Остаться со мной в отеле не позволяю, как бы ни настаивал. Так что зря старался покупать номер для молодоженов.
– Ты мне так и не объяснила, почему грубый ответ дала на последнее сообщение? – спрашивает Чеховской, проверяя каждый угол комнаты.
– Тебе не я писала, а Степа. – Я сажусь на кровать и ладонями провожу по шелковому покрывалу. Номер недешевый. Надеюсь, Саша не последние деньги отдал за мой комфорт. – Я в его клуб пришла как раз за телефоном, а заодно сообщить ему, что подала на развод. Тебя той же новостью обрадовать собиралась.
Чеховской подходит ко мне, за подбородок приподнимает мое лицо, заставив посмотреть ему в глаза, и большим пальцем проводит по нижней губе. В его глазах клубится туман, на лице играют желваки. Опять хочет меня. Немедленно. Грубо. Жестко. Основательно.
– Тебе пора, Ром, – обламываю его. – Поздно уже. Утром у меня уроки.
– Хорошо, что завтра пятница. Впереди выходные.
– Да, здорово. Я планирую хорошо отоспаться.
Уголок его губ дергается.
– Обожаю рушить чужие планы. – Он склоняется и легонько целует меня. – Спокойной ночи, Бабочка. Увидимся завтра в три.
По моему телу спускается слабый электрический разряд. Именно так действуют на меня поцелуи Чеховского – ток, молния.
Он уходит, а я абсолютно счастливая заваливаюсь на кровать, раскинув руки в стороны.
Я отдавалась ему прямо за спиной Степы, но опять ни капли стыда. К тому же совсем скоро я перестану носить фамилию Городецкого. Перед кем испытывать чувство вины? За что? За то, что отныне буду счастливой? Ему тоже не помешает перечеркнуть прошлое и начать все с чистого листа. Наверняка сыщется женщина, с которой Степе будет хорошо. А ей – с ним…
У меня нет сил даже на душ. Скидываю с ног полусапожки и, добравшись до подушки, отключаюсь. Сплю так крепко, что не слышу пиликанье входящих сообщений. Даже на будильник с трудом реагирую. Только за завтраком, принесенным официантом, залезаю в телефон и обнаруживаю дюжину смс от Чеховского. Спрашивает, сплю ли? Хвастается, что завтра меня ждет сюрприз. Интересуется, все ли в порядке? Докладывает, что Фаза остался дежурить у отеля.
Подхожу к окну, выглядываю и вижу «гелендваген». Хлопаю себя по лбу. Чеховской бесчувственный придурок! Он теперь с Саши не слезет. Вместо того чтобы позволить ему быть с Лучианой, он превращает его жизнь в ад.
Одевшись и причесавшись, спускаюсь вниз. Слышу от администратора пожелание хорошего дня, киваю и выхожу на улицу.
– Саша, ну так же нельзя! – Всплескиваю руками, садясь в машину. – Вы хоть спали?
Глаза у него красные, вид уставший. Конечно он не спал! Если и подремал немного, то явно корит себя.
– Высплюсь, когда вы к боссу переедете, – отвечает, выруливая с парковки. – В общем, расклад такой, Дарья Николаевна. Сейчас везу вас в школу, и до трех часов вы из нее носа не высовываете. Если что-то нужно, мне звоните.
Мне это совсем не нравится. Я не привыкла к тотальному контролю.
– Что это еще за условия?
– Так надо. Это самая неприятная сторона жизни в семействе босса, к которой вам предстоит привыкнуть. Враги, завистники, просто идиоты. Вы очень облегчите мне задачу, если не будете упрямиться, Дарья Николаевна. – Он бросает на меня изморенный взгляд, и мне элементарно жаль этого парня.
Мотаю головой.
– Не буду. Делайте, как считаете нужным, Саша.
– Со мной можно на «ты», Дарья Николаевна.
– Со мной тоже, – улыбаюсь я, напрасно надеясь на ответную улыбку.
– Телефон свой оставьте здесь. В бардачке возьмите новый. Переставьте сим-карту, пока на светофоре торчим.
– Это еще зачем? – недоумеваю, хлопая ресницами.
– Вы думаете, я один такой ушлый и по джи-пи-эс-навигатору вас отслеживаю? Городецкий тем же промышляет. Подцепился к вам вчера днем.
– Офигеть! – На автомате залезаю в бардачок, достаю коробочку и вижу такой же телефон, как у меня. Только модель поновее. А я уже испугалась, что будет айфон.
– Решил не усложнять вам жизнь привыканием к незнакомой марке.
– Спасибо, Саша, – благодарно выдыхаю, приступая к переносу сим-карты.
Мы трогаемся с места, но выскочившая из-за поворота машина врезается в угол нашего капота. Оба телефона падают из моих рук, меня резко бросает вперед. Хрустнувшая шея отдается болью, затылок начинает печь.
«Гелендваген» разворачивает на сто восемьдесят градусов, не меньше. Я слышу удары других машины, звон битого стекла и пронзительный визг клаксонов. В нос заползает запах жженой резины, перед глазами все плывет.
Откинув голову назад, пытаюсь сфокусировать зрение и разобрать какофонию жутких звуков.
– Пиздец! – ругается Саша.
Его движения суетливы. Замечаю, как он смахивает кровь со своего виска, отстегивает ремень безопасности и буквально наваливается на мое плечо, копошась под своей курткой. Спустя несколько секунд я вижу в его руках пистолет.
Меня потряхивает. От ужаса язык прилипает к небу. Все звуки превращаются в сплошной пронзительный гул, от которого закладывает уши и перехватывает дыхание.
Я не успеваю сообразить, как перед водительской дверью вырастает тень. Стекло разлетается вдребезги, осыпав осколками и Сашу, и меня. Он реагирует быстро, но наведенный на меня прицел пистолета всего на полмига сбивает его с толку. Пока Саша передергивает затвор, незнакомец в балаклаве совершает выстрел.
Оглушающий хлопок, от которого дребезжит салон, а барабанные перепонки, кажется, вот-вот полопаются, хоронит меня заживо.
Этот человек выстрелил.
В меня.
Но никакой боли я не чувствую. Только ползущий по венам дичайший страх и горький привкус опасности во рту.
Незнакомец исчезает под крики людей снаружи, а на меня наваливается тяжелое мужское тело. Только сейчас меня прожигает кошмарной, суровой истиной: Саша закрыл меня собой!
Глава 32. Роман
– Я эту суку фактически собой закрыл, когда ее Камиль укокошить собирался, – напоминаю я Шаману, позвонившему выяснить, зачем я Фарика к себе приглашал, а заодно поинтересоваться, как там моя сестрица в психушке поживает. – Думаешь, поблагодарила? После этого ее ни видеть, ни знать не хочу.
– А детей ее не бросил, шайтан, – посмеивается Шаман.
– Дети не виноваты, что у них мать ебанутая. Вы с Адель всегда ладили, мы – нет.
– Ох, тяжелый ты человек, Чех, – вздыхает он. – Такую империю похерил. Хотя не поспорю, вы с Камилем красиво из игры вышли. Он себя нужным оставил в нашем деле. Ты в политику сунулся. Совсем не как Влад Люков. Никого не предали, не сбежали. Но беспокоят меня ваши тайные встречи с Фархатом. Он молчит, не говорит, что за тема.
– Да нормально все, Шаман. Успокойся. С девушкой я его познакомил. Дай молодым время притереться друг к другу, потом Фара сам ее семье представит. Он мужчина. Перестань в нем ребенка видеть.
– Успокоился бы, не будь ты скользким типом, Чех. Имей в виду, слежу за тобой.
– Имей в виду, я за тобой тоже, – отвечаю, перебивая треск захрипевшей рации.
– Роман Алексеевич, выйдете, пожалуйста. Это срочно, – докладывает мне какой-то чоповец, нанятый Фазой.
Никак не могу привыкнуть к этим слишком правильным ротозеям. Другое дело церберы – черные куртки, очки, пушки, кликухи. Проще и легче запомнить братка по татухе, лысому черепу, шраму, увечью. Эти же представители охранного предприятия все на одно лицо: ни отличительной черты, ни личности.
– Соскучишься по былым временам – готов обсудить сотрудничество, – говорит на прощание Шаман.
Как будто может быть иначе. С другими криминальными авторитетами у Шамана таких крепких отношений, как с моей сестрицей, не было и вовек не будет. Люк свалил, Мясник его близко не подпустит, да и струсит Шаман. Того за заслуги так пугающе прозвали. Договориться с ним невозможно. Его условия – закон. У него каждой твари по паре. Но даже он в свое время глаз на Фазу положил. Не скрою, мне льстит, что пацан мне достался, а не Мяснику.
Попрощавшись с Шаманом, прусь на улицу. Посреди двора эвакуатор выгружает побитый «гелик». На нижней ступеньке крыльца сидит сгорбившийся Фаза, рядом с ним бледная Бабочка.
– Это что за хуйня?! – рявкаю, разведя руками.
Сердце начинает стучать, как отбойный молоток. В висках пульсирует. Пальцы безотчетно сжимаются в кулаки.
Машина разбита, Фаза ранен, судя по крови на виске, Бабочка не в школе… Это не авария. Фаза слишком хорошо водит. Я не сомневаюсь, на них напали.
– КТО?! – реву не своим голосом.
– Ром, не кричи, пожалуйста, – с мольбой просит Бабочка, поглаживая Фазу по плечу. – Вызови «скорую».
– Нет! – спорит Фаза, с глухим стоном снимая куртку. – Я же сказал, Дарья Николаевна, никаких врачей. Не можем мы объяснить им это. – Он указывает на бронежилет.
– Тебе нужно проверить ребра и внутренние органы! Саша, это не шутки! – настаивает Бабочка.
Из дома выходит завернутая в пуховую шаль Лучиана. Косо взглянув на меня, переводит взгляд на Фазу. Сглатывает. И как я раньше не замечал этого волнения и трепета? Хорошо играли, артисты!
– О, твою собаку подстрелили, – фыркает она. – Ветеринара вызвать?
– Отведи его на кухню. Пусть лед приложит в груди. И рану на башке обработай.
– Я?! – удивленно протягивает она, вскинув брови.
– Привыкай. Тебе скоро замуж за него.
– Пф-ф-ф…
– Кончай, – вздыхает Фаза. – Он все знает.
Лицо Лучианы вытягивается, глаза округляются. Она в растерянности смотрит то на меня, то на Фазу, то на Бабочку. Та ей согласно кивает, и у девчонки увлажняются уголки глаз. Смаргивает, отвернувшись. Прячет слезы, паршивка.
Потом с ней все улажу. Сейчас сука стрелявшая интересует.
– Чей шакал это сделал? – шиплю, едва Фаза встает на ноги, пошатываясь. – Мясника? Шамана? Люка? Чей?
Он смотрит на Бабочку и отвечает:
– Не в меня стреляли, босс. В нее.
У меня земля уходит из-под ног. Стреляли в мою Бабочку! Какой же паскуде жить надоело?!
– Топай, – киваю Фазе. – Дух переведи, и перетрем.