— Согласен, надо было сказать раньше.
— Ну… — девчонка улыбнулась, оголяя зубы. Идеально ровные, между прочим, белые, будто только от стоматолога. — Лучше поздно, чем никогда, Саш.
— Вот и я так подумал, — Беляев подошел достаточно близко к Соне, многие их заметили. Народ вообще, в последнее время, бурно реагировал на Сашку. Он как магнит притягивал к себе взгляды. Вот и сейчас не остался без внимания. Хотя оно и к лучшему.
— Са…
— Надеюсь, тебе понравится! Я очень на это надеюсь, — прошептал Беляев почти в губы роковой красотке. Затем вытащил руку из кармана, поднес к голове Сони, благо он был выше сантиметров на пятнадцать, щелкнул колпачком, и белая жидкая краска медленно полилась на волосы, лицо и одежду Агеевой.
— Глянь! — послышалось за спиной.
— Эй! Смотрите, — кто-то крикнул.
Соня же стояла неподвижно, будто ей в спину вставили кол или привязали намертво к дереву. Глаза ее, полные изумления, бегали по лицу Беляева, а алые губы тряслись от нервного шока.
— Ну как? — спросил Сашка, усмехнувшись. — Классно, да? Не знаю как тебе, а мне очень нравится.
В ответ последовала тишина. Девчонке словно рот заклеили.
А потом к ним подбежала какая-то учительница с начальных классов. Начала кричать, просить всех разойтись, прекратить снимать на телефоны. Однако Соня продолжала молча стоять на месте, будто у нее под ногами только что разбился целый мир. Будто время остановилось и больше никогда не восстановит ход.
И только, когда народ немного разошелся, Агеева спросила:
— За что? Почему ты… так со мной?
Сашка кинул пустую банку от краски к лаковым туфелькам первой красавицы, отошел немного, и улыбнувшись сказал:
— За Дашку, и за всех тех девчонок, которых ты, психичка ненормальная, посмела унизить! Запомни ты и твои подружки! Никогда, — на этой фразе Беляев повысил голос. — Никогда не смей трогать тех, с кем я общаюсь. Иначе не посмотрю, что ты девушка.
Ждать ответа от Агеевой Саша не стал. Да и у нее на лице все было написано. Шок, сменило негодование, растерянность, а затем в глазах вспыхнула ненависть. Давно пора. Пусть уж лучше ненавидит его, чем лелеет.
— И да, — Беляев уже сделал пару шагов, но зачем-то решил добавить. — Ты и в подметки Даше не годишься. И рядом не стоишь с ней. Да и все в этой конченной школе не стоят. Она мне нравится, слышишь? По-настоящему!
И на душе вдруг так легко стало. Так хорошо. Даже кислород показался каким-то сладким, приятным что ли. Сашка обернулся, хотел уже идти дальше, но замер, потому что возле дверей увидел Нату с Маринкой, а за ними и Игоря.
Он подошел к ребятам, хотя показалось, на крыльях долетел.
— Ну привет, герой-любовник, — усмехнулась Наташа. Без всякого ехидства или негатива. Удивительно и в то же время повеяло ностальгией.
— Кажется, кто-то сейчас взорвется, — влез Игорь, продолжая рассматривать Соню. Она так и стояла, будто статуя. А народ потешался над ней.
— По делом, — подала голос Маринка.
— Злая ты.
— Это не я злая, Игорь. Это их шайка ненормальная.
Диалог сегодня на удивление складывался хорошо, правда, внутри у Сашки все подпрыгивало, словно желе на подносе. Он почему-то боялся. А вдруг Дашки опять не будет? Вдруг Игорь прав, и она не придет больше. Страх настолько овладел им, что когда ребята неожиданно на втором этаже остановились, Беляев едва не влетел другу в спину. Потом отошел, выдохнул, не сразу правда понял, в чем дело.
— Ты бы…
— Лисицына, — тихо, почти не слышно произнесла Маринка.
Сашка моментально весь подобрался, сглотнул и медленно повернул голову. Руки стали льдинами, а по спине побежали мурашки. Вот так ощущения, никогда подобного он не испытывал.
Дашка стояла возле подоконника. Сегодня она была на удивление красивая. Будто Ангел спустился с небес. Волосы переливались от лучиков солнца, а лицо казалось мраморным, как у фарфоровой куклы. Она держала в руках телефон и смотрела только на него, будто никого и ничего вокруг нет. Такая стройная, грациозная, с женственными формами и правильными чертами лица. Почему же раньше Даша казалась другой? Почему в первый и последующие дни, Саша не замечал этой красоты? Почему только сейчас осознал, насколько она идеальная, и насколько сильно хочется забрать ее себе и никогда не отпускать. Поцеловать бы Лисицыну, обнять бы, вдохнуть ее запах и утонуть в ней без остатка.
От собственных желаний он смутился. Но когда признаешь, что попал на крючок, жить как-то проще. Поэтому Беляев уверенно сделал шаг, затем другой, однако тут же остановился.
Из кабинета вышел Царев. Он стоял возле дверей, закинув руки в карманы брюк. Склонил голову на бок и наблюдал за Дашкой, нагло скользил по ней взглядом. Потом и вовсе вытащил телефон, навел камеру на девчонку и кажется, сделал фотографию.
— Что он… — озвучил вслух негодование Игорь.
— Царев сейчас типа Дашу сфоткал? — изумленно воскликнула Маринка.
Сашка снова сглотнул. Стиснул челюсти до хруста, руки в кулаки сжал. Чувство дежавю не иначе. Будто вернулся на два года назад. Будто ступил на дорогу, расправил руки и сам попросил сбить себя автомобилем.
Тем временем Илья подошел к Лисицыной, достаточно близко подошел. Она, наконец, оторвала взгляд от телефона и подняла голову. Он что-то сказал ей, Дашка в ответ улыбнулась. А дальше… дальше, словно дали под дых.
Царев протянул ладонь и аккуратно заправил прядь волос девчонке. Однако руку с ее лица не спешил убирать, она же в свою очередь его не спешила отталкивать. Выглядели они так… так… будто вместе. Словно одно целое, словно принадлежат только друг другу.
Надежда, на которую уповал Сашка медленно таяла, а на ее месте вырастала грустная реальность. Казалось, с каждой секундой он теряет нечто большее, чем эта самая проклятая надежда. Часть себя, наверное.
Дашка улыбалась.
Не ему улыбалась.
Она улыбалась Илье.
А потом коснулась тоненькими пальчиками его волос. Аккуратно поправила прядки, и смущенно так припустила ресницы. Никогда Лисицына так на Беляева не смотрела. Никогда.
В эту секунду что-то надломилось, что-то треснуло. И силы куда-то подевались, и желание воевать с бурей сошло на нет. Будто кто-то прошептал на ушко: «опять не ты».
Сашка развернулся и быстрым шагом направился в другую сторону, свернул за угол, а напротив класса информатики остановился. Сердце прыгало, дышать было тяжело. Может и через силу он дышал. Странное ощущение. Как тогда, два года назад. Хотя нет. Сильней. В тысячу, нет в десять тысяч раз.
Словно стоишь один, держишь в руках частичку чужого человека. Вроде и выкинуть хочешь ее, вроде и отказаться готов, а нет, не получается. Потому что она сидит внутри, и заставляет продолжать испытывать любовь, желание подойти, схватить за руку и утащить куда-нибудь далеко-далеко. Приковать к себе наручниками.
Но в реальности перед тобой лишь эта частичка, а не тот самый человек.
Пустота.
Саша подошел к подоконнику, залез на него и запрокинул голову к потолку. Воспоминания всплывали одно за другим, заставляли сильней сжимать зубы. Будь он девчонкой, наверное, расплакался бы.
Снова не он.
Снова девушка, которую он полюбил, а это была любовь, не иначе… снова выбрала не его.
Хотя чего ожидать? Сам все сломал, сам все разрушил. Поздно понял последствия своих действий, поздно признался себе в симпатии. Поздно. Все произошло слишком поздно.
Вот вроде бы только секунду назад целый мир был в его руках. И вот он уже подобно самой безвкусной картине на аукционе, даже гроша ломаного не стоит.
— Дурак, — прошептал себе под нос Беляев.
Его амбиций, мужества и харизмы хватило на красивые слова, на невольные прикосновения, на настойчивые приглашения погулять, на бессмысленные звонки, которые оставались без ответов. Но почему же не хватило храбрости в нужный момент признаться в своем идиотском поступке, рассказать правду.
Извиниться, в конце концов. За боль. Ей наверняка было больно.
Почему же все это приходит в голову только тогда, когда ты теряешь человека. Когда ощущаешь каждой косточкой — она уже не твоя.
По щеке скатилась слеза. Сашка усмехнулся, но тут же смахнул ее. Ведь он мужчина. А мужики не плачут. Даже когда разбивается сердце.
Глава 30
Даша
Атмосфера в классе меняется в один момент. Теперь многие даже и голову поднять бояться. Потому что Илья здесь, потому что он всем сказал — я его девушка. Правда, не успеваю поблагодарить, да и в принципе что-то сказать. Приходится ответить на телефонный звонок, ведь с отцом мы редко разговариваем.
На негнущихся ногах кое-как выхожу из кабинета. Благо сейчас там царит покой и благодать. Можно не переживать о последствиях, хотя что уж переживать. Теперь я не просто девочка, на которую поспорили. Теперь я девочка Ильи Царева, самого обезбашенного парня в школе. До сих пор не верится, если честно.
Возле подоконника, наконец, беру трубку. Голос папы радостно приветствует меня, только почему-то становится грустно. Будто он теперь и не мой папа. Будто у меня вообще нет отца. Он продолжает рассказывать о своей новой семье, о друзьях, о работе. Приглашает даже на Новый год. Но все равно ощущение, словно я говорю с посторонним человеком.
— Милая, я скучаю, — спустя пару минут заботливо добавляет родитель.
— Да, я тоже, — говорю на автомате. Мне безумно не хватает папы рядом. Кажется, он пропускает часть моей жизни, кажется, я иду, а он остается где-то позади. Однажды мы проснемся, и осознаем, что совсем отдалились друг от друга. Слова «люблю» и «скучаю» поменяют смысл, превратятся в банальную формальность.
— Ну, я пошел работать, Дашуль.
— Удачного дня, пап, — заканчиваю наш диалог и сбрасываю вызов. Опускаю телефон, а там на экране фотография. Мы с папой улыбаемся. Это был солнечный летний день. Тогда у нас все еще была семья. Он все еще был моим человеком, и я все еще могла уткнуться в его горячую родительскую грудь.