Ляля сейчас же откликнулась, уже знакомо.
– Папа, а когда ты вернешься? Будем играть с тобой каждый день и каждый день ходить в театр. И еще, – она замолкает, делает хитрые глаза. – Я хочу, чтобы из детского сада меня забирал ты!
– Я? Но я поздно заканчиваю. То есть я могу, конечно, как-нибудь забрать тебя из сада, но не чаще, чем раз в неделю… Если мама будет не против, – говорил он, садясь за руль.
Прежде чем тронуться, он быстро пишет эсэмэску своей новой подружке, Светке с работы, она давно хотела, и две недели назад он наконец сдался. Она ничего, хотя и грубовата, зато добрая – попозже вечером она приедет с ночевкой, все давно обговорено, но он все-таки пишет, малодушно, уже захлебываясь подступающим одиночеством в опустевшей без Ляли квартире.
«Всё в силе?» и сейчас же получает ответ – «да!!! чмоки!!!!» Кривится поспешности ответа и восклицательным знакам и снова устало думает: только дети, дети дарят оправдание жизни.
Это ощущение оправданности собственного существования особенно остро охватывало его в прежние времена, когда Ляля отказывалась спать одна. Вскрикивала по ночам, проверяла, есть ли кто-нибудь рядом, – и ночь получалась мятой, зато – оправданной. Продавать москитные сетки, договариваться с поставщиками и клиентами мог любой. Быть в этой ночной комнате с маленькой девочкой – никто, ни один человек на Земле, кроме него, ее папы. Ну, может быть, еще мамы. Интересно, что как только они разошлись, Ляля немедленно исцелилась от своих ночных страхов, точно махнула на них с Настей рукой, и вопреки прогнозам детского психолога, с которым они дважды суеверно консультировались, стала спать на диво крепко. Возможно, слишком нервно ей было, пока они жили вместе?
– Включи мне «Детское радио»! – раздается сзади голос дочки.
– Ты что-то забыла, – поправляет он.
– Пожалуйста, – вспоминает Ляля и почти хнычет: – пожалуйста, включи.
Она, похоже, всерьез устала.
– Подожди, давай лучше мы с тобой еще поговорим. Сказку придумаем, а?
– Я хочу «Детское радио».
Он больше не возражает, включает приемник.
– Господин ученый, – просит ложно-детский женский голос, – а где живут кенгуру?
И господин ученый покорно рассказывает про Австралию, про кенгуру, про мишек коала, которые, оказывается, больше всего на свете любят спать.
– Как мама, – шутит Ляля.
Он тоже улыбается, Настя и правда любила поваляться утром подольше. На заре их общей жизни он сварил ей кофе и принес, как положено, в постель – но Настя призналась, что мечтать об этом гораздо приятней, чем пить, – неудобно, нужен специальный столик, вот если он его купит… Но потом стало не до столика, родилась Ляля… Он жмет на руле на рычажок, переключает станцию – уши не выдерживают этой патоки – и из динамиков вдруг грохает: «Расскажи мне про Австралию, мне ужасно интересно…» Земфира. Он хмыкает. Ляля смеется:
– Пап, опять! Опять про Австралию!
И захлебывается этим фирменным смехом маленьких любимых дочек. Он чуть приглушает звук.
– Пап, а давай в воскресенье поедем в Австралию? – говорит Ляля, отсмеявшись. – Давай?
В следующее воскресенье у него день рождения. Отмечать будут у Андрюхи в Жаворонках, Андрюха родился на два дня раньше, вот и решили вместе… Значит, в следующий раз он встретится с Лялей не раньше, чем через две недели, прямо перед Новым годом, и уже тридцатичетырехлетним. Дочка тоже немного подрастет, изменится, в это время перемены стремительны, будет говорить еще несколько прежде не известных ей слов и, может быть, уже научится читать слоги. Хорошо, хоть сегодня все получилось так славно, теперь даже про утреннюю спешку и разлитый шоколад в кафе вспоминать было смешно и приятно.
– Что ведь такое Австралия?
Он оглядывается, отвечает:
– Страна. Как Россия или Америка.
– Мы туда поедем?
Он задумывается.
– Да! Обязательно. Только прямо сейчас, как раз полчаса у нас есть в запасе. Хотя, если честно, гораздо лучше ехать в другую сторону, в Тринидад и Тобаго, там тоже полно разных диких зверей, давай?
– Бабаго?
Ляля снова смеется.
– Если домчаться до аэропорта, сесть в самолет и лететь, лететь быстро-быстро, – поспешно объясняет он, – мы догоним сегодняшнее утро, и даже когда приземлимся через много, много часов, сегодня не кончится. Все еще будет длиться сегодня!
– Опять сегодня? – не понимает Ляля. – Зачем?
– Хочу, чтобы этот день никогда не кончался.
Он врубает радио на полную, песня уже кончается, «мне безумно интересно…», голос обрывается, и музыка гаснет. Он заезжает во двор и останавливается у нужного подъезда: приехали, выходим.
Из подъезда выходит Настя.
– Привет! Соскучилась, вышла встречать!
На плечах легкая куртка не по сезону, глаза – грустные.
Ляля отстегивается, выпрыгивает из кресла, бежит ей навстречу: «Мамочка!» Что-то быстро шепчет, Настя слушает, берет Лялю за руку, идут к подъезду. Интересно, ему скажут хоты бы «пока»? Настя оборачивается, смотрит на него:
– Слушай, давно хотела тебя спросить. Можешь по вторникам забирать Лялю из садика? У меня во вторник – тяжелый день.
Из цикла «Домоводство»
Дина любила Васю. Вася любил Иру. Ира любила Андрея. Андрей – Машу, близкую подругу Нади. Леня тоже любил Машу и даже два раза дрался за нее с Андреем, но Маша все равно никого из них так и не полюбила, зато Маша очень любила Гришу, о котором речь еще впереди. Чтобы не тосковать по Маше, Леня встречался по очереди то с Ирой, то с Надей, заодно незаметно (как ему казалось) расспрашивал Надю про Машу. Надя, встречаясь с Леней, воображала, что это Гриша. Потому что Надя, как и Маша, любила Гришу. Гриша не любил ни Машу, ни Надю, но особенно он не любил Надю, она казалась ему навязчивой. А любил Гриша Дину, с самого первого класса, хотя в последнее время поглядывал и на Женю, младшую сестру Андрея, так как Гриша с Андреем дружили. Женя любила только пеструю, бело– рыжую с темными подпалинами кошку, которую год назад подобрала в подъезде в самом жалком виде. Умиравшим котеночком. Выкормила, вырастила, но весной кошка сбежала. Однако через две недели вернулась и вскоре родила четверых новых котят. Родители Жени (ну и Андрея, хотя он не имел к этому отношения) страшно рассердились. Тогда Женя написала в группе их школы ВКонтакте объявление: «Лекарство от любви. Котята».
Первой пришла Дина. Взяла черненького с белыми лапками. Вася явился вторым – ему понравился самый рыжий и самый стремительный котенок. Ира терпеть не могла кошек и, естественно, не пришла. Но прочитав Женино объявление, нарисовала Андрея в виде жирного кота, окруженного котятами, и зачем-то отправила рисунок влюбленному в нее Васе. Вася, решив, что это изображен он, рисунок выкинул, а вместе с ним и Иру из своего сердца, и начал думать о доброй Жене, с которой так хорошо поговорил, выбирая кошку. Маша пришла к Жене третьей – у нее выбор был уже из двух котят – умненькая черно-рыжая девочка или черно-белый мальчик, задира. Маша выбрала мальчика. Леня успел к шапочному разбору, ему досталась черно-рыжая. Он подарил ее на день рождения Ире… и не угадал, Ира же ненавидела кошек! вернула Лене подарок и крепко-накрепко рассорилась с ним, тем более накануне она узнала, что Леня встречается не только с ней, но и с Надей. Леня тут же передарил кошечку Наде, та обрадовалась, но у нее обнаружилась аллергия на кошачью шерсть, и Надя упросила Гришу взять ее кошку себе. Гриша, узнав историю кошки, так и быть, согласился и подружился на почве новых ветеринарных забот с Женей, а про Дину начал, наконец, забывать. Дина под предлогом общего кошачьего дела попыталась сблизиться с Васей, но неудачно – Вася уже переключился на Женю, как будто даже не без взаимности, как вдруг встретил на улице Женю и Гришу вместе! После этого Вася так разочаровался в людях, что начал, наконец, готовиться к экзаменам. Дина, тоже потеряв веру в любовь, посвятила себя воспитанию котенка и много расспрашивала об этом Женю, в основном через Вконтакте, но один раз зашла к ней в гости, чтобы на практике научиться промывать котенку глаза – Женя делала это почти профессионально. Уже уходя, практически на пороге, Дина вдруг разговорилась с братом Жени Андреем, которого прежде как-то не замечала, может, как раз потому что встречала его совсем в другой обстановке. Под конец разговора Андрей позвал Дину гулять вечером в парк на роликах. Тем временем Надя пришла в школу с новой прической, и такой, что в нее сейчас же влюбился вновь очарованный Вася, а Андрей засомневался, не напрасно ли он гулял вчера с Диной.
Наша история не окончена.
Впереди у Андрея, Дины, Васи, Иры, Маши, Нади, Лени и Гриши – выпускной бал, шьются костюмы, разучиваются танцы, трудно и вообразить себе, что там будет твориться. Хорошо хоть Женя на него не пойдет, она пока маленькая.
Своего мужа я полюбила на шестнадцатом году совместной жизни. Почему? Ванечка вырос. Начал бриться, а когда долго не брился – обрастал по подбородку мхом – такими кусточками темными, кудрявыми. Я вдруг увидела: красивый. Не потому что сын мой, а правда.
Девушка Ванечки, Алена, его не любила. В эти-то годы, что они умеют! Но даже и щенячье, на что они способны, Алена к нему не испытывала. Однако и от себя не гнала, придерживала. Он ей создавал хорошую репутацию в классе. Девочка при мальчике совсем не то что без. Вот и держала на привязи. Но Ванечка мой все чувствовал и страдал. Он-то был по уши.
И вот на этой почве я впервые за много лет пригляделась к Гене и как прозрела – оценила его в первый раз. Хотя ведь что я в Ванечкины-то годы говорила: «Вот что угодно, девочки, но за человека по имени Ген-на-дий замуж не выйду ни за что! И за Вениамина – одно и то же». Как в воду глядела, только наоборот.
А вышло вот как.
Гена спас меня, так получилось, но благодарности к нему я никогда не испытывала. Любовь у меня главная случилась до него, и какая. Сначала я влюблялась во всех подряд: как окошко какое было внутри распахнуто, и каждый, кто посимпатичней мимо проходил, одноклассники, однокурсники потом, преподаватели, один знаменитый актер даже, меня зачаровывали. Но это как ветерки были: полюблю-полюблю денечек, другой, неделю, один раз почти месяц продержалась, и выдувало, проехали, дальше мчимся. А тут – началось.