Спускаюсь на первый этаж, заглядываю в гостиную, в бильярдную, в каминную. Кабинет Чеховского заперт. Скребусь тихонько, но в ответ тишина. Дом спит, одна я тут шатаюсь как привидение.
Подходя к кухне, решив сделать себе еще ромашкового чаю, замечаю полоску света на полу. Дверь приоткрыта, слышны приглушенные голоса.
– Почему ты все решаешь? – спрашивает Саша. В этот раз его голос не колется, не морозит. Он необыкновенно будничный, приземленный. – Это и мой сын.
– У тебя нет вкуса, – ворчит Лучиана.
Я подкрадываюсь к двери и по-шпионски заглядываю в проем. Парочка крутится у стола, заваленного овощами. Саша режет помидоры, а Лучиана крошит зелень.
– Я хочу фиолетовую детскую. И точка! – ставит его перед фактом наша беременная принцесса.
– Спасибо, что не розовую, – бурчит Саша, ссыпая кубики томата в салатницу.
– Блин… Не хочу салат…
– Ты издеваешься? – Он вздергивает бровь, осуждающе взглянув на поморщившуюся Лучиану. – Ты разбудила меня посреди ночи заявлением, что умрешь, если сейчас же не съешь гребаный салат.
– Чаю хочу. С козьим молоком.
– О, ну это другое дело. Сейчас только козу подою. – Саша всплескивает руками, и мои губы трогает улыбка. Так забавно наблюдать за ними. Становится легко, тепло.
– Коть, ну не сердись, – тянет Лучиана, запустив руки за его спину. – Могу же я немножко покапризничать? Между прочим, ты мой должник. Столько нервов вытрепал мне своими схемами по завоеванию расположения босса.
– Ты засранка, ты в курсе? Бесстыжая, неблагодарная, противная засранка, – он произносит это без малейшего намека на грубость. Смакует, как сладкий комплимент, обнимая и притягивая Лучиану к себе.
– Это не отменяет того факта, что ты меня любишь, – посмеивается она, подтягиваясь на носках и кончиком носа трясь о нос Саши. – Ко-о-отя…
– Ну хватит, – смеется он. Беззаботно, искренне. Я и не знала, что он умеет смеяться.
Боже, какая красивая пара. А ведь они сейчас в том возрасте, в каком были мы с Чеховским, когда познакомились. Только они не потеряются двенадцать лет.
– Перестань, Лу. Я и так еле держусь.
Ее рука шаловливо юркает вниз, и я от стыда отворачиваюсь.
– Чувствую, – хихикает она. – Но это дело поправимо.
– Тебе нельзя. Не будешь слушаться доктора, отправишься в стационар. Я не шучу.
– Ой, Коть, как будто есть только один способ удовлетворить тебя.
– Опять совращаешь меня? – мурчит он. Ну точно – Котя!
Я зажмуриваюсь, поджав губы. Бежать надо отсюда, пока я не стала свидетельницей чужого интима.
– Кончай, Лу. Если это застукает твой дядюшка…
– Да он дрыхнет без задних ног. Или сторожит сон Даши.
В меня будто снова выстрелили. Срываюсь с места и вторгаюсь в запретное царство. Лучиана, к счастью, не на коленях, а Саша по-прежнему в штанах. Мне хоть отворачиваться не приходится и извиняться.
– Саш, Ромы нет! – заявляю я, задыхаясь от дурного предчувствия.
Они с Лучианой переглядываются. На лицах обоих появляется тревога. Саша хватает со стола рацию и связывается с охраной. Ему докладывают, что Роман Алексеевич периметр не покидал.
– Каждый угол осмотреть! – отдает он команду и шагает к двери. На секунду задерживается, смотрит на меня и Лучиану и говорит: – Присмотрите друг за другом.
– Какой же паскудный день, – ругается Лучиана. – Поможешь мне доделать салат?
Мне совсем не до салата, но кажется, это единственная возможность отвлечься. Не оставлять же беременную девушку голодной.
– А вдруг он узнал, кто стрелял, и отправился мстить? – вслух размышляю я, перемешивая овощи в оливковом масле.
– Правильно сделал, – пожимает плечами Лучиана. – Полиция в этом деле не поможет. Пройденный этап. Если дать властям волю, они не на стрелявшего и заказчика выйдут, а Рому же и похоронят под тяжестью его преступлений. Нравится нам, женщинам этой семьи, это или нет, а наша участь такова – смирись и не лезь. Привыкай, Даш. Я же привыкла.
– Жить в страхе?
– А куда деваться? Вырвать и выбросить сердце? Раз полюбила больше жизни, буду ценить каждую минуту покоя. Наслаждаться мгновениями вместе.
– Я так не смогу, – выдыхаю я, потупившись в салатницу.
– Сможешь. Потому что любишь.
Наверное, Лучиана права. Я уже не вычеркну Чеховского из своего сердца и памяти. Он во мне.
До самого рассвета я сижу перед камином и бездумно смотрю на огонь. Никаких новостей. Зловещее молчание. Одно известно точно – Чеховского дома нет. Телефон он оставил намеренно, чтобы не отследили. Уехал с виллы на машине брата. Охранник на воротах уже получил в челюсть от Саши. Сильно он не бил: боль в груди остановила. Но губу разбил в кровь.
И только в начале седьмого утра мы получаем звонок из полиции. Нам сообщают, что в полутора километрах от дома найдена машина, зарегистрированная на Асманова Камиля Захировича, и…
Членов семьи Чеховского Романа Алексеевича вызывают на опознание тела.
Глава 34. Роман
– Какое опять опознание тела? – прорезает грозный голос Фазы звенящую тишину. – Я же сказал, что не знаю эту старуху! Да похуй мне, чем она там отравилась. У бабки с психикой непорядок!
Веки точно клеем смазаны. Кое-как разлепляю глаза и морщусь от ударившего по радужке света. Моргаю, фокусируя зрение на светлом потолке. Чуть поворачиваю голову. Фаза стоит у окна и, пальцем отодвинув жалюзи, смотрит на улицу. В другой его руке телефон. На лице играют желваки.
– Я не знаю, она ли была тогда на площади. Если бы мы реагировали на всех психов, преследующих Романа Алексеевича, то завалили бы вас горой заявлений… И вам того же!
В моих руках иглы с капельницами. К груди прилеплены электроды. Слева от меня пищат медицинские приборы.
Фаза отключается, убирает телефон в карман джинсов и смотрит на меня через плечо.
О ком он говорил? О бабке Себа? Неужто померла? А что случилось со мной? Помню, как Городецкого херачил, башку ему раскурочил, а дальше провал. Похоже, до дома не доехал. Опять авария? Камиль за тачку меня порвет. Или Городецкий очухался и атаковал?
В горле саднит, тело деревянное, даже пальцем пошевелить не могу. А в брюхе адски жжет.
Фаза медленно оборачивается, скрещивает руки на груди и молча прищуривается, будто изучая меня. Я с трудом сглатываю и хриплю:
– Пи-и-ить…
– Я не медбрат, – почему-то отвечает Фаза.
– Прикалываешься? – недоумеваю я. Мне каждый звук так тяжело дается, а он даже стакан воды протянуть не может. – Я хреновый босс, Фаза, но не мсти мне так жестоко…
Мышцы его лица заметно расслабляются. Он подходит к койке, берет с тумбочки стакан воды и помогает мне попить через соломинку.
– Как вы мне назвали? – напряженно переспрашивает.
– Не зятем, отвали. Рано еще. – Откидываю голову на подушку и выдыхаю. Перед глазами все кружится, а ушах все еще шумит, словно я под водой нахожусь.
– Как же так, босс? В первую брачную ночь в больницу загремели. Кристину свою без супружеского долга оставили.
– Чего? – Я опять поднимаю голову. В висках начинает стучать молотом.
– Шутка, – без малейшей эмоции отвечает Фаза. – Должен же я убедиться, что вы снова не бредите. А то вы во мне медбрата видели. Лу называли Адель. Артура вообще не признавали. Док говорит, у вас память перемешалась.
– Это тоже шутка?
– Ха. Ха. Самое веселое было с Дарьей Николаевной. Рассказать?
– Что, блядь, произошло?
– Вы мне поведайте. Городецкий в реанимации с минимальным шансом на жизнь. Весь его клуб в ваших следах уделан. В тачке Камиля кровища Городецкого. У вас перо в брюхе, а рядом труп бабки Себа.
Я закрываю глаза, пытаясь что-то вспомнить, но пустота. Полный провал.
– Вам было мало того, что меня совесть грызла, да? Это же я Городецкого распалял. Знал, как по юности он влетел за групповое вооруженное нападение. Что склонность к агрессии у него в крови. Но я не остановился и довел до покушения на вашу Бабочку. По-человечески же попросил, босс, не лезьте пока. Понадеялся, что снисходительны ко мне будете. Терпения не хватило?
– Скорее кровожадность в избытке была.
– Это я заметил. Столько дерьма мне еще не приходилось убирать. Вы ненормальный, босс. Совсем с головой не дружите.
– Меня загребут?
– Нет. Я же рядом. Сам за вас сяду, если совсем прижмет.
В этом я не сомневаюсь. Кто из нас больше с головой не дружит, еще надо разобраться.
– Давно я здесь?
– В ночь с пятницы на субботу сюда попали. Сегодня понедельник. Сами считайте.
– Я, Фаза, нихера не помню. Может, ты просветишь?
– В первую очередь, позвольте выразить вам мое почтение. Красиво вы у меня из-под носа свалили. Мерзко Городецкого уделали, но тоже по-мужски красиво, – говорит он с едва заметным восхищением. – Подозреваю, бабка по округе поселка шаталась и просекла, что вы в одиночку с виллы уехали. Дождалась и утолила свою жажду мести. Вы же в неадеквате были. Запросто могли на ее крючок попасться. А она, вас пырнув, цианидом закинулась. Вот и вся история.
Охренеть! Что ж, бабулю тоже понять можно. Она из-за смерти Себа и повернулась. По заслугам мне воздала.
– Нас ее опознавать заставляют, – добавляет Фаза. – Свяжут вас с Себом, как только выяснят, кто она. Я время потянул. Выходные же были. А сейчас туго будет.
– Бабочка как?
– В шоке. Вы в бреду ее своей спасительницей называли, сошедшей с картины фантазии музой.
Я протяжно выдыхаю, уловив усмешку в голосе Фазы. Вот это я тут оторвался.
– Она о Городецком знает. Ее допрашивали. Официальную версию следствие еще не выдвинуло. Держу мусоров на коротком поводке. Состряпаем историю какого-нибудь разбойного нападения ради нового дорогого инвентаря.
– Она навещала его?
– Нет. – Фаза мотает головой. – Даже не заикалась. Она, босс, прямо не спрашивала, но не совсем же глупая. Поняла уже, кто в нее стрелял, и кто этому стрелку отомстил.
– Где она сейчас?