— Даш нам шанс, м? Мой страх — потерять тебя, Даша. — Царев тянется к моим рукам, переплетает наши пальцы, а я смущаюсь до самых кончиков волос. Опускаю голову, не могу сдержать слез. Не могу сдержать всхлипа.
— Эй, ты чего? — тревожится Илья, а затем наклоняется и обхватывает мое лицо ладошками.
— У тебя рана на губе, — хлопаю ресницами, все еще никак не могу прийти в себя. И счастлива, и плакать охота.
— Чу-чуть по геройствовал. — Шепчет почти мне в губы.
— Где ты ночевал?
— В КПЗ или как оно там называется. Короче, то еще местечко. — Усмехается Царев.
— Ч-что? В полиции?
— Я соскучился, — переводит неожиданно тему, все еще продолжая нагло скользит по мне взглядом. Мы так близко. А от дыхания Ильи у меня начинают покалывать губы. Хочется наклониться, хочется снова вкусить его сладость.
— Извини, что поспешно сделала выводы о тебе и… в общем, я виновата.
— Да нет, это я дурак. Вспылил. Да и выкинуть надо было к чертям эту кофту. Знаешь, а давай вместе избавимся от нее? Сожжем? Или…
Глаза Царева переливаются в тусклом свете комнаты. И я решаюсь на самый неожиданный для себя шаг — поцеловать его. Потом договорит. Если сейчас же не коснусь его губ, кажется, сойду с ума.
Обхватываю Илью вокруг шеи и притягиваю к себе, забывая обо всем на свете. По спине стаей пробегают мурашки, в животе порхают бабочки, а в голове фейерверк от столь смущающих и желанных эмоций.
* The Weeknd — Die for Youперевод песни взят с сайта: www.amalgama-lab.com
Глава 33
Засыпаем мы в обнимку. Просто, потому что невозможно оторваться друг от друга. Хотя я переживаю, вдруг мама случайно нагрянет или Борис. Но Илья закрывает дверь за замок, залазит под мое одеяло и твердо заявляет, что никуда он не пойдет. Я, конечно, немного теряюсь от его напора, но Царев руки не распускает. Все в меру дозволенного. Ну а полежать часок другой на его груди, разве от такого можно отказаться.
Утром в шесть утра бужу Илью, и практически силой выгоняю из комнаты. Однако он даже в сонном состоянии умудряется сопротивляться. Милый до ужаса. И отпускать-то не хочется. Но родители есть родители. Увидят, по головке не погладят.
Спать сама уже не ложусь. Какой тут сон? Все мысли только про Царева, а губы до сих пор полыхают от страстных поцелуев. Сколько мы целовались? В который час уснули? Мы вообще спали-то? Боже! От воспоминаний щеки так и полыхают, а улыбка не спадает с лица.
Кажется, у моего счастья есть имя, запах, я даже знаю его адрес. Безумие какое-то. Но такое приятное безумие.
В семь просыпается мама, а после нее и Борис. Идут в душ по очереди, затем на кухню. У меня тут, к слову, уже блинчики готовы. Запах стоит по полной программе. Не хватает только людей за столом, но судя по часам это поправимо.
— Ого, — удивляется мама, рассматривая скатерть самобранку. — У нас какой-то праздник?
— Бессонница, — вру, а сама не могу перестать улыбаться.
— А так и не скажешь, — усмехается родительница. В ответ лишь пожимаю плечами. Однажды придется сознаться, что у нас тут любовь под одной крышей. Но не сейчас. Для этого нужно храбрости набраться. С этим пока что туго.
— Доброе, — сухо здоровается Борис, усаживаясь за стол. — Сегодня какой-то особый повод? — удивляется отчим. Да уж, не часто я готовлю.
— У Дашки бессонница, — отвечает за меня мама. К счастью, дальше Борис не пытает, просто молча начинает завтракать. Я тоже сажусь. Однако то и дело поглядываю на дверь, да на часы. Ильи до сих пор нет. Сопит там в тряпочку. Разбудить бы его, да будет странно это выглядеть. Жаль, конечно. Эти блинчики я больше ему готовила, чем всем остальным.
В половину восьмого понимаю, надо идти в школу. Царев может спокойно прогулять урок, а то и два, а то и целый день. Мне такой роскоши не светит. Поэтому прощаюсь с семейством и ухожу на занятия.
На улице вроде солнечно, но октябрь все же не сентябрь. Ветерок прохладный, небольшая сырость. Хочется солнца, а лучше весну.
До школы добираюсь на автобусе достаточно быстро. Вот только у самых ворот натыкаюсь на Сашу с Игорем, а если уж совсем приглядеться, то можно заметить рядом Нату с Маринкой. Они о чем-то разговаривают, однако никакой радости на лицах нет. Все как один хмурые. Заприметив меня, замолкают. Даже шаг назад делают.
Я и сама теряюсь. События минувших дней пролетели вспышками перед глазами, хотя сердце больше не ноет, там лишь осадок. Романова смотрит прямо на меня, и от этого ее взгляда по телу мороз пробегает. Кожа будто льдинками покрывается. Мы стоим в метрах пяти друг от друга. И только сейчас я начинаю понимать, почему человек, которого я считала другом, неожиданно отдалился.
Илья. Вот ответ.
Прикусываю губу. Нужно подойти, поздороваться. Все же когда девчонки заволокли меня в туалет, Наташка не бросила, наоборот заступилась. Разве не в таких ситуациях познается дружба?..
Делаю шаг через силу, затем еще парочку. И возле ворот останавливаюсь. Поднимаю голову, а у самой ноги трясутся. Не знаю почему.
— Привет, — глухо произношу, пытаясь разглядеть в глазах бывшей подруги хоть какой-то огонек.
— Привет, — холодно отзывается Ната. — Пойдем, Марин?
— Наташа, мы… мы можем поговорить? — выдавливаю из себя каждое слово. А ведь она была его девушкой. Он обнимал ее, также как и меня. Целовал. Шептал всякие глупости на ухо. Только она почему-то отвернулась от него, как и вся школа в тот день отвернулась от меня.
— Зачем?
— Нат, — едва слышно говорит Сашка.
— С девушкой Ильи Царева общаться нет никакого желания. Уж извини, Лисицына.
— Н-но… — не успеваю ничего сказать, да и какие тут могут быть аргументы. Романова резко разворачивается, уходит с гордо поднятой головой. За ней следом и Маринка с Игорем. Только Беляев почему-то продолжает стоять. Смотрит то на меня, то куда-то вдаль.
Наверное, она вот также запросто и от Ильи отвернулась. От людей вообще легко отворачиваться. Взял и ушел. А человек пусть себе карабкается. Если бы при знакомстве на каждого такого вешали табличку, жить было бы проще.
— Иногда нужно сделать шаг назад, чтобы увидеть, кто останется с тобой, когда все начнется катиться к чертовой матери. — Разрывает тишину вдруг голос Саши. Его мрачный тон, и глаза полные тоски заставляют сглотнуть ком в горле. Я все еще не понимаю, как можно было поспорить на человека, как можно играть с чувствами других. Это мерзко. Это подло. Но вот стоит он напротив и создается ощущение, будто мы просто однажды друг друга не поняли. Будто я просто упала в лужу, а он вместо того, чтобы пройти мимо, зачем-то подал мне руку.
— Ну бывай… девушка Ильи Царева, — устало произносит Беляев. Разворачивается и удаляется прочь, оставляя после себя какой-то странный осадок.
Илья приходит ко второму уроку. Классная, конечно, делает ему замечание, а то и два, но когда Царева волновали упреки учителей. Зато его, оказывается, волнует другое, вернее другая — я.
— Могла бы меня разбудить, — бурчит он. Да так громко, что весь класс слышит. Пинаю его ногой, ущипнуть бы, но Илья опережает. Кладет руку мне на коленку, скользит медленно, и смотрит так, бровками играет.
— Царев, — спокойно говорю, хотя выходит как-то игриво.
— Что? — улыбаясь, отвечает он.
— Что ты делаешь?
— А что я делаю? — делает вид, будто не понимает. Хорошо, я еще в джинсах сегодня. А то бы точно по рукам надавала.
— А что ты ничего не делаешь разве?
— Наверное, все же должен что-то сделать, — усмехается Илья. Наклоняется и неожиданно чмокает меня в щеку.
— Царев, — снова пинаю его, но кое-кто явно в удачном расположении духа. Аж светится весь.
— Что? — шепчет почти мне в губы. Мы смотрим, друг на друга, а ощущение, словно целуемся. В животе бабочки порхают — весна наступила. В нашем маленьком мире, наступила весна.
— Молодеженчики, — разрывает столь интимное подглядывание Денис. — Привет. Как спалось? Царь, ты потолковать не хочешь?
— С тобой нет, — отмахивается Илья.
— Мне можешь юбчонку накинуть?
— Боюсь, что в ней, что без нее, у меня на тебя не встанет.
— А раньше очень даже неплохо вставал!
Парни начинают между собой кидаться шуточками, болтают о всяком разном. Илья рассказывает, что заступился за какого-то бродягу, которого решили избить богатенькие подростки. На шум вызвали полицию. Всех затолкали, разбираться особо не стали. Родители шпаны приехали за ним, ну а Илья звонить Борису не захотел. Вот и пришлось ночевать за решеткой. Ковалев на это усмехается, потом правда, задирает подбородок и гордо заявляет, мол раз Царев все же набрал ему в ту сложную минуту, то будет прощен за остальные проступки. О каких проступках речь, не вникаю. Потому что уловить, где они стебут друг друга, а где, правда, злятся, очень сложно.
Оставшийся день проводим вместе с друзьями Ильи. Гуляем в парке, едим пиццу в кафешке. Парни больше болтают, а я в основном слушаю. С ними весело. Рядом с Царевым вообще уютно.
Наверное, так бывает, когда человек — свой. Ведь со своим «человеком», в любую погоду тепло.
Жизнь постепенно наладилась. За последние две недели, в каких забавных ситуациях мы с Ильей только не побывали. То он за мной следом в ванну шмыгнет, и давай целоваться лезть. То я его в шкаф пихаю, а этот большой дядька возмущается. Один раз вечером мы вообще еле успели отойти друг от друга. Целовались на кухне, думали родители нескоро будут, но они нас удивили. Мама с Борисом тогда посмотрели как-то подозрительно и неоднозначно, однако ничего не сказали.
После я решила, что дома нужно быть максимально осторожными. Илья, конечно, слушать не стал. Он вообще далек от осторожности. Захотел — поцеловал. Даже в школе. Классная каждый раз напоминала, что однажды ее терпению придет конец. Вызовет родителей. Нас едва не рассадить пытались. Но Царев опять вставил свое категоричное «я», и кто бы его пересадил.