– Хочешь, прими душ, вечер был очень жарким. Халат слева для тебя.
Он включает кино, ставит фрукты на столик перед диваном.
Ля-ля тополя, кофе, вино. Они целуются.
И вдруг – в какой-то ей одной понятный момент – девушки по-разному фиксируют для себя точку принятия решения – она, совершенно удивленным, подчеркнуто спокойным тоном, говорит:
– Милый, я чего-то не понимаю.
Он так разгорячен, что продолжает сближаться с ней, не вполне принимая всерьез ее слова.
– Услышь меня. Значит, эти вот стихи, воспоминания, все это для того, чтобы грязно использовать меня как последнюю шлюху.
– Я никогда не останавливаюсь на полпути, – он пока еще воспринимает свою атаку как победу. Он страстен и доволен собой до такой степени, что не замечает ненависть у нее на лице:
– Это – твой способ наполнить жизнь. Получить дозу ярких эмоций… Животное! Отстань!
Он не очень уже может остановиться и ситуация заканчивается соответствующим образом.
На следующий день они встречаются либо у адвоката, либо в кабинете следователя, либо в морге.
Чем различаются 1, 2 и 3 степень игры в «Динамо»? Первая история мимолетна – ее можно даже не заметить или быстро забыть. Во второй появляется материальная цена – потраченные время и деньги можно измерить, это напоминает игру в преферанс по копейке за вист. В третьей ситуации цена вопроса – серьезные изменения в жизни. На кон поставлены уже не карманные деньги, это уже преферанс на дом, на жену. Цена сравнима с жизнью.
И еще один важный момент. Игры в основном разыгрываются бессознательно. Для осознания требуется внутренний скачок через реальный барьер (как с линией на другой стороне листа). Маленькое, но озарение: «Блин, как же я об этом не подумал?» Толчок, чтобы начать отслеживать эту игру и из нее выходить.
Всегда помните, что в любой игре каждый из ее участников что-то с этого имеет, какую-то свою выгоду.
Горшок, или Игра, как способ избежать близости
– Милая, почему вы называете своего сына потомком? Ведь проще сказать «ребенок» или «сынок».
– Сейчас увидите, – отвечает милая и кричит в соседнюю комнату, – Сыночек, иди спать.
После троекратного повторения просьбы из комнаты слышится раздраженно-обиженное:
– Ма, потом…
ИГРА В «ГОРШОК»
Часов в шесть мама приходит домой, забирает ребенка из садика, или отпускает няню. Папа приходит с работы, они ужинают. Ребенка отправляют поиграть. Папа убирает посуду. Потом читает газету, мама пьет чай и смотрит сериал.
Мама, пробегая мимо детской с блюдечком печенья, роняет на ходу:
– Через час спать, а то опять тебя утром не разбудишь.
Проходит час.
– Собирай игрушки и ложись, – мама направляется в ванную, по дороге связывая волосы в пучок, через 20 минут она курсирует в обратном направлении с маской на лице: «Немедленно собирай игрушки!»
Белая глина выглядит прикольно – ребенок провожает ее взглядом и продолжает играть в паровозик (днем ему даже не приходило в голову, что это настолько интересно).
Теперь от маски остался только штрих на щеке, мама в дверях взволнованно обращается к сыну:
– Ты же обещал, Гоиша! Ну почему я должна каждый день…, – доведенная мама кидает грустный взгляд на отца, тот откладывает газету.
– Ну, ма, – усталая реплика хозяина положения не сопровождается поворотом головы, но вдруг переходит в фальцет: Мама!!!!!!
Ворот юного повелителя железной дороги, а также его свобода, воля и все тело сминается громадной папиной рукой, ноги взмывают ввысь, земля теряет силу притяжения, смятенная душа летит над Череповцом и вслед за телом падает на кровать в детской: Мама!!!! Уу-уу!!!
Мама кидается, обнимает ребенка, утешает, гладит по голове, приговаривая слова любви. Ребенок засыпает. Не будить же – он и так совсем не высыпается. Мама тихо ложится поверх одеяла рядом с сыном и поджимает ноги.
Папа в спальне дочитывает газету и грустно выключает ночник.
Дорогой читатель, как вы думаете, это – игра?
Откуда вы это знаете?
Ну а помимо названия главы?
Согласен, это интуитивно ясно, но имеет смысл четко артикулировать – в игре всегда есть жертва и преследователь.
Кто жертва, кто преследователь в игре в «Динамо»? Здесь понятно. Тот, кого посылают подальше, – всегда жертва, даже если он этого не заслужил.
Кто в игре в «Горшок» – жертва, а кто – преследователь?
Кто обломался, тот и жертва. Но кто именно обломался? Я вас специально ввожу в заблуждение – задаю вопрос, на который нет однозначного ответа.
Сначала вроде жертва – мама, которую цинично бортуют, потом ребенок конкретно огреб, и в итоге, папа с газетой на двухспальной кровати один – жалкое зрелище.
В диаде «мать-ребенок» – мать всегда оказывается жертвой, а ребенок имеет то, что хочет. Так в этой игре закреплено.
В паре «мама-папа» – вроде бы наоборот: папа жертва, а мама преследователь, – но это не совсем так.
В игре в «Горшок» кроме жертвы и преследователя появляется третья фигура – спасатель. Мы получаем треугольник: жертва, преследователь, спасатель.
Ребенок преследует маму, эта игра продолжается какое-то время. В какой-то момент мама жалуется папе – в этот момент папа становится спасателем. Папа бежит к ребенку, спасая маму, но когда он добегает до сына – то становится преследователем, а ребенок – жертвой. Как только мама увидела, своего летящего ребеночка-жертву, «страдающего из-за этого козла», мама сразу стала спасателем. В итоге мама, засыпая, обнимает любимое чадо и мстит козлу за грубость, – одиноко читающий папа становится жертвой, а она – преследователем.
Эта психологическая модель взаимодействия называется треугольником Карпмана. Был такой психолог Стивен Карпман, который подробно исследовал динамику такого треугольника отношений, опубликовал свои выводы в 1968 году и в его честь подобную систему мучительных ротаций назвали «треугольником Карпмана». Что интересно, роли в треугольнике Карпмана все время меняются именно в определенном порядке, на один шаг. Что же заставляет эти роли меняться именно в таком порядке?
Подчеркнем существенный момент – избегание близости происходит здесь с самого начала со стороны обоих родителей. Ребенок изначально хочет близости и общения, удовлетворение этой естественной потребности является необходимым условием нормализации его сна. Однако, оба родителя заняты своими играми (гаджетами, хлопотами, работой). Ребенок ждет, когда к нему подойдут и уложат спать. Ему искренне нужен душевный покой, который он в норме может обрести именно в общении с родителями. Потребность естественная, но ребенка каждый день кидают, поэтому он в ответ без зазрения совести кидает маму, игнорируя ее просьбу. Тогда мама обращается к отцу за помощью, но отец также не настроен давать ребенку свое внимание и общение, которое помогло бы ему заснуть. Вместо человеческой помощи отец пытается решить проблему технически, выкидывает малыша как предмет, который мешает ему поскорее добраться до матери. Теперь матери ребенка жалко, ее чувство обиды трансформируется в вину перед ним, теперь она обижена на отца. Мать бежит спасть ребенка, однако, сейчас у сына уже нет сил на общение. Теперь она отдает ему не общение, а себя. В каком-то смысле он отбивает мать у отца. Это источник его будущего чувства вины перед отцом, однако, в рамках игры он выиграл маму. Однако, ему этот выигрыш тоже даром не пройдет – когда он решит жениться, отбитая мама заявит свои права.
Это место сложное, я сам в нем путаюсь, давайте вместе разбираться.
Пара «мама-ребенок». Мама пробегает мимо него снова и снова, каждый раз она говорит: «Иди в кровать», – или что-то типа того. Ребенок либо говорит: «Ага», – либо вообще ничего не говорит, просто делает, что хочет, и мать ему – не помеха. Как вы думаете, когда мама уже в сотый раз говорит: «Ложись спать!» – что чувствует ребенок?
Ему, конечно, все интереснее играть в паровозик. Тем временем появляется чувство вины. Ведь ребенок отлично понимает, что мама его просит три часа к ряду, что спать все равно придется, а завтра – вставать. Когда часы бьют 12, он понимает, что пора получить по мозгам, что он загнал себя в ловушку.
Что чувствует мама? Обиду. Это понятно. В самом деле, она три часа старается и хоть бы хны.
То есть, у них возникают парные невротические эмоции «вина-обида». Как вы думаете, ее обида возрастает сама по себе или потому что ребенок показывает свою вину?
Конечно, половинки притягивают друг друга. «Шапочники» срывают шапки с тех, кто показывает поведение жертвы. Женщина из прошлого примера демонстрирует своими действиями: «Ты хотел – пожалуйста! Даже взяв меня, ты меня не получишь». Это – довольно распространенное поведение персонажей игры в «Динамо».
У ребенка появляется чувство вины, а у матери чувство обиды. Когда чувство матери становится невыносимым, мать ищет из безвыходной ситуации защиты у мужа. Муж чувствует вину, потому что должен защитить мать, а не читать газету. Он ищет выхода из этой безвыходной ситуации и бежит к ребенку, постепенно начиная чувствовать обиду вместо вины (в конце концов хватит уже над матерью издеваться!). Ребенок, который вначале испытывал чувство вины, в полете чувствует уже обиду. Мать вначале чувствует обиду и беспомощность – она говорит отцу: «Помоги мне», – но, видя его жестокость, начинает чувствовать вину. Теперь она хочет защитить сына – тут уже мать – спасатель. Треугольник «щелкает» каждый раз на пике эмоционального напряжения.
– Ну, и нафига нам этот треугольник Карпмана? – спросите вы.
Дело в том, что эта ситуация повторяется изо дня в день в разных контекстах, у разных людей. Давайте разберемся, зачем это происходит?
Ну, во-первых, если отец еще почитает перед сном годок-другой, а может и раньше, у него, скорее всего, появится своя спасательница – секретарша.