— Видеонаблюдение — это серьезно… — кивнул Никита, вспомнив камеру в доме у Вероники. — А машину он мог бы вскрыть? С помощью компьютера?
— Если честно, я уже думала об этом.
— И молчала?
— А вдруг это не Кирилл?
— Что, не Кирилл?
— Олег избил Игонина. Там и синяки были, и подозрение на перелом. И все знали, кто это сделал. Во всяком случае, могли знать враги Игонина.
— Какие враги?
— У него серьезный пакет акций в крупной строительной фирме. Может, он конфликтует с главным акционером или просто кому-то дорогу перешел. Вот его и убили. А крайним сделали Олега… Узнали, что у него есть мотив, и организовали убийство. Разве так не могло быть?
— Но ты же говорила про Кирилла…
— Потому что думала о кошках… Кирилл мог… Игонина он тоже мог убить. Но зачем ему это?
— Может, у него был конфликт с Игониным?
— Так надо узнать, был или нет… Может, он и не знает никакую Веронику.
— Мне нужна его фотография. И полные данные — фамилия, имя, отчество.
— Фотография у Кристины может быть, я зайду к ней на страничку…
Елизавета перекочевала в гостиную, села за компьютерный стол, а Никите движением руки показала на кресло.
А кресло такое мягкое, уютное. И за окнами уже темно. В часть надо ехать, отчитываться о проделанной работе, даже если это не требуется. Но в комнате так тепло, а тишина, нарушаемая лишь приятным пощелкиваем «мышки», убаюкивает.
Никита и сам не заметил, как задремал. Разбудило его легкое прикосновение. В комнате уже горел свет, Елизавета стояла рядом, приложив два пальца к его плечу. В пальцах другой руки она держала фотографию, только что отпечатанную на принтере.
— Я все сделала, — улыбнулась она.
Никита глянул на Кирилла, который смотрел на него с фотографии. Ничего особенного. Жидкие волосы, тонкие брови, резкий нос, жесткая линия губ. Глаза небольшие, но глубокие, взгляд спокойный, но пронизывающий. Олег так и сказал, сильный взгляд.
— Старая фотография, лет пять уже как. Но Кирилл почти не изменился.
— Давно его видела?
— Весной… — немного подумав, ответила Елизавета.
— Ладно, пойду я. — Никита поднялся, поправил кобуру и направился к двери.
— Если это Кирилл был с Вероникой, скажи мне, я должна знать, — попросила Елизавета, открывая дверь.
Никита пожал плечами, переступая порог. Он, конечно, может узнать, с кем жила Игонина. Если жила с Кириллом, то что? Как доказать, что этот жук убил ее отца? Он точно не признается… Может, сама Вероника расколется? Если, конечно, она хоть что-то знает…
К Веронике Никита отправился после разговора с Плетневым, который ничуть не заинтересовался его открытиями. И фотография Кирилла Петрушина его ничуть не заинтересовала. Но так ничего иного Никита и не ожидал.
В квартире у Игониной горел свет. Дома Вероника или нет, Никита спрашивать не стал: консьержка все равно ничего не знала. Да и не было желания общаться с ней.
Дверь в общий холл на четвертом этаже, как обычно, была открыта. Свет горел ярко, но с легким гулом, который почему-то наводил тоску. А приоткрытая дверь в квартиру Игониной вызывала еще и чувство тревоги.
Никита, не останавливаясь, вынул из кобуры пистолет. Левой рукой открыл дверь, заглянул в квартиру и тихо позвал:
— Вероника!
В ответ кто-то застонал из дальней комнаты. Никита кивнул, переступил порог. Подозрительные звуки доносились из-за закрытой двери. Казалось, там лежал связанный человек с кляпом во рту. Он мычал, сучил ногами. Если это так, Никита просто обязан был его освободить.
Он открыл дверь, зашел в наглухо зашторенную комнату. На кровати вроде бы никого, на полу тоже. Зато на столе стояла включенная магнитола. Звук ужасный, сплошь на басах, и даже непонятно, рок там или попса. Или магнитола дерьмовая, или настройка на радиоволну неточная.
Вдруг в глазах его вспыхнул свет, и сильный удар по затылку сбил его с ног. Падая, Никита потерял сознание, но удар о пол привел в чувство.
Он еще не понял, что произошло, но уже сгруппировался в ожидании атаки. И даже попытался встать. Его качнуло, повело в сторону, а тут еще сильный удар в грудь — кто-то ударил его ногой, и Никита снова упал.
Били мощно, наверняка на поражение, болевой шок должен был вырубить сознание и отключить мышцы. Но Никиту учили, как нужно действовать в таких случаях, и рефлексы он нарабатывал не зря. Он резко повернулся лицом к нападавшему и мертвой хваткой вцепился в ногу, которая врезалась ему в живот. Вцепился, потянул на себя, с силой поворачивая тело вокруг продольной оси. Человек не удержался, стал падать. Никита ускорил процесс, дернув вверх взятую в захват ногу. Человек упал, но и ногу Никита удержать не смог, и тот, вырвавшись из его цепких рук, кинулся бежать. Его силуэт быстро исчез — вместе с ощущением реальности…
Никита лежал на полу, под потолком горела и слепила люстра. И еще он увидел женщину с мокрой головой, которая сидела на корточках с ваткой в руке. Голова жутко болела, в глазах пульсировали красные точки, хотелось умереть, настолько было хреново. Но мозг при этом работал хоть и в аварийном, но вполне интенсивном режиме. И память не отказывала. Он помнил, как зашел в квартиру, кто-то подкрался к нему сзади, ударил на поражение, и только чудом Никита смог отразить атаку. Преступник сбежал, а он потерял сознание. И какая-то женщина сунула ему под нос ватку с ядреным нашатырем.
— Где пистолет? — вскинулся Никита, машинально трогая пустую кобуру.
Страх за оружие привел в действие мышцы ног, он вскочил, но сила тяжести кинула его через бедро и вернула на место. Сознание заскакало, как брошенный по воде плоский камушек.
— У меня пистолет! — донесся откуда-то справа чей-то мужской голос. — И вы у меня на прицеле!
— Лейтенант полиции… — Никита не договорил. «Камушек» остановился и стал тонуть.
Но резкий запах нашатыря снова привел его в чувство. На этот раз на него смотрел широколицый человек с короткими жесткими усами. На голове у него красовалась форменная кепка с кокардой.
— Лейтенант полиции Бусыгин.
— Это я уже понял.
— Меня пытались убить.
— Кто?
— Фотография в кармане.
Никита с трудом сунул руку в нагрудный карман, но там не было ни документов, ни фотографии. Голова соображала, но взгляд мертво сфокусировался на кепке с кокардой. Ничего другого Никита больше не видел.
— Позвоните майору Плетневу… — пробормотал он.
— Уже позвонили, — сказал полицейский.
— Я видела этого человека, — сказал женский голос.
До Никиты стало доходить, что речь шла не о нем, а о человеке с фотографии, которая исчезла вместе с документами.
— Кирилл Петрушин, семьдесят девятого года рождения, — проговорил он.
— Я его видела, — откликнулась женщина.
— В этой квартире?
— Не знаю… Он выходил из подъезда… Поздоровался… Приятный такой молодой человек…
— Этот приятный молодой человек… Что с моей головой?
Никита вдруг понял, что голова у него расколота пополам, как грецкий орех. Скорлупа в стороны, начинка наружу… А может, и нет начинки, может, одно только крошево, с осколками черепа вперемешку.
Он в панике схватился за голову, стал ее ощупывать. Да нет, вроде все на месте. Шишка только на затылке надулась. Огромная шишка, болит, пульсирует. И рана там. Не очень глубокая. И кажется, кровит.
— «Скорую» уже вызвали, — сказал мужской голос.
— Не надо «Скорую»… И людей уведите… Группу вызвали?
— Наряд здесь.
— Эксперт нужен. Отпечатки, следы… Здесь должны быть отпечатки.
И снова Никиту охватил панический страх. Петрушина видели на улице, это хорошо. Но с квартирой его могли связать только отпечатки пальцев, следы ног. Их нужно снять, пришить к делу. Но как это сделать, если в квартире полно людей, если они тут ходят, топчут…
— А где мой пистолет? — взвыл он.
Кто-то вложил ему в руку «ПМ», Никита вцепился в него, как младенец в соску, и стал успокаиваться.
— Как ты здесь оказался, лейтенант? — спросил усатый.
— Игонина мне нужна… Дверь открыта… Музыка играет… А кто-то сзади по голове…
— Кто такая Игонина? — спросил другой мужской голос.
Никита открыл глаза и увидел второго полицейского. С тремя звездочками на погоне. В руке он держал его удостоверение.
— Здесь живет. Отца у нее убили.
— Кто? — спросил старлей.
Никиту едва не вывернуло наизнанку. То ли это последствия травмы, то ли дебильный вопрос вызвал приступ тошноты.
— А кого вы сейчас упустили… Стоите тут…
Действительно, Кирилла Петрушина нужно было брать по горячему следу, и если патрульно-постовые не чешутся, то Никите нужно самому. Он попробовал встать на ноги, даже смог это сделать, но на первом же шаге споткнулся и кубарем покатился куда-то в бездну…
Не столько страшно сотрясение мозга, сколько наплевательское к нему отношение. Нельзя переносить травму на ногах, только больница и постельный режим, иначе осложнения испортят всю дальнейшую жизнь. Так сказали Никите, да и он это уже слышал. А в больнице не так уж и плохо. Отец уже подсуетился, организовал отдельную палату.
И майор Плетнев не забыл о подчиненном.
— В квартире генеральную уборку сделали, ни одного «пальчика» — нигде. Только в шкафу нашли, на полке, под бельем. И под раковиной. Но это не Петрушин.
— Вероника? — спросил Никита.
Он и сам чувствовал, что ему нужен покой. Пока лежишь, все хорошо, встанешь, и поплыли туманы над рекой.
— Сличить не с чем, нет Вероники, пропала.
— Идиотка… — не смог сдержать эмоций Никита. — Наврала с три короба, пацана подставила…
— Какого пацана? — не понял Плетнев.
— Нежилова. Одноклассника своего. Как будто это он кошек убивал… А это Петрушина работа. Он убивал, а Вероника подбрасывала. Или они вместе… И бомжа какого-то приплела, нет, чтобы правду сказать… Доигралась, дура! Может, лежит где-то под снегом, до весны.
— Ты видел, что тебя именно Петрушин ударил?
— Нет, конечно. В глазах только светомузыка крутилась, — усмехнулся Никита. — И танцпол раскачали… Но это Петрушин был. Соседка его опознала.