Дверь распахнулась бесшумно: Селия с закрытыми глазами стояла в кровати на коленях и молилась.
«Нет, я не в силах сказать ей!» — с горечью подумал Хайс.
Он закрыл дверь и отправился к себе. Он никогда никого не любил так, как Селию; в эту любовь он вложил все, что в нем было самого лучшего, чистого, самоотверженного. И чем больше он думал об этом, тем большее отвращение и презрение к самому себе, к своей нерешительности охватывало его.
— Итак, я должен ее видеть, — громко сказал Рикки. Он временно остался на Брутон-стрит, в качестве сторожа, и последнее время очень часто разговаривал сам с собой.
Продажа имущества с аукциона должна была состояться на следующей неделе, и Рикки разрешили пока оставаться в доме. Он теперь очень часто разговаривал с Лорингом; по вечерам, в половине восьмого, он поднимался в комнату Лоринга и возился там, воображая, что вынимает костюмы для своего господина, отвечая на предлагаемые вопросы.
— Да, сэр. Я здесь. Вот горячая вода, сэр. Что вы оденете — фрак или смокинг? Спасибо, сэр.
Он зажигал электричество над туалетным столом, и ему казалось, что он ясно видит красивую голову Лоринга, отраженную в зеркале, и следит, как он быстро двигает щетками с ручками из слоновой кости, приглаживая свои мягкие блестящие волосы; затем немного бриллиантина из квадратной маленькой бутылочки с отверстиями в пробке — и по комнате разливается очень хорошо знакомый, тонкий аромат фиалок. Потом Лоринг подходит к миске с инкрустациями и тщательно моет в горячей воде руки. Вся комната благоухает ароматическими солями, которые он всыпает в ванну. Потом он зажигает папиросу; на его туалетном столе всегда стоит большая коробка папирос. Рикки пересчитывает их каждый вечер, чтобы знать, не польстилась ли на них какая-нибудь легкомысленная юная горничная.
После того, как выкурена папироса, Лоринг надевает фрак и осматривает карманы. — Все ли я взял, Рикки, дружище? — спрашивает он рассеянно; и Рикки перечисляет: — Ключи, бумажник, носовой платок, мелочь? И все оказывается на месте.
Иногда Лоринг говорит: Рикки, смешай-ка для нас коктейль! Сайд-Кар! — Тогда Рикки уже знает, что сегодня был удачный День, потому что Сайд-Кар употреблялся только в очень торжественных случаях; и он торопится смешать коньяк с лимоном и со льдом и прилежно взбалтывает их.
Потом Лоринг говорит:
— Смотри, Рикки, будь осторожен, впускай только своих. — И Рикки, не сводя со своего обожаемого кумира глаз, полных собачьей преданности, отвечает:
— Конечно, сэр, можете положиться на меня!
Лоринг весело улыбается, позвякивая серебром, бросает последний взгляд в зеркало, поправляет галстук, снимает воображаемую ниточку со своего безукоризненно сидящего костюма и спускается вниз…
Сегодня вечером, стоя за дверью, Рикки думал, что он слышит отзвук этих легких шагов.
Он приготовил комнату Лоринга к вечеру и стоял на месте, глядя вокруг себя безумными глазами — это были глаза фанатика, одержимого видениями. Нервная система Рикки, сильно пострадавшая во время войны от раны, теперь окончательно расстроилась.
Он был убежден, что если бы ему удалось найти жемчужину, он бы легко отыскал и убийцу Лоринга. Но в его больном мозгу все перепуталось. Этот инспектор, например, обещал помочь ему, сказал, что непременно найдет жемчужину, а между тем до сих пор ничего не сделал.
Рикки всегда считал, что от полиции мало толку, а теперь он окончательно убедился в этом. «Если человек хочет добиться своей цели, он должен действовать сам и ни на кого не надеяться», — подумал он. Он потушил свет и поплелся вниз. За последние несколько недель он очень похудел, и его шаги издавали странный шаркающий звук. Он одел свою потертую шляпу и вышел на улицу.
Последний, кто держал жемчужину, была Селия — значит, лучше всего повидать ее и поговорить с ней. Ему не пришло в голову, что было уже около одиннадцати часов вечера; но даже если бы он и подумал об этом, то вряд ли это обстоятельство могло изменить его намерение.
Рикки знал, где искать Селию; он был настолько предусмотрителен, что записал на клочке бумаги ее адрес и всегда носил его с собой. Вынув его из кармана, он прочел: «Сент-Джемс-сквер»; значит, совсем близко отсюда.
Он шел очень быстро, подгоняемый желанием как можно скорее поговорить с Селией.
Дом был погружен в темноту. Рикки позвонил; ответа не было. Тогда он обошел дом со двора и, найдя незапертую дверь, открыл ее. Он спокойно вошел внутрь с сознанием того, что явился сюда на совершенно законном основании и абсолютно не сознавая того, что его вторжение в такой поздний час может быть превратно истолковано. На первом этаже Рикки не встретил никого. Он поднялся наверх; там тоже не было ни души.
В тот вечер Хайс отпустил своего лакея и всех своих немногочисленных слуг, так что в доме никого не было.
Рикки бесшумно бродил из комнаты в комнату, прислушиваясь к каждому шороху и заглядывая во все углы — всюду было пусто и тихо.
Наконец, в небольшой комнате, выходящей на площадку лестницы, он нашел мужские вещи, вроде тех, которыми постоянно пользовался Лоринг: массу ботинок и туфель на колодках, несколько маленьких щеток для головы, бутылку бриллиантина с пульверизатором, парчовую пижаму; в углу стояла небольшая кровать, совсем такая же, как у его господина. Рикки подошел к туалетному столу и принялся перебирать вещи: уложил на место щетки, отодвинул бриллиантин; затем он надел пижаму на вешалку и повесил ее в шкаф. На кровати он подобрал носовой платок и понес его к туалетному столу — Лоринг держал платки в небольшом ящике слева. Рикки открыл этот ящик, чтобы положить туда платок, и увидел открытый футляр, в котором лежали запонки из черных жемчужин.
Платок выпал из его рук. Дрожащими пальцами он схватил футляр — это были точно такие же жемчужины, как та, которую он нашел. Его охватило странное полуобморочное состояние… Сама судьба послала его сюда… Он понял это теперь… Он всегда знал, что несправедливость будет отомщена… он найдет правду…
И так оно и случилось! Раз он нашел черные жемчужины, значит, убийца здесь, близко; он отомстит за Лоринга! Рикки положил футляр в карман. С ним творилось что-то неладное; он сам это чувствовал; может быть, он был так слаб оттого, что забыл поесть? Он не мог вспомнить, когда ел в последний раз. Его дикий и вместе с тем робкий взгляд блуждал вокруг — в его глазах не было злобы, они были испуганные и безумные.
Стоявшие на небольшом столике графин с коньяком и тарелка с сандвичами привлекли его внимание. Как будто это было в порядке вещей, он подошел к столику и принялся есть и пить.
Он был очень слаб, и коньяк тотчас же ударил ему в голову. Он споткнулся и упал. Как раз в этот момент Джонс, лакей Хайса, заглянул в комнату и, не заметив ничего подозрительного, потушил свет. Час спустя он лег спать. А еще час спустя Хайс, измученный и несчастный, вошел в комнату. Не зажигая света, он подошел к окну и остановился там, уставясь в спокойную тишину ночи, надеясь в ее ласкающем мраке обрести хоть частицу утраченного покоя.
Потом он обернулся, подвинул к окну кресло и, опустившись в него, стал глядеть на ясное ночное небо.
В это мгновение Рикки пришел в себя. Он приподнялся с пола и сел, удивленно озираясь вокруг. Внезапно он увидел резко выделяющийся на более светлом фоне окна темный силуэт головы.
И Рикки понял! Это был человек, которому принадлежали черные жемчужины.
Глава XI
Очень осторожно Рикки двинулся вперед; он поднял голову, как охотничья собака, почуявшая добычу; его сознание совершенно прояснилось, и только одна мысль сверлила его мозг — это сидит человек, которому принадлежат черные жемчужные запонки, значит, это — убийца!
Он видел, как Хайс встал, зажег папиросу; как он подошел к открытому окну и, тяжело и устало вздохнув, стал смотреть на улицу.
Рикки выпрямился, держась за спинку стула, и с ненавистью устремил свои слишком блестящие глаза на неподвижную фигуру у окна.
Хайс, погруженный в глубокую задумчивость, не слышал, как Рикки приблизился к нему; Рикки настолько похудел за последнее время, что двигался совершенно бесшумно. Он набросился на Хайса с такой стремительностью, что последний ничего не успел сообразить.
Выведенный из равновесия неожиданностью нападения, Хайс даже не попробовал сопротивляться; он нерешительно поднял руку, по его лицу промелькнуло удивленное и вместе с тем гневное выражение, он открыл рот, чтобы заговорить или крикнуть — тогда Рикки изо всех сил ударил его по голове маленьким кастетом. Хайс покачнулся и, широко раскинув руки, упал, как подкошенный, лицом вниз.
Рикки наклонился к нему и тихо сказал:
— Возможно, что вы встретите там мистера Лорри — я надеюсь, что это так будет — и он сам скажет все, что о вас думает. Я хотел вам все это рассказать, но вы слишком рано свалились, и я не успел этого сделать. Тогда вы могли бы ему передать, что Рикки не забыл отомстить за него.
Он слегка толкнул бесчувственное тело Хайса ногой; и вдруг сильная усталость и слабость охватили его. Он выпрямился и, решив, что больше ему здесь делать нечего, направился к двери, но на пороге столкнулся с Селией.
Ее голос прозвенел, вибрируя, как натянутая струна.
— Рикки! — о, что вы сделали, Рикки?! — Рикки повернул к ней пепельно-серое, бледное лицо, на котором сверкали безумным, фанатическим огнем глаза.
Он сделал странный, полный достоинства, жест и очень четко сказал:
— Я отомстил за мистера Лорри. Этот человек убил его. Мистер Лорри был самым лучшим господином и вообще лучшим из людей.
Селия с ужасом встретила взгляд его совсем уже сумасшедших глаз; сделав над собой усилие и стараясь говорить твердым голосом, она сказала:
— Отойдите в сторону, Рикки! Слышите?
Он тупо, с выражением явного недоверия, уставился на нее, и внезапно безумный огонь, сжигавший его душу столько дней и ночей, погас. Он весь как-то сразу осунулся, съежился и превратился в худого, морщинистого, очень жалкого человека.