— Хорошо, — сказала я.
— Да? — он удивился, усмехнулся даже. — Так просто? Ты даже не будешь спорить со мной?
— Не буду.
— Почему?
Словно он хотел, чтобы я начала спорить. Странный вопрос.
— Я очень испугалась за тебя.
— За меня? Тебе самой грозила опасность не меньше. Олени, опять же, чуть не съели — он улыбнулся.
И все же, за его улыбкой я видела смущение. Откуда бы?
Не ответила ничего.
— А если я предложу сразу вернуться домой? — спросил Унар.
Я подняла на него глаза. Глаза в глаза.
Если он скажет, что так надо, то поеду. Но он не говорит.
— Давай лучше в Эйлак, на неделю, — сказала я тихо. — А там будет видно. Хорошо?
Мне нужно немного времени, чтобы все осознать и решить, как жить дальше. Просто понять, как с этим жить.
— Хорошо, — согласился он.
И еще — время, чтобы побыть вместе. Если я вернусь, то… наверно, нам придется расстаться?
— Ты вернешь меня брату, а сам поедешь к себе? В Йоалк?
Глаза в глаза. Голос дрогнул.
Я боюсь его потерять — вот что. И тяну время. Я даже готова потянуть его снова в Альденбрук, лишь бы не терять.
— Агнес…
Унар потянулся, взял меня за руку. Осторожно.
Моя рука в его ладонях. Он перебирает мои пальцы, гладит… каждый пальчик… безумно нежно, так, что у меня сердце останавливается, я боюсь вздохнуть.
Ему тоже нужно время.
— Знаешь, — говорит он, — я все пытался понять, почему твой брат отправил именно меня. Он же мог найти другую охрану, он все понимал, но… — облизывает губы, взгляд Унара дергается в сторону, и снова ко мне, ему тяжело. — Но, наверно, я просто ищу оправдание для себя. Ищу повод, который даст мне право любить тебя. Говорить тебе об этом.
Я… Моя рука в его ладонях напряженно подрагивает, неловко, у меня почти сводит пальцы. Сердце сжимается до боли.
Он признается мне в любви? Так странно?
— Для этого не нужен повод… — я сама почти не слышу свой голос. И отвожу взгляд.
— Для того чтобы любить — нет. Но для того, чтобы говорить об этом — нужен. Наверно, мне было бы проще, если бы ты сейчас вскочила, надавала бы мне по морде за такую дурь, и велела бы прямо сейчас ехать за Эдрианом, потому, что тебе нужен только он. Я бы понимал, что мне делать. Было бы проще.
Откровенность. И даже слабость, которая ничуть не боится показаться слабостью. Это не каждому под силу.
А я?
— Сигваль как-то спросил меня… — я запинаюсь, тоже не понимая, имею ли право говорить такое. Но откровенность за откровенность. — Он спросил, какого бы мужа я хотела, предложил подыскать, вместо Эдриана. Я ответила, что это должен быть человек, похожий на него самого, такой, которому я могла бы так же доверять… ну, только лет на десять помоложе и покрасивее.
— Ты добрая сестричка, — Унар улыбается.
— Он сказал так же, — и я невольно улыбаюсь. — И еще спросил, обязательно ли при этом тот человек должен быть принцем? Я спросила — «а что, можно и так?» Он сказал, что «да нет, так, наверно, не бывает», но он хочет понять, что для меня важно. А потом… он подсунул мне тебя.
Я готова была зажмуриться. Невыносимо страшно. Словно я стою перед ним голая и беззащитная, открывая всю душу, все самые тайные тайны, все мечты. Принцессы не должны поступать так. Приличные девушки не должны. Но приличные девушки не бегают по лесам, не переодеваются мальчиками и, уж тем более, всегда слушают старших. Я не такая. Я никогда такой не была. Упрямая. Но сейчас…
Унар резко вскакивает на ноги. Отворачивается, уходит в сторону, потом возвращается, ходит туда-сюда. Его шатает от слабости, ведет, но он не замечает этого. Едва не падает.
Потом возвращается. Стоит рядом. Садится. Глядя мне в глаза.
— Я люблю тебя, — говорит твердо. — Даже если не имею на это право. Даже твердо понимая, что не имею. Мы слишком разные, по рождению. Ты принцесса, а я бастард, ублюдок, пусть даже меня и наградили за службу, но это ничего не меняет. Я не имею права быть рядом с тобой, кроме как в качестве охраны. Твой брат так и сказал мне. Убьет, если я только позволю себе что-то большее, чем служба. Да, он понимал, что я влюбился в тебя. Но это значит лишь то, что я буду беречь тебя, даже ценой собственной жизни. И заботиться. Ни за какие деньги, никакие наемники так не станут, личная преданность всегда стоит больше. Кому знать об этом, как не королю. Боюсь, с этим ничего нельзя сделать, принцесса. Твой брат обязательно найдет тебе хорошего мужа, такого же, как он сам, молодого и красивого. И ты будешь счастлива. Прости. Мне не стоило… Поедем. Скоро вечер. Нам нужно выбраться отсюда.
Он подхватывает с земли плащ и идет к лошадям.
У меня в сердце нарастает и звенит пустота.
Ехали молча. Рядом.
А ведь мы с самого начала, как только выскочили с того постоялого двора, как свернули в лес, ехали в сторону Эйлака, я не обратила внимание. И сейчас — просто отправились дальше, вниз по ручью. Ручей впадает в реку, река у стен города…
Унар сразу решил, что нам надо именно туда.
— Унар! — позвала я, когда немного успокоилась. Я должна была это сказать.
Он обернулся.
— Да, принцесса.
— Спасибо за откровенность. Я теперь тоже не знаю, что с этим делать, но, по крайней мере, буду понимать, что не напридумывала себе всего сама, и не схожу с ума. Когда точно знаешь — проще.
— Ты очень проницательна, принцесса.
Хмуро. Не зло, без сарказма, но именно хмуро.
Кажется, он уже и сам не рад, что так вышло. Минутный порыв…
Он жалеет?
Сказать: «я тоже тебя люблю» — поздно. Нужно было говорить сразу, и бросаться к нему на шею. Теперь нельзя. Не время.
Да и имею ли я право говорить о любви? Что я понимаю в этом? Еще недавно я бежала за Эдрианом, а теперь… Было немного стыдно. И непонятно. Со мной что-то происходило, я сама не могла понять. Для Унара это серьезно… «ценой собственной жизни»… а для меня?
Я смотрела на него, а он — в сторону.
К вечеру мы выехали к деревне.
— Заночуем здесь, — сказал Унар. — Я схожу, узнаю, где нас могут принять. Ты, если хочешь, можешь подождать в сторонке. Или пойдем со мной.
Он сказал, что двух мужчин, да еще с оружием, пустит не каждый, даже если готовы платить. Найдут предлоги. Я же мужчина, нужно помнить… по крайней мере, на первый взгляд и пока молчу. Честно говоря, переодевание вышло не совсем удачным, слишком легко догадаться.
В первом доме на Унара сходу, даже не открывая двери, наорал какой-то, судя по голосу, пьяный дед. Во втором открыли, и хоть и не пустили все равно, но что-то долго вежливо объясняли, и даже показывали руками куда идти. Унар кивнул, поблагодарил, вернулся ко мне.
— Тут на окраине бабка одинокая, мне сказали, она нас пустит и вообще будет гостям рада, едва ли не ждет нас. Идем, посмотрим?
— Прям нас ждет?
— Ведьма? — ухмыльнулся Унар. — Съест гостей на ужин.
В истории про ведьм я, конечно, не верила, хотя слухи ходили разные, слышала.
Унар ведьм не боялся, но был осторожен. Только увидев одинокий домик издалека, он оставил меня с лошадьми.
— Постой тут. Если вдруг что — скачи в Эйлак.
— Если что?
Он улыбнулся.
— Не бойся, все хорошо. Просто, на всякий случай, лучше договориться. Постой, я быстро.
В гости к ведьме Унар пойдет один, разведает.
Я видела, как дверь открылась едва ли не раньше, чем он успел постучать. Видела бабку на пороге — невысокую такую, Унару едва до подмышки достает. Может, она в окно нас видела и открыла?
Они о чем-то поговорили с Унаром, и он зашел, оставив дверь открытой. Потом вышел, махнул мне.
Бабка действительно оказалась ведьмой.
То есть, не ведьмой, конечно, я не верю в колдовство, а знахаркой. Пучки сушеной травы у дверей и в чулане… пахло полынью, чабрецом и вербеной.
Чай с медом и чабрецом — невероятный аромат.
Пшенная каша со шкварками и луком — горячая, такая вкусная, что я готова была проглотить все разом. И тепло. В тепле и покое хотелось расслабиться и уснуть, свернувшись калачиком. Сегодня был ужасно тяжелый день.
Нас сразу, с порога, пригласили за стол. Унар поел немного, зато выпил полкувшина кислого молока. Он сидел на лавке, прислонившись спиной к стене, и с довольным видом, не спеша, рассказывал бабке о Гарвише, она все хотела знать. Довольным… но все равно я видела, какое у него серое и осунувшееся лицо. Я ела, а Унар больше болтал.
Бабку звали Амма, она была рада гостям и рада слушать.
Потом, когда я все доела, едва ли не вылизав тарелку, она собрала посуду, прибрала со стола.
— Ну что, парень, иди, посмотрю, что там у тебя. Давай.
Унар глянул на меня, слегка неуверенно. Но к бабке пошел. Выходит, он сказал ей сразу? Не сама же она догадалась. Может, его и послали сюда, к ведьме, потому, что нужна была помощь. Хотя… по виду Унара можно догадаться, что что-то не так.
Он сел куда сказали, поближе к свету.
Бабка подняла его рубашку, велела подержать. Сняла мои повязки.
— Это ты перевязала ему? — кивнула мне. — Молодец.
«Перевязала» — бабка и не сомневается.
— А стрелу сам вытаскивал? Сам. Девочке так не сделать.
Серьезно поцокала, покачала головой. Потрогала его бок, даже помяла пальцами, Унар только зубами заскрипел.
— Ничего, жить будешь, — сказала она. — Только если ничего не делать, завтра к вечеру свалишься, и дней пять пролежишь, все прозеваешь. Но ничего, оклемаешься, сил у тебя много, смерть не тронет. Вот тут, видишь? Нарывать начинает уже, и пойдет дальше. Но я сейчас тебя полечу маленько.
— Прозеваю что? — спросил Унар.
— Да мало ли, — усмехнулась она. — Если пять дней без памяти валяться, можно многое прозевать.
Встала, пошла в дальний угол к своим травам. Зашуршала там.
Как можно говорить так уверенно? Пять дней… Словно знала что-то особенное. Но очень надеюсь, все действительно будет хорошо.
Я посмотрела на Унара. Он пожал плечами, словно говоря — и не такое бывает.