Гэйл осталась лежать посреди битого стекла. По лицу текла кровь. Она лежала неподвижно с полуоткрытыми глазами.
Все это заняло не больше секунды. Гейтс, не видевший, как Баннистер подал сигнал, был сильно удивлен: он все время переводил взгляд с меня на мисс Болас.
Я кинулся на него и сильно ударил по запястью. Пистолет вылетел у Гейтса из руки и заскользил по ковру – прямо к ногам Баннистера. Гейтс испуганно выругался, и его повело вперед. Я врезал ему по лицу, он полетел через комнату.
А ко мне уже приближался Шэннон. Он ударил меня левой рукой под дых. Так, наверное, ощущается удар буфера поезда. Я нырнул под его правую – удар пришелся мимо, и тогда я провел пару быстрых ответных ударов, но это было все равно что лупить по мешку с цементом. Шэннон зарычал и отступил. Мы расцепились как раз тогда, когда Гейтс, шатаясь, пошел на меня. Я провел удар в переносицу, потом в диафрагму – и он упал на колени. В этот момент меня снова ударил Шэннон, я успел обернуться и нырнуть под его левую, но дальше последовал хук правой. Слепящая вспышка возникла у меня перед глазами, и я полетел в бездонную яму.
С покрытого потеками потолка свисала голая электрическая лампочка. В ее резком свете по кирпичной стене напротив меня двигались тени: двое мужчин играли в карты на перевернутом деревянном ящике.
Я закрыл глаза и попытался припомнить, что со мной стряслось. Постепенно, кадр за кадром, стала выплывать сцена в спальне. Где же сейчас Гэйл? Я открыл глаза и, не поворачивая головы, оглядел помещение.
Оно было довольно большим, насколько я мог судить. Что-то вроде погреба, всюду упаковочные ящики. Окон нет, и, судя по следам на потолке и стенам, помещение находится под землей.
Я рассмотрел тени на стене: ага, это Шэннон и Гейтс. Курят так, что дым клубится. Гейтс стасовал карты, потом начал сдавать: метал с такой скоростью, что от его руки и падающих на ящик карт на стене образовались размытые тени.
Я лежал на голой пружинной сетке скрипучей железной кровати.
Связать меня они не позаботились, а между тем эффект, произведенный ударом Шэннона, постепенно проходил. Но не стоило подавать им знаков, что я вот-вот очухаюсь, – пусть сначала утихнет боль в голове. Я лежал смирно и думал о Гейтсе и его пистолете.
В этом и была вся загвоздка. Если убрать отсюда Шеннона, то с одним Гейтсом я бы справился. Но Шэннон – это, конечно, серьезное препятствие. Такого никак не вырубишь. Достаточно посмотреть на его шрам, чтобы понять: ударов ему доставалось немало. В общем, нечего себя обманывать: ударить его сильнее, чем его били раньше, я все равно не смогу.
Тут Гейтс словно уловил мои мысли и сказал:
– Пора бы этому говнюку очухаться. Босс хотел с ним поговорить.
В ответ послышалось самодовольное рычание Шэннона:
– Если я кого вырублю, значит вырублю. А ты чего виляешь? – продолжал он насмешливо. – Я думал, тебе нравится терять бабки.
Я медленно повернул голову. Оказалось, что они сидят не дальше чем в трех метрах от спинки моей кровати. Я и не думал, что они находятся так близко: тени меня обманывали.
Гейтс сразу заметил мое движение. Не успел я опереться на руку, чтобы привстать, как он уже целил в меня из пистолета.
– Только не вздумай рыпаться, – произнес он своим скрежещущим голосом. – Худо будет.
Шэннон встал, зло на меня покосился и протопал по бетонному полу в дальний конец подвала.
– Что с Гэйл Болас? – спросил я, аккуратно дотрагиваясь до шишки у себя на челюсти.
– Ты за нее не волнуйся, – ответил Гейтс. – Ты за себя волнуйся.
Нет, все-таки кидаться на него сейчас не стоит. По его взгляду я понимал, что, если дойдет до дела, он выстрелит. А пушку он держал так близко, что на промах мне можно было не надеяться.
– Все-таки я волнуюсь за нее, – ответил я. – Такой уж я человек. Ну так где она?
– О ней позаботились, – отрезал он с ухмылкой. – А ты слезай с койки, но только осторожно, а то получишь свинцовую маслину.
Я посмотрел на часы: без двадцати одиннадцать. Значит, я в этом клубе чуть больше полутора часов. Что меня ждало дальше, я не знал, но догадаться было легко: хорошего мало.
В течение нескольких минут ничего не было слышно, только капала вода в дальнем углу подвала. Гейтс курил, не отводя от меня своей пушки.
За это время он ни разу не взглянул в сторону, ни разу не дал мне ни малейшего шанса преподнести ему сюрприз.
Наконец дверь в подвал отворилась, и явился Баннистер, за ним топал Шэннон.
Хозяин подошел медленно, с отрешенным и холодным видом, держа руки в карманах. Он остановился в ногах кровати. Шэннон встал у изголовья – так близко, что я чувствовал запах табачного дыма и пота, впитавшегося в его одежду.
Баннистер заговорил, и слова его прозвучали как гром среди ясного неба:
– Я должен извиниться перед вами, мистер Маллой. Что же вы не сказали, кто вы? Прошу прощения. Я принял вас за другого.
Я свесил ноги и еще раз ощупал лицо.
– Что же вы не дали мне возможности представиться, мистер Баннистер?
– Но вам было нечего делать на верхнем этаже. Меня ввела в заблуждение миссис Серф. Очень жаль, что вам так досталось. Теперь вы свободны и можете уйти, когда захотите.
– А если так, то пусть вон та крыса уберет от меня свою пукалку.
Гейтс глухо зарычал, но Баннистер махнул ему рукой, и тот спрятал пистолет в кобуру, а потом убрался подальше в темный угол, хотя и оттуда бросал на меня злобные взгляды.
– Отлично, – сказал я. – А теперь отвечайте, где миссис Серф?
– Она уехала. Я ее выгнал отсюда.
– Куда она уехала?
– Не знаю. Я велел ей собирать вещи, садиться в машину и убираться. Она уехала минут десять назад.
Баннистер угостил меня сигаретой из кожаного портсигара и продолжил:
– Меня-то интересует ожерелье. Вы, кажется, что-то про него знаете?
Я взял сигарету, закурил, выпустил на него дым и спросил:
– А зачем? Зачем вам это ожерелье?
– Она пообещала его мне, – объяснил он, задумчиво потирая длинный тонкий нос. – Поэтому я и разрешил ей здесь остаться.
– Кто пообещал? Миссис Серф?
– Да. Две ночи назад она сюда приехала. Сказала, что ей нужно укрытие, и предлагала за это заплатить. Хотела снять комнату в клубе на неделю за пятьсот долларов. – Баннистер чуть усмехнулся. – Маловато, конечно. Я видел, что у нее какие-то неприятности, да к тому же она все-таки замужем за миллионером. В конце концов я согласился сдать ей комнату и взять под охрану. А за это она обещала мне свое ожерелье. Как видите, я все выкладываю начистоту. Но вчера ночью она вернулась без ожерелья. Сказала, что его украли. Наверное, лгала, хотя кто знает… Она была в полном расстройстве: напугана до истерики. Почему – не сказала. Я разрешил ей остаться еще на ночь. Мы как раз обсуждали, на каких условиях, когда вы нас прервали. Ожерелье принадлежит мне. По крайней мере, я первый в очереди. Так где оно?
– Вам не нужно это ожерелье, – ответил я. – Его нашли в комнате девушки, которую убили прошлой ночью. Дана Льюис. Почитайте об этом в газетах. Копы не знают, что оно у нас, но скоро дознаются. Очень советую вам забыть также и про миссис Серф.
Он задумчиво постучал по коленке своими белыми пальцами, а потом устало пожал плечами.
– А что за Дана Льюис? – спросил он. – Что ее связывает с миссис Серф?
– Дана работала на меня. Серф нанял ее, чтобы следить за своей женой. Это все, что я могу вам сообщить, мистер Баннистер, и будет лучше, если вы не станете это распространять дальше.
– Так вы думаете, она убила эту девушку?
– Не знаю. Не думаю, но и не знаю.
– Да, наверное, лучше забыть про это ожерелье, – сказал он как бы про себя.
– А что ее так напугало? – поинтересовался я. – Как она себя вела? Чего-то боялась, но чего именно?
– Не знаю. Она все время находилась во взвинченном состоянии, пока пряталась здесь. Как услышит, что кто-то идет по коридору, вскакивает. А когда я велел ей убираться, она побледнела как смерть. В общем, к лучшему, что она ушла.
– Так, значит, когда она сюда явилась, она просила защитить ее. Так?
– Да. Она сказала, что кто-то ее преследует и ей хочется убраться подальше на некоторое время. Сказала, что это очень опасно. И если кто-нибудь явится сюда, в клуб, за ней, то я должен с ним разобраться. Вот поэтому вас и отделали. Я решил, что вы и есть тот малый, которого она так боится. Потом мы пошарили у вас по карманам и поняли, кто вы. Стало ясно, что она лгала. – Баннистер встал и заключил: – Все, мистер Маллой. Мне пора работать. Уезжайте поскорее. Мне не нужны тут никакие проблемы.
Я тоже поднялся:
– А как насчет Гэйл Болас?
– Она ждет вас в вашей машине.
– А что, удар в челюсть, который она получила, пройдет даром? Она вполне может на вас в суд подать.
Баннистер устало улыбнулся:
– Может подать, но не подаст. Мы ее знаем. Она тут неделями жульничала при игре в покер. Удар в челюсть пойдет ей на пользу. По крайней мере, я на это очень надеюсь.
– Ну, если вы так считаете… – пожал я плечами. – Куда идти?
– Покажи ему дорогу, – велел хозяин Шэннону. – И ни эта девушка, ни Маллой не должны никогда больше здесь появляться. Усек?
Я вышел в тускло освещенный коридор. Шэннон тяжело топал следом.
– Прямо, – сказал он. – Дверь в конце выходит на парковку. Уматывай и не вздумай совать сюда свое рыло, если не хочешь, чтобы его расквасили.
Я обернулся с усмешкой и сказал:
– Я больше не приду. А ты больше не бей женщин в челюсть. Одна из красоток может рассердиться.
Шэннон еще не успел ухмыльнуться, а я уже ему вмазал. У него не было времени увернуться. Удар я нанес всего с десяти сантиметров и вложил в него весь свой вес. Мой кулак врезался Шэннону в челюсть с тем хрустом, с каким ломается сухая деревяшка. Громила начал заваливаться, а я нанес другой удар в то же самое место. Потом с удовольствием посмотрел, как Шэннон распростерся на полу. Я взял его за руку и перевернул на спину. Надо было действовать быстро: мог подойти Гейтс – посмотреть, что тут происходит. Когда Шэннон оказался на спине, я