— Значит, есть кто-то третий. Или даже четвертый.
— Надо ехать в Нижний. Оттуда ноги растут.
— Легко у тебя получается туда-сюда, — поводил пальцем над столом Плетнев.
— Ну, как же легко, почти сутки на «сюда» потерял, — усмехнулся Никита.
— Значит, у Петрушина получается лучше…
— Петрушин сейчас следы заметает. С Вероникой он уже разобрался, она ничего уже не скажет. А Палатов может расколоться. Если его на поводке не держать. Ненадежный он…
— Хитрый он жук, этот Петрушин. И скользкий. Мимо камер, мимо свидетелей…
— И Веронику мимо камеры провел, — добавил Никита.
— В подъезде камера не работает, — сказал Вересов. — С тыльной стороны дома камер нет. Но есть машины. С видеорегистраторами.
Плетнев поймал его мысль на лету и тут же вернул ее обратно, обмундировав в форму приказа:
— Ты этим и займешься.
— Я бы тоже занялся, — встрепенулся Никита.
Первая попытка найти Веронику привела его к Мише Палатову. Результат не законченный, но важный. Возможно, второй заход выведет на саму Веронику… Или на ее труп.
— А ты продолжишь… — кивнул Плетнев и перевел взгляд на Птицына: — А ты с Мотыгиным едешь в Нижний. По следам бременских музыкантов.
Все понимали, что за покушением на Никиту стоит Петрушин. Или сам он действовал, или через своих дружков, в любом случае уши росли от него. Предположения, подозрения — всего этого вдоволь, дело осталось за малым — найти доказательства.
Доказательства можно было добыть через Палатова. Взять его, допросить, расколоть. Или найти его труп, который свяжет Петрушина по ногам. Никита очень хотел надеяться, что Птицын не облажается, но напутственного слова не сказал, хотя бы потому, что Птицын в этом не нуждался. Сам он после совещания отправился к вдове Игонина, но, увы, никаких вестей от Вероники не поступало. Ничего нового Никита не узнал, зато потратил время на то, чтобы отчитаться о своей работе. Веронику он не нашел, но и сложа руки не сидел.
Поработать пришлось и Вересову. Пока Никита ездил за ключами, он опрашивал автовладельцев, у одного даже снял запись с видеорегистратора.
— И что? — вернувшись, спросил Никита.
— Ничего… Когда она исчезла, в какой день, в какое время…
— Ну, в какой день, известно. А в какое время… Давай с самого начала. Я приехал к Веронике, увидел у нее мужские туфли… — Он открыл дверь, зашел с Вересовым в квартиру и кивком показал на шкаф, где стояли туфли:
— Туфли ушли.
— Это важно? — сворачивая на кухню, спросил Вересов.
— Не знаю. Может, Вероника их унесла… Вопрос, когда… Утром я говорил с Кондаковым, потом поехал к Нежилову… Нежилов подыгрывал Веронике, я убедил его, что это вредно для здоровья… — вслух вспоминал Никита. — Потом я приехал сюда, консьержка сказала, что камера сломана…
— С камерой все в порядке. Провод оборван… Осторожно вскрыли гофру, перерезали кабель, гофру вернули на место… Ты не поверишь, но я знаю, кто это сделал! — улыбнулся Вересов. — И мне за это чашка кофию!
Кофемашина тихонько заурчала, горячий кофе хлынул в подставленную чашку.
— Я тоже знаю.
— А ты подождешь. Ты еще с камерой не закончил.
— С камерой Петрушин закончил. И незаметно проник сюда. Возможно, он видел, как я приходил, искал Веронику, но дверь не открыл. Потом я отправился к Лизе, взял фотографию Петрушина, и сюда. Дверь открыта, в квартире темно…
Никита вышел из кухни и направился к маленькой комнате. Открывая дверь, он завибрировал от внутреннего напряжения. Тогда он думал, что Вероника лежит на полу — связанная, но живая. Что, если сейчас она лежит в том же положении? Но уже мертвая. Рука невольно потянулась к пистолету, но он сдержал порыв, открыл дверь. Вероники не было. Но сзади кто-то подошел.
Никита резко развернулся, крепко схватил Вересова за руку. Тот выронил чашку с кофе, и она с шумом упала на пол.
— Ты чего?!
— Здесь меня подкараулили… — Никита глянул на пол — осколки, лужа с пеной. — Но до этого убрались в квартире.
— И что?
— Ничего…
Потом они заглянули в ванную. Тряпки там не было. И в туалете ничего такого. Пришлось открыть сантехнический шкаф, там на поперечной трубе тряпка и висела. Из шкафа несло сыростью.
— Кошки! — поднял указательный палец Никита.
— Где кошки? — принюхался Вересов.
— В подвале… Кошек в подвале убивали.
— И что?
— Семь кошек на один подвал — мне кажется, это много.
— Ну, не мало.
— А откуда там кошки?.. Думаю, подвал там теплый… И сухой… А у Петрушина был доступ в подвал. Мог быть.
— Думаешь, Вероника там? — спросил Вересов.
Никита ничего не сказал, бросил тряпку на пол, притоптал ее ногой и направился к выходу.
Вересов всего лишь озвучил вывод, к которому он шел сам, вспоминая, сопоставляя. Но вывод все же стал для Никиты неожиданным. И ошеломляющим. Что, если Вероника действительно в подвале? Лежит сейчас где-нибудь… И вряд ли живая…
В подвал вела та самая пожарная лестница, которой пользовался Петрушин, чтобы не попадаться на глаза консьержке и соседям. Лестница не заканчивалась на первом этаже, она уводила вниз — к двери, которая, как оказалось, не была заперта на замок. Неприметная дверь. Никита и сам удивился, заметив ее. А ведь он уже осматривал пожарный подъезд. И Вересов был здесь, но не заметил.
В подвале действительно сухо и тепло, но потолки такие низкие, что помещение невозможно было использовать для бытовых нужд. Ни парикмахерскую здесь не устроишь, и для фитнеса они не годились. Да и труб здесь было много — водоснабжение, теплотрассы. И свет здесь горел, причем почти все лампочки.
Между трубами что-то мелькнуло. Никита вздрогнул, а Вересов и вовсе полез за оружием.
— Крыса? — спросил он, опуская руку.
— А может, и кошка.
— Прямо заповедник какой-то.
— Где ж заповедник? Только одну и видели.
— Вот я и говорю, заповедник. С Красной книгой. Всех кошек истребили…
В подвале было довольно-таки чисто. Полы здесь не подметали, но мусор, по всей видимости, убирали. Ни бутылок, ни банок, ни газет. Ни дохлых кошек…
— Вероника что-то про бомжей говорила, — вспомнил Никита.
— Да вроде не воняет, — поведя носом, вполголоса сказал Вересов.
— Так не было никого. Она все придумала.
— Придумала?
Они шли секция за секцией, внимательно глядя по сторонам.
— Чтобы Петрушина выгородить.
— Зачем ей это?
Никита вспомнил, о чем говорил ему Петрушин, когда застукал Кондакову в компании с ним.
— Животная страсть.
— А голову включать не пробовала?
— Как только включила, так сразу же и исчезла.
— Возможно… Что это такое? — Вересов показал на прямоугольный проем в стене, в который при желании можно было влезть. Видимо, это был проход в смежное помещение. Но почему такой маленький? Может, и помещение такое же крохотное?
Это действительно оказался проход. В помещении за стеной было темно, и оттуда не очень хорошо пахло. Уж не труп ли там начал разлагаться?
— Эй, есть кто живой? — на всякий случай спросил Никита.
— Я когда был лейтенантом… — выразительно начал Вересов, но так же выразительно и замолчал.
— Ну, мне всего полгода до старлея осталось, — снимая куртку, вздохнул Никита.
Он не догадался сходить за фонариком, но Вересов снял с ключей дистанционный пульт от своей машины. Фонарик там совсем крохотный, но лучше что-то, чем ничего.
Никита влез в проем, Вересов передал ему фонарик. Он посветил в сторону от себя и увидел человекообразное существо, которое сидело на полу под теплой трубой теплотрассы.
— Не убивай! — в ужасе пробормотал человек.
— Ты кто такой?
— Не убивайте!
— Нужен ты мне… Из полиции я.
Никита спрыгнул на пол. Помещение действительно небольшое. Но на полу, как это ни странно, ковер, на котором лежал кем-то выброшенный ортопедический матрас. Белье заменяли какие-то лохмотья.
— Ты кто такой, спрашиваю?
— Слава.
— Живешь здесь?
— Не выгоняй, начальник!
— Посмотрим.
— Куда я в такой холод?
— А я смотрю, ты здесь освоился.
Глаза постепенно привыкали к темноте, разбавленной светом из основной секции.
— Да живу я здесь.
— Ты бы хотя бы мылся иногда.
— Да хожу в приют… Через день… Иногда… — С каждым словом голос бомжа становился все тише.
— А кошки твои где?
— Кошки? Мои?
— Здесь что, кошек нет?
— Да как же нет? Только что мимо пробежала, — сказал Вересов, который слышал разговор, оставаясь по ту сторону стены.
— А вам кошки нужны?
— А если нужны?
— Ну, могу поймать.
— И задушить?
— А надо?
— И сколько тебе за это платили?
— Кто платил?
Никита попросил Вересова достать из куртки конверт с фотографиями. И когда фотография Петрушина оказалась у него в руке, показал ее бомжу. Подсвечивать фонариком не пришлось, тот прекрасно видел все и без того.
— Узнаешь?
— Я кошек не душил!.. Он сам!
— А эту девушку видел?
Бомж узнал Веронику, кивнул.
— Здесь, в подвале видел?
— Нет.
— А где?
— Ну, она мусор выносила, а я там… работаю…
— Работаешь?
— Ну, чтобы чисто возле баков было… Меня за это не трогают… Сегодня утром рыбки хорошей достал. Не хотите?
— С этим ее видел? — Никита ткнул пальцем на лицо Петрушина.
— Э-э… — задумался бомж.
— Думай. На пиво к рыбке.
— Видел. Они в такси садились… Лучше водки.
— Когда?
— Ну, недавно…
— Когда конкретно?
— Ну, после Нового года… После старого Нового года.
— Четырнадцатого января? Пятнадцатого, шестнадцатого?
— Пятнадцатого… Или шестнадцатого…
— В такси, говоришь?
— Ну да.
— А почему именно в такси? Может, просто бомбила?
— Да нет, шашечки были… И название…
— Какое название?
— Э-э, не помню… Помню, что название было…
— На две бутылки дам.
— Да при чем здесь это… Просто не помню… — Слава чуть не заскулил с досады.