— Опознала по фотографии. И видели его только во дворе дома.
— Когда он выходил из подъезда.
— Просто выходил. Зато видели, как выбегал человек в спортивном костюме, в балаклаве. Как такого опознать?
— Но ведь был. И в квартиру к Веронике он приходил, чтобы «пальчики» свои стереть.
— Петрушина видели только во дворе дома… Это я к тому, что не получается его к Игониной привязать…
— Но ведь это он! — не мог не возмутиться Никита.
Он столько всего сделал, чтобы вывести на чистую воду настоящего преступника, а Плетнев сомневается, хотя, казалось бы, должен его поддержать.
— Он первый на подозрении. По факту нападения на сотрудника полиции…
— А Игонин?.. Если он поднял руку на меня, то и на Игонина мог… Да он и напал на меня, потому что я вышел на него… Только я один его и искал…
— Как же он узнал, что ты на него вышел?
— Как узнал?.. — задумался Никита. — Вероника его покрывала, я это понял, пришел к ней. Вчера днем приходил, ее не было. Возможно, Петрушин был у нее в квартире. Думаю, он понял, зачем я приходил, и напал на меня, когда я пришел ночью… Кстати, там в шкафу были его туфли. Я думал, что это Нежилова туфли…
— Мужские туфли?
— Да, мужские…
— Не было в квартире мужских туфель.
— Значит, забрал… И Веронику забрал. Чтобы она о нем не рассказала… И камеру сломал, и отпечатки стер… Камеру в подъезде. Он по этому делу спец. И машину с компьютера вскрыть может. С «Фокусом» он эту… этот фокус проделал…
— С «Фокусом» Кондакова?
— Вскрыл машину, подбросил нож…
— А где доказательства?
— Курочка по зернышку…
— Курочка, — усмехнулся Плетнев. — Которую петушок в темечко… И кто он, этот петушок?
— Может, Петрушин, может, еще кто-то. Но точно не Кондаков…
— Может, и Петрушин… Но зачем ему Игонина убивать?
— Кондакова подставить.
— Зачем?
— Подставить и оставить — жену его без мужа.
Никита задумался. А ведь Елизавета действительно осталась без присмотра. И теперь Петрушин мог запросто заглянуть к ней на огонек. Может, уже и навестил ее разок-другой. А может, они даже поддерживают между собой постоянную связь. Откуда-то же узнал Петрушин, что Никита вышел на него. Может, Кондакова слила… Но зачем она тогда помогает Никите? И самого Петрушина ему фактически сдала, и с его фотографией помогла.
— А не проще самого мужа убить?
— Ну, не знаю… Может, он отомстил Игонину, — пожал плечами Никита.
— За что?
— За то же, за что ему собирался отомстить Кондаков. Пока он собирался, Петрушин отомстил…
— Игонин мог изнасиловать Кондакову, но как Петрушин об этом узнал?
— Может, сама Кондакова и сказала.
— Убил Игонина и восстановил справедливость, — усмехнулся Плетнев, — подбросив нож Кондакову, который и должен был убить Игонина.
— Может, и так.
— Романтично. Но нереально… Возможно, Петрушин существует. Возможно, он убивал кошек. Но зачем убивать Игонина?
— А кошек он зачем убивал? А с Вероникой зачем связался? Ясно же, что все это из-за Кондаковой. К ней он подбирался… И она это знала… — кивнул Никита. — Сразу сказала, кто кошек подбрасывал. И сказала, что сама Игонина убить не могла. И на Петрушина намекнула… Она его подозревала… Я пошел по его следу, он испугался и попытался меня убить… Все очень серьезно.
— Никто не спорит, — перебил его Плетнев. — И Петрушин уже в работе… Но с Кондакова обвинения мы снять не можем.
— А разве я настаиваю? — Никита озадаченно глянул на своего начальника. Его что, подозревают в попытке увести Кондакова от ответственности? — Просто не могу понять, как орудие преступления оказалось в машине у Кондакова.
— Орудие преступления… — подчеркнул Плетнев. — Пришли результаты экспертизы, на ноже — кровь Игонина.
— Но почему нож оказался в машине, если она стояла на приколе?
— Возможно, ты вышел на след настоящего преступника.
— Мне тоже так кажется. — Никита взбодрился, как будто ему объявили благодарность от самого министра МВД.
— Петрушин уже в розыске, теперь ему нет смысла тебя убивать, — улыбнулся Плетнев.
— Я могу спать спокойно?
— Спи. Побольше спи. И поскорее выздоравливай.
Плетнев ушел, и Никита почувствовал сильную усталость. Слишком уж много сил отнял у него этот разговор. Ему надо отдохнуть. Но не за компьютером. Ни одна игра по азарту и накалу страстей не могла сравниться с той реальностью, в которой он сейчас жил. И которая его едва не убила.
Глава 10
Гематома еще давала о себе знать, но уже не угрожала здоровью. Никита чувствовал себя неплохо и даже подумывал о том, чтобы оседлать своего боевого коня. Петрушин как сквозь землю провалился, Веронику так до сих пор и не нашли, Кондакова перевели в СИЗО, Елизавета без присмотра. Одним словом, работы хоть отбавляй, а он тут без дела пропадает.
За этими мыслями Елизавета его и застала. Она похожа была на царевну-лебедь, такая же величественная и красивая. Звезда во лбу не горела, но в палате стало светло, как будто солнце, растопив облака, заглянуло в окно.
— Не помешаю? — улыбнулась она.
— Да нет. — Никита поднялся с койки, подал ей стул.
Он же не какой-то немощный, чтобы тухнуть под одеялом. Кровать заправлена, сам он в спортивном костюме. И побрился с утра, и зубы почистил.
— Я смотрю, ты в порядке.
— Смотря, с чем сравнивать. И с кем…
— Да уж, — потускнела Кондакова. — Олег в СИЗО, суд оставил меру пресечения без изменения.
— Он в СИЗО, я здесь. И все благодаря одному и тому же человеку.
— Да, ко мне приходили, спрашивали про Кирилла…
— Обхитрил он меня. — Никита осторожно провел рукой по затылку.
— А это он был?
— Ну, я его не видел.
— Так, может, и не он?
— Ты сомневаешься? — Никита внимательно посмотрел на Кондакову — на чьей она стороне, кого поддерживает, мужа или бывшего сожителя?
— Да нет, просто не верится, что Кирилл здесь, в Москве.
— Ну да, Нижний Новгород — это где-то на Марсе, пока долетишь… Видели его. В доме у Игониной.
Увы, но Петрушина видели всего пару раз, за месяц и за неделю до того, как Никита оказался в больнице. Все, больше никаких следов. Об уликах и говорить нечего. Одни только предположения. И подозрения. Нападение на сотрудника, исчезновение Вероники — все это висело на Петрушине, но пока что бездоказательно.
— Это меняет дело, — в раздумье кивнула Елизавета.
— Через тернии к звездам. Через Веронику — к тебе… Кстати, Вероника исчезла. Как говорил один мой знакомый, она очень много знала.
— Может, прячется?
— Или помогли спрятаться.
— Не знаю, зачем Кириллу убивать Игонина? — пожала плечами Кондакова.
— А кошки?
— Кошки… Он знал, что я боюсь мертвых кошек…
— А ты боишься мертвых кошек?
— Ну, не то чтобы боюсь. Просто однажды он меня напугал… — Елизавета затаенно улыбнулась, вспоминая о давнем или не очень случае.
— Убивая кошек, он подавал тебе знак?
— Возможно.
— Но ты не захотела уходить от Олега.
— Не захотела, — увлеченная воспоминанием, кивнула она.
— А он предлагал?
— Предлагал?.. Нет, не предлагал… Я бы все равно отказалась…
— И правильно бы сделала. С маньяком жить, по-волчьи… Или по-кошачьи… Что-то голова разболелась, — пожаловался Никита. — Ты не против, если я прилягу?
— Нет, конечно, — засуетилась Елизавета.
И даже потянулась к его подушке, чтобы взбить ее. Но сама же себя и осадила, вспомнив, что не мыла руки после улицы… Или мараться не захотела?
— Когда лежишь, нормально, а как встанешь… Десять шагов сделаешь, и на Марс, как на вертолете…
— Ничего, поправишься.
— Ну, теперь да. Ты пришла, и теперь я точно начну выздоравливать, — улыбнулся он.
Выздоравливать Никита начал сразу после того, как ушла Елизавета. И к ночи, можно сказать, созрел для выписки. Правда, больницу он покидал на время. И только для того, чтобы провести расследование. Зачем приходила Кондакова? Что она хотела узнать от человека, который мог владеть информацией, касающейся Петрушина?
Он нарочно изобразил немощность, чтобы Елизавета не ждала его в гости. А он взял и заявился.
На третий этаж можно было подняться пешком, но Никита все же воспользовался лифтом. Голова кружилась, в ногах слабина — не в том он положении, чтобы гарцевать под седлом.
Вышел из лифта и увидел Эльвиру, которая заходила в квартиру с брезгливым выражением на лице.
— Какие люди! — широко улыбнулся Никита, но голос его прозвучал тихо.
Эльвира сначала скупо кивнула, только затем вспомнила его и игриво воскликнула:
— А-а, товарищ лейтенант!
— Что-то случилось? — спросил он.
— Да мотыльки что-то разлетались… — Она провела ногой по полу, обращая внимание на мертвую бабочку с черно-серой раскраской.
— Что с ней?
— Это не я. Она уже дохлая была… Здесь сидела. — Эльвира закрыла дверь и показала на «глазок».
Никита нагнулся, его повело в сторону, но бабочку он все же поднял. Судя по всему, сдохла она уже давно — засохнуть успела, даже паутиной покрылась. А может, кто-то с паутины ее и снял. Чтобы затем закрыть «глазок» любопытной соседки.
Неужели Петрушин?.. Закрыл «глазок», позвонил Елизавете, она впустила его в дом… Мужик он предприимчивый, изворотливый, потому и не поленился найти дохлую бабочку. И кошек за милую душу душил…
Никита понимал, чем для него могла закончиться встреча с Петрушиным. В прошлый раз он решил обойтись без ножа, чтобы не испачкаться в крови, а сейчас мог схватиться и за пистолет.
Оружия у Никиты не было, состояние аховое, поэтому он решил позвонить Плетневу. Но не успел достать телефон, как открылась дверь, и появилась Елизавета. Она была одета, обута — для основательной прогулки по морозу. И при этом явно спешила. Но, увидев Никиту, застыла как вкопанная.
— Ты?!
— Да вот, соскучился, — решительно направился к ней Никита.
Елизавета стояла у него на пути, пришлось ее подвинуть.