Ничего себе – отшила!
Перечитываю сообщение, надеясь на обман зрения, опускаюсь на кровать и с трудом сглатываю. Во рту сухо, как в пустыне. Горло саднит от лишних рефлексов. Я откашливаюсь, мотая головой.
Он что, совсем умом тронулся? Или издевается надо мной?
Устанавливаю курсор на пустом окошке ответного сообщения, но не представляю, что писать. Он же наизнанку меня выворачивает. Самообладания лишает, дыхания, мужа, жизни. Я уже пропитываюсь им. Закрывая глаза, вижу. Всюду. Даже в своем отражении.
Возможность ответить хотя бы смайликом у меня отнимает шлепающий тапками Степа. Телевизора уже не слышно, а мой муж идет в комнату. Я быстро ставлю телефон на беззвучный режим, кладу его под подушку экраном вниз и снова залезаю под одеяло. Закрываю глаза в тот момент, когда дверь открывается.
Степа вздыхает, шуршит майкой и штанами, ложится ко мне, прогибая под нами матрас, и обнимает меня.
– Ну извини, – шепчет мне на ухо. – Я обозлился. Понимаю, тебе надо время привыкнуть к новой школе. Просто не люблю сидеть дома в одиночестве.
– Степ, – имитируя сонливость, мычу я, – я не обиделась. Давай спать.
Он целует меня в висок и добавляет:
– Могу усыпить.
– В другой раз, Степ, – отвечаю я, уже утратив интерес к сексу с ним.
Прикусываю губу и жмурюсь в темноте, осознавая, что отказываю мужу из-за Чеховского, но ничего не могу с собой поделать.
– Ну ладно, – опять вздыхает он, укладываясь рядом. – Я маме утром позвоню. Предупрежу, что мы приедем.
– Хорошо.
Не проходит и пятнадцати минут, как Степа засыпает. Я выуживаю телефон из-под подушки, вылезаю из постели и бесшумно крадусь по квартире. Прячусь от мужа в туалете, словно девочка-подросток от строгой мамы, чтобы посекретничать с подружками. Сажусь на крышку унитаза и, набравшись храбрости, разблокирую телефон. Больше сообщений от Чеховского нет, но я почему-то уверена, что он ждет мой ответ. Тоже не спит, дергается, психует. Давно в моей крови не бурлил адреналин. Чеховской сумел всколыхнуть что-то острое, драйвовое, азартное.
Обдумав все в спокойной туалетной обстановке, я очередной раз сосредотачиваюсь на пустом окошке и набираю ответ. Каждое слово, каждая фраза – уже не фальшь, не игра, не флирт. Это правда, которую Чеховскому все же удалось вытянуть из меня.
Едва ставлю точку, как нажимаю «отправить» и слышу биение собственного сердца где-то в пятках. Мне стыдно и неловко за то, как я поступаю по отношению к Степе. Чувствую себя бессовестной падшей женщиной, заслуживающей избиения камнями. Но запретный плод дьявола по имени Роман Чеховской так манит, что я не могу устоять. К черту правильное поведение и страх сплетен. Я хочу почувствовать хоть что-то живое, яркое. Узнать, как это, когда кровь в венах течет со скоростью поезда, а сердце выполняет трюки, от которых кружится голова.
Глава 12. Роман
У меня голова кругом от Бабочки. Конференция на носу, встреча с подрядчиками, крупный контракт, еще и из прошлого хвосты тянутся, а она ворвалась в мою жизнь и вихрем крышу сносит. Ни на чем сосредоточиться не могу. Мозги как кисель. С трудом соображаю на селекторном, созваниваюсь со своей секретаршей, не особо порадовав ее объемом работы, но подсластив наш разговор соблазнительными премиальными, и шлю на хер остатки вечера. Ни о чем думать не могу. Прокручиваю в голове признание Бабочки и еле сдерживаюсь, чтобы прямо сейчас не поехать к ней. Скрутить, связать, заковать в цепи и забрать себе.
Уснуть тоже не могу. Хочу набрать ее, позвонить, услышать голос. До боли кусаю кулак. Лезу под холодный душ. Ворочаюсь в постели. Но не выходит выкинуть ее из головы.
Не выдерживаю. Срываюсь. Хватаю телефон, пишу сообщение и, не думая, отправляю.
Все! Назад пути нет. Ты признался ей, Роман Алексеевич. А она, дуреха, тут же его прочитала. Удалять бесполезно. Теперь она знает. Только с ответом не спешит.
Я хватаюсь за голову, признав, что я идиот. Вдруг сообщение ее муженек увидел?
Расхаживая по комнате, кручу в руке телефон и каждые тридцать секунд пялюсь на циферблат часов. Проходит не меньше получаса, прежде чем раздается сигнал вошедшего сообщения. Успеваю лишь увидеть имя контакта «Бабочка», как в комнату вбегает перепуганный Артур.
– Там… Там… Лучик… Она кричит…
– Чего?
Пацан в панике двух слов связать не может. Бледный, как стена. Я слышу скулеж в конце коридора и, на автомате швырнув телефон на кровать, выскакиваю из комнаты. Мчусь к приоткрытой двери комнаты племянницы. Она лежит на кровати, свернувшись клубком под одеялом. Стонет сквозь стиснутые зубы и сжимается в каких-то жутких спазмах.
– Лучик, что с тобой? – Я кидаюсь к кровати и прикладываю ладонь к ее лбу. Горячий, влажный. – Твою мать! Ты все-таки отравилась! Арти, Фаза где?
– Спит, наверное.
– Иди буди его, пусть заводит тачку.
– Может, «скорую»? – предлагает племянник.
– Эта тарантайка сюда полгода пиликать будет. Бегом к Фазе!
Пацан выскакивает из комнаты, а я отбрасываю с Лучианы одеяло и застываю при виде лужи крови под ней.
– У тебя что, блядь, просто месячные?! Какого хрена?!
Она сжимается еще сильнее, заскулив в подушку.
Нет, ни черта это не месячные. Это кровотечение.
Я бросаюсь к комоду, достаю оттуда чистое одеяло, заворачиваю в него невесомое тельце племянницы и поднимаю с кровати. С Артуром сталкиваюсь внизу лестницы.
– Где Фаза?
– Он был в кабинете. Работал. Уже пошел выводить «гелик». Ром, я с вами хочу.
– Еще чего не хватало! Тебе в школу утром!
– Но она же моя сестра! – голос пацана срывается, и я не могу устоять.
– Ладно. Накинь что-нибудь и захвати мое пальто.
Он убегает наверх, а я выскакиваю на улицу. Фаза как раз подгоняет тачку и открывает заднюю дверь.
– Что случилось? – хмурится он.
– Сам бы хотел выяснить, – ворчу, укладывая стонущую Лучиану на сиденье. – Посмотри самый короткий путь к женской больнице. Не знаю, как она называется.
– Центр акушерства и гинекологии, – отвечает он так, словно спец в этих делах.
– Пусть так, – киваю я, оглядывая запачканный кровью рукав рубашки. – Ебаный в рот! Не одно, так другое! – Беру у выбежавшего из дома Артура пальто, набрасываю на плечи, закидываю пацана к Лучиане, а сам сажусь впереди. – Гони! – приказываю Фазе.
Внутри все в узлы скручивается от каждого нового завывания Лучианы. Если эта зараза все-таки какую-то дрянь принимает, то к мамаше своей прямиком отправится. Хватит! Остохуело!
Но ведь это я недоглядел. Надо было отпустить ее с Камилем в Москву, когда она просилась. Она с его ненаглядной женушкой уж слишком близка была. Конечно, у девчонки началась депрессия. Только почему я ее не замечал? Наоборот, глаза всегда горели. Это последнее время она сама не своя стала: нервная, хилая, вечно какая-то сонная.
Смотрю на мелькающие за окном деревья и мучаюсь в догадках. Ведь давно заметил странности. Почему сразу на врачах не настоял? Всегда находил причину отложить здоровье племянницы на потом или списывал на адаптацию в универе.
– Тише-тише, Лучик, – слышу из-за плеча. Оборачиваюсь и вижу, как Артур гладит ее по руке. Сердце сжимается от этой картины.
Нет, я все равно не смог бы отпустить ее. Эти дети для меня – весь мир. Это не я опекаю их, а они меня. Без них уже сдох бы где-нибудь в канаве.
– Долго еще? – шиплю Фазе.
– Не нервничайте, босс. Скоро будем.
– Тебе легко говорить, кусок бесчувственного бревна, – фыркаю, снова отвернувшись к окну.
– Позвоните пока в клинику, пусть каталку приготовят.
Я хлопаю себя по карманам и вспоминаю, что забыл телефон дома. Поняв меня без слов, Фаза молча берет свой мобильник, выискивает номер и звонит.
– У тебя что, гинекология в быстром наборе?
– Я помощник начинающего политика и успешного предпринимателя. Никогда не знаешь, что может ему понадобиться, – отвечает он, расслабленно ведя машину. – Через две минуты к парадному входу вашей клиники, – говорит он уже в телефон, – подъедет черный «гелендваген». У пациентки острые боли. Лучиана Марино… Да, все верно, его племянница.
– Даже не знаю, восхищаюсь я тобой, или ты меня пугаешь, – произношу, не в силах понять этого парня.
– Предлагаете и мне начать истерить? – Он даже бровью не ведет. – Для этого я на вас и работаю, босс. Чтобы хоть кто-то оставался в здравом уме в критических ситуациях.
Я уверен, что проходит ровно две минуты, и мы подъезжаем к клинике, у дверей которой нас уже ждут санитары с каталкой. К ним присоединяется и выскочившая на улицу докторша, на ходу запахивая халат, пока я достаю Лучиану из машины.
– Здравствуйте! Что случилось? Какие жалобы? – Докторша заставляет Лучиану лечь прямо, умело выпрямляя ее колени. – Какой месяц?
– Месяц чего? – рявкаю я, и тяжелая рука Фазы ложится на мое плечо. Без него точно бы бросился на эту идиотку в белом халате.
– Что значит – чего, Роман Алексеевич? – выпучивает та глаза, ощупывая живот Лучианы. – Беременности!
– Какой беременности, дура?! Она ребенок!
– Ну какой же она ребенок? – спорит докторша, приподнимая пижамную рубашку и оголяя проявившуюся округлость. – Вполне половозрелая девушка. Пятый? – спрашивает она уже у заплакавшей Лучины. – УЗИ уже делали? В какой клинике на учете состоишь? Риски были? На сохранении лежала?
Санитары толкают каталку к дверям, а я так и стою пригвожденный к земле. Слов нет, как и мыслей. Потому что это даже не шок, это просто пиздец.
– Чт-то? Что она несет? – бормочу я осипшим от гребаного потрясения голосом.
Меня будто по башке огрели. Пулю промеж глаз пустили. Нож под ребра вогнали и повернули.
– Остыньте, босс! – Снова тормозит меня Фаза. – Вы привлекаете к себе внимание. Помните во что бы то ни стало держать лицо. – Он встряхивает меня за плечи, и я фокусирую зрение на трясущемся Артуре.
На мальчишке пижама, кеды и курточка.
– Капюшон надень, – велю ему. – И сопли вытри… Это явно какая-то ошибка, – мотаю головой, отходя от Фазы.