем. Для этого есть специальные мастерские.
Нина вышла — и не знает, куда ей направиться. Хотела было вернуться, спросить, да не решилась. Постояла, подумала и медленно побрела по улице, рассматривая вывески.
Прошла одну улицу, вторую — нигде не видно мастерской, в которой ремонтируют обувь. Стала присматриваться, у кого бы спросить, но никак не могла осмелиться: один слишком важен и серьезен, другой чересчур озабочен, у третьего очень суровый вид. А когда, наконец, обратилась к одной приветливой женщине, то та ей дружелюбно ответила:
— Не знаю, деточка!
Долго скиталась Нина, пока всё же не наткнулась на нужную ей мастерскую.
С большой радостью вошла она в двери. Там работало много мастеров, но еще больше было заказчиков. Мало ли было в городе мастерских, или уж день такой выпал, но только собралась целая очередь к мастеру, принимавшему заказы. И Нина вынуждена была встать в очередь.
Стоит, а есть так хочется! Еще когда она пришла из школы, хотелось есть, ждала обеда, а теперь вон столько прошло времени, и неизвестно, сколько еще пройдет. А дома, наверное, уже обедают…
Однако и дома с обедом всё вышло не так просто.
Отец, как всегда, пришел домой ненадолго. У него постоянно какие-то там балансы, отчеты, сметы. Толя соскочил со стула, придвинул его к столу, так как собирались обедать, и стал показывать отцу свои отметки. Не видел, бедняга, что тот самый дерзкий винт, который собирался выпасть из стула, воспользовался случаем и упал на пол. А второй уже наполовину торчал наружу. ..
Отец посмотрел ведомость, погладил бородку и, довольный, сказал:
— Старайтесь, старайтесь, детки! А где Нина?
— Ботинок понесла чинить. Сейчас придет.
— Ну, мать, давай скорее обедать, я спешу!
Бодрый, довольный, подошел он к столу и тяжело опустился на стул. И вот тут-то случилось такое, чего Толя не забудет всю жизнь.
Стул крякнул, покосился — и отец полетел на пол!
Дородный, почтенный папаша, с бородкой и усами, такой серьезный и важный, полетел вверх тормашками, словно какой-то мальчишка, смешно взмахнув руками и задрав ноги так высоко, что задел тарелку и, наконец, грохнулся на пол, как слон, так что вся комната затряслась.
Мать вскрикнула не своим голосом, а Толя побледнел и прирос к полу. В глазах помутилось, отец и стол будто поплыли от него и стали маленькими-маленькими. Отец медленно поднялся и уставился на Толю грозным взглядом.
Толе казалось, что наступила долгая, жуткая, тихая ночь.
— Это ты?! — послышался, наконец, зловещий шепот, и отцовская рука сжала спинку сломанного стула.
Толя втянул голову в плечи. Мать бросилась к отцу. Тот, тяжело дыша, всё смотрел на Толю. Затем, растягивая слова, произнес:
— Сейчас же отнеси стул в мастерскую и не возвращайся домой, пока он не будет починен. Марш!
Толя облегченно вздохнул, радуясь, что вся эта история окончилась для него так счастливо. Вмиг он накинул куртку, подхватил стул и выскочил из комнаты с такой же стремительностью, с какой недавно в нее вбежал.
… А Нина в это время дождалась уже своей очереди и подала мастеру ботинок.
— Гвоздь нужно забить, колет, — сказала она.
Мастер взял ботинок, повертел в руках, начал писать квитанцию и сказал:
— Зайдешь денька через четыре.
Нина жалобно стала просить:
— Здесь только один гвоздик загнуть… Пожалуйста, сделайте сейчас… Я всю ногу искалечила.
— Видишь, сколько обуви нанесли? — хмуро ответил мастер. — Всем сразу не сделаешь, нужно по очереди.
— Мне ходить не в чем, а работы здесь совсем мало… Я обожду… — просила Нина.
— И небольшую работу всем сразу не сделать, — сказал мастер и взял обувь у следующего заказчика.
Нина отошла в сторонку и остановилась. Четыре дня! Это уже слишком. Неужели не согласится сделать сейчас? Нет, лучше она переждет, пока все уйдут, и тогда попросит еще.
И она стала ждать.
Полчаса, которые она прождала, показались ей чуть ли не двумя часами; но вот, наконец, она дождалась, когда все ушли, и снова подошла к мастеру.
— А ты еще здесь? — удивился тот.
— Дяденька, сделайте, пожалуйста, сейчас. Ну что вам стоит? — сказала она чуть не плача.
Мастер взглянул на нее ласковее и взял ботинок Осмотрел, ощупал его и сказал:
— Ну ладно!
Взял какую-то железку — не то напильник, не то большой гвоздь, поставил ее на гвоздь внутри ботинка, ударил по ней два раза молотком и подал Нине ботинок.
— Готово!
А Нина стояла вытаращив глаза, словно увидела что-то сверхъестественное.
— На возьми, всё в порядке теперь! — повторил мастер.
— А… сколько стоит? — вымолвила Нина.
— Да нисколько, — ответил мастер и взялся за другую работу.
Нина постояла, повертела в руках ботинок, а потом как-то невольно у нее вырвалось:
— Да ведь это я и сама могла сделать!..
Мастер улыбнулся:
— Могла бы! Каждый ребенок смог бы. Только нет у вас этой привычки. Всё ждете, чтобы кто-нибудь другой сделал.
— Спасибо!-сказала Нина и, пристыженная, вышла из мастерской.
Всю дорогу она раздумывала над этим «ремонтом». Сколько беспокойства и неприятностей было из-за этого гвоздя! И ногу исколола, и чулок порвала, и по городу долго скиталась, и в очереди стояла, и без обеда проголодалась, да и ждать бы пришлось целых четыре дня, а всего и дела-то полминуты; да еще такого, которое она и сама могла бы сделать.
… Толя шел по улице и проклинал стул, который он сам же сломал. Ножки стула, как будто нарочно, задевали каждого встречного, и каждый из них ворчал:
— Ты чего это с такой рогатиной по тротуару расхаживаешь? Сойди на мостовую!
Сошел на мостовую, а там трамвай, автомашины, лошади.
Мечется парень из стороны в сторону. Увернулся от автомобиля и зацепил ножкой за платок одной пожилой женщины. Та заорала, словно попала под автомобиль.
— Ты чего это здесь хулиганишь? — накинулся на него какой-то сердитый мужчина. — Другого места нет тебе?
Обидно стало Толе. Куда деваться? Побежал на другую сторону, — а там милиционер.
— Ты чего вертишься посреди улицы? Под машину еще попадешь. Иди на панель!
А на панели, как назло, народу пропасть, все куда-то спешат и даже без стульев задевают друг друга.
Им это ничего не стоит: скажут «извините» — и пошли дальше. Через несколько шагов опять столкнутся, опять скажут «извините» — и помчались дальше. Но обычно в таких случаях извинения просит не тот, кто толкнул, а кого толкнули.
Зато когда встретятся два совершенно одинаково вежливых человека, тогда начинается настоящая кадриль: один свернет в сторону, чтобы дать дорогу другому, и второй в ту же самую сторону; тогда первый спешит обратно, а второй — уже там, затем оба отскочат направо, потом налево. . . и чем вежливее люди, тем дольше они танцуют. И среди всех этих прохожих нашему герою нужно было пробираться со стулом.
Во всяком случае, Толя хорошо понимал, что кому-кому, а ему с такой ношей нужно быть особенно вежливым, если он не хочет наткнуться на новые неприятности.
Он взвалил стул на спину, сиденьем назад, чтобы ножки не торчали в сторону, и двинулся дальше.
Через некоторое время он всё-таки задел какого-то гражданина, но сразу же поклонился и сказал:
— Извините!
А позади ножка стула поднялась вверх и… сбила шляпу у одной молодой женщины.
Раздался пронзительный крик. Толя испугался, быстро обернулся и… ушиб кого-то с другой стороны. В результате он и сам не заметил, как очутился опять посреди улицы.
Тогда он сообразил, что можно идти и не по тротуару, и не по мостовой, а между ними. Опустив голову, стараясь нести стул ровно, пошел он, как конь в борозде, и был очень рад, что никому не мешает.
Когда он пришел в мастерскую, то встретился с неприятностью, от которой вся уличная история вылетела из головы.
— С таким ремонтом нам нет смысла возиться! — категорически заявил мастер.
— Почему? — спросил Толя, и сердце у него сжалось.
— Если все будут обращаться к нам с такой мелочью, так некогда будет настоящим делом заниматься!
Толю охватил ужас. Как же теперь вернуться домой? Отец ведь сказал, чтобы домой не являться, пока стул не починит.
— Будьте добры. ,. почините, — начал просить Толя. — Может, это недолго… . Мне отец велел… Почините…
Мастер взял шуруп, ввинтил его в ножку, другой шуруп подвернул покрепче, остальные закрепил и отдал стул. Весь ремонт продолжался не более двух минут. Толя стоял, смотрел и удивлялся:
«Да это бы я и сам мог сделать!..»
— А сколько… стоит? — произнес он наконец.
— Ну, уплати за новый винт, что ли, — усмехнулся мастер.
Возвращаясь обратно, Толя, как и его сестра, всю дорогу размышлял о ремонте. Не только в их семье, но и среди всех знакомых испокон веков существовало мнение, что такого рода работу должен выполнять обязательно специалист, независимо от того, сложна она или проста.
Если нужно, к примеру, починить стул или стол — ввернуть тот же шуруп, — то это должен был сделать только столяр. Когда нужно было укрепить замок и при этом ввернуть тот же самый шуруп, — необходимо позвать слесаря. Гвоздь в сапог должен вбить сапожник. Расхлябался винтик в стенных часах — его должен подкрутить, часовой мастер, а в швейной машине — механик.