[69], «Лох-Оссиан»[70] и «Лейкслип»[71]. Третье слово гостям пришлось растолковывать. Оказалось, это ирландский городок, название которого означает «прыжок лосося». Грейс сидела, потягивая вино, и чем больше ее окутывало приятное тепло, тем более необъяснимо счастливой она себя чувствовала. Некоторые фрагменты мелодий показались Грейс знакомыми – видимо, эти аккорды донеслись до ее берега, когда она лежала на холодном причале, глядя в зимнее небо. Впрочем, на самом деле разбирать музыку на ноты не было ни малейшего желания – она текла вперед, гармоничная, точно единый поток, и звучала достаточно приятно для слуха. Генри давно уже сидел в полном молчании, хоть это и было не в его привычках, и ни разу не попросил взятую с собой книгу.
Около восьми музыканты сделали перерыв на кофе с принесенным Колумом пирогом. Пока тот был на кухне, Рори вдруг развернулся на диване и протянул свой инструмент Генри. Сын растерялся.
– Давай, попробуй, – подбодрил Рори.
К большому удивлению Грейс, Генри не стал отвечать решительным отказом. Вместо этого сказал:
– Я не умею.
– Разве? А Лео говорил, ты играешь.
– Да, но только классическую музыку. Занимаюсь с преподавателем. То есть занимался – в Нью-Йорке. А здесь просто играю в школьном оркестре. – Генри запнулся. – Я вроде неплохо играл, но в консерваторию поступать не собирался. А другие ученики собирались и готовились. Некоторые уже были профессиональными музыкантами.
Рори пожал плечами:
– Понятно. Но ты все равно попробуй.
Генри покосился на Грейс.
– Почему бы и нет? – разрешила она. – Если Рори не против…
– Конечно, не против, – подтвердил Рори. – Люблю свою скрипку, но ее ведь не Страдивари делал.
Генри взял инструмент в руки и некоторое время разглядывал с таким видом, будто первый раз в жизни увидел такую диковину, а не участвовал только сегодня в длившейся час генеральной репетиции перед зимним концертом. Затем прижал скрипку к подбородку и принял позу, которой его учили.
– Тебе так точно удобно? – с сомнением уточнил Рори. – Можешь держать ее, как хочешь.
Генри немного расслабил левую руку, и головка скрипки сразу опустилась. Грейс представила, как сейчас рявкнул бы на ученика Виталий Розенбаум. Генри, видно, подумал о том же.
– Перед тем как играть, потряси рукой, которой держишь смычок. Как следует потряси, – велел Рори. Генри подчинился. – В блюграссе никого не волнует, как ты держишь смычок, хоть в кулаке. Главное, чтобы самому было удобно играть.
– Нет, в кулаке не советую, – возразил из своего кресла Лео. Он тоже внимательно следил за мальчиками. – Спина потом болеть будет.
– Короче, расслабься, – завершил лекцию Рори и вложил смычок в руку Генри. – А теперь сыграй нам что-нибудь.
Грейс уж думала, что сын сейчас исполнит «Ты поднимаешь меня ввысь» – песню, по ее мнению, крайне неудачно выбранную в качестве центральной композиции для приближающегося концерта. Но, к удивлению Грейс, Генри сыграл несколько нот, чтобы прочувствовать инструмент, а потом принялся исполнять сонату № 1 Баха – соль минор, сицилиана. Ту самую, которую разучивал в Нью-Йорке до того, как произошло убийство, а главным подозреваемым стал Джонатан. И хотя Генри играл совсем не так уверенно, как тогда, получалось неплохо. Очень даже неплохо. Откровенно говоря, Грейс была очень рада снова слышать эту мелодию.
– Красиво, – задумчиво произнесла Лирика через некоторое время после того, как Генри закончил играть.
– Давно скрипку в руки не брал. Если не считать оркестра, – как бы оправдываясь, произнес Генри и, осторожно опустив инструмент, протянул его Рори.
– А джигу играть умеешь? Или шотландский эйр? – спросил хозяин скрипки.
Генри засмеялся:
– В первый раз слова такие слышу.
– Жаль, еще одной скрипки нет, – вздохнул Рори. – Учиться легче всего, когда играешь вместе с другими. В смысле, если ты не новичок. А ты ведь не новичок.
– Вообще-то скрипка у меня с собой, – сообщил Генри. – В машине.
Лео вопросительно взглянул на Грейс.
– По пятницам после уроков у Генри репетиция в оркестре, – пояснила та, чтобы хозяин не обольщался. – Скоро большой концерт.
– Давай вместе сходим за инструментом, – предложил Лео.
Когда они вышли на свежий воздух, с озера дул легкий ветерок, но холодно не было. Самые сильные морозы закончились неделю или две назад. Казалось, даже земля под ногами немного прогрелась и стала более податливой. Грейс ни разу не случалось жить в домике у озера в период весенней распутицы, поэтому она не знала, как быстро стоит ждать ее начала. Но, когда она шагала по двору, возникало ощущение, будто ноги уже увязают в земле.
Как только за Лео захлопнулась дверь, Грейс ощутила в воздухе что-то особенное, а потом сообразила, что именно. Сама мысль была настолько необычайна, что Грейс даже забыла прийти в смятение. А когда вспомнила, подумала – а по какому поводу она, собственно, должна приходить в смятение? И улыбнулась этой мысли.
– Что такое? – спросил Лео.
Грейс открыла пассажирскую дверцу машины, и внутри автомобиля зажегся свет.
– Я тут подумала… почему бы нам не поцеловаться? – ответила она.
– А-а, – кивнул Лео с таким видом, будто Грейс предложила что-то сложное, чего он на самом деле не понял. Но потом прибавил: – Да! Ну конечно!
И без лишних раздумий поцеловал Грейс. Впрочем, какой смысл откладывать, когда оба так долго ждали? У Грейс не было первого поцелуя уже девятнадцать лет.
– Погоди, – проговорила она, как только вернулся дар речи. – Не хочу, чтобы они узнали…
– А они уже знают, – ответил Лео, глядя на Грейс сверху вниз. – Чтобы мои друзья – и не поняли, что к чему? Ни разу никого не приглашал на репетицию. Слышала бы ты, как они меня дразнили, пока ты не приехала. Детский сад! А еще взрослые люди… – Лео рассмеялся. – Грейс, – прибавил он, решив выразить очевидное. – Ты мне нравишься. Очень, очень нравишься.
– Прямо-таки очень-очень? – спросила она.
– Я тебе не рассказывал, но как-то видел тебя на причале в голубом купальнике.
– Когда, на днях? – пошутила Грейс.
– Нет. Мне тогда было тринадцать, но такие вещи не забываются.
– Извини, – засмеялась Грейс. – Боюсь, этого купальника у меня больше нет.
– Ничего страшного. А воображение на что?
Засмеявшись, Грейс достала из машины футляр со скрипкой Генри.
– Не возражаешь, если ненадолго заскочу домой? – спросила Грейс, передавая скрипку Лео. – Хочу посмотреть, как там наша собака. Пса ведь и покормить надо. Бедный, почти весь день один просидел. Но ты не волнуйся, я скоро вернусь.
– Можешь не спешить. У нас есть чем заняться – будем приобщать к делу нового скрипача. Когда вернешься, сына не узнаешь – будет вовсю наяривать «Дьявол в Джорджию пришел души грешников искать».
– И это… наверное, ты хочешь сказать, что это хорошо, да? – нерешительно произнесла Грейс.
Вместо ответа, Лео поцеловал ее в лоб. Действительно ли разучивание этой песни можно считать показателем успеха, не объяснил. Впрочем, Грейс это было и не нужно.
Она влезла на водительское сиденье и, отъехав от дома Лео, покатила по дороге мимо темных домов. Грейс открыла окно, впустив внутрь свежий влажный воздух. Решила не слишком задумываться о том, что произошло между ней и Лео – во всяком случае, сейчас. В дом к нему она приехала чисто по-соседски, а уезжала уже в качестве женщины, которая ему «очень, очень» нравится. Уже сам по себе этот факт означал, что Грейс достигла какого-то важного Рубикона – если не пересекла его. Но произошло это так… на ум просились слова «плавно» и «мягко». Грейс снова подумала о вечере, когда впервые встретила Джонатана. Тогда мгновенно возникшее взаимное чувство «вот он, мой человек» послужило для Грейс доказательством, что она и впрямь встретила вторую половинку. А теперь, конечно, ясно, что она ошиблась. Но сегодняшние чувства нравились Грейс больше: никаких громких, категоричных заявлений – пусть даже в уме. То, что происходило между ней и Лео, было не столько судьбоносным, сколько приятным. Очень приятным.
Из почтового ящика выглядывала корреспонденция, поэтому Грейс остановилась рядом с ним и достала большую стопку газет, каталогов и всевозможных конвертов. Потом вошла вместе со всем этим в дом. На заднем дворе приветственно залаял Шерлок. Собака встретила хозяйку на задней террасе, поставив ей на колени две измазанные в грязи лапы. В остальном манеры у пса были безупречные, но на радостях он забывал все приличия. Грейс покормила Шерлока и, отряхивая землю с джинсов, вернулась обратно в дом. Включила свет, вместе с охапкой почты подошла к мусорному ведру и принялась просматривать корреспонденцию, сразу выкидывая ненужное. Если повезет, в этой огромной кипе должна обнаружиться предварительная оценка ремонтных работ. На прошлой неделе приезжал подрядчик, с которым Грейс обсуждала вопрос переоборудования дома к зиме. А заодно заикнулась насчет выравнивания подъездной дорожки. Зимой одной из самых серьезных трудностей было парковать машину у края дороги и, поскальзываясь на каждом шагу, кое-как добираться под горку до собственной двери. Конечно, одна мысль о таких масштабных работах не внушала оптимизма, тем не менее Грейс понимала, что без них не обойдешься.
Никакой предварительной оценки среди почты не оказалось, однако Грейс наткнулась на кое-что другое – белоснежный конверт, на вид совершенно обычный. И марка самая стандартная – развевающийся американский флаг. Адрес же (ее адрес, ее адрес в Коннектикуте) был написан в любимой всеми врачами манере – человек непривычный ни слова не разберет, но Грейс сразу узнала почерк мужа, Джонатана Сакса. Глядя на конверт, Грейс забыла, как дышать. На некоторое время она просто застыла. Потом способность дышать и двигаться вернулась снова, да так резко, что Грейс мгновенно рванулась к кухонной раковине, куда ее незамедлительно стошнило. И курица «Марбелья», и душица, и лавровый лист, и рисовый уксус – для нее, увы, весь ужин пропал даром.