– Хочешь со мной на всей скорости в огонь влететь? – Его дыхание скользит по моей щеке. Поднимается вверх, опаляет кожу, задевает волосы. – Предупреждаю, тушить не буду.
– Хочу, – сдаюсь я. – Мое решение не изменилось, Ром. Сжигай.
Больше он не позволяет мне вымолвить ни слова. Накрывает мой рот своими губами, заглушая сорвавшийся хриплый стон. Судорожными движениями сдергивает с меня пиджак, задирает юбку, подхватывает под бедра, усаживает на себя и несет в ванную.
Обвивая его шею руками и жадно отвечая на пожирающий поцелуй, я чувствую, как мелкие горячие шарики возбуждения прокатываются по всем моим мышцам. Нервные окончания становятся слишком чувствительными, искрящимися. Впервые со дня выстрела Степы я хочу секса – одичалого, безудержного, первобытного. Хочу Чеховского, как пылкого любовника, в чьих жилах течет преступная кровь.
Он вносит меня в душевую кабину, открывает воду и, когда та мощной струей ударяет в нас, ставит меня на ноги. Резко разворачивает спиной к себе и, целуя, кусая мою шею, разрывает на мне мокрую блузку. Он режет меня шелковой тканью, хлещет страстью, вынуждает стонать на подкошенных коленях.
Куски блузки и бюстгальтер опускаются где-то у моих ног. Прихватив мочку моего уха зубами, Чеховской прижимает меня грудью к стеклянной стене и задирает юбку. Соски так затвердевают от желания, что вот-вот заскребут по холодной поверхности.
Меня будоражит прохладная вода, бьющая сверху. Не дает телу закипеть, загореться. Внутреннюю сторону бедра обжигает натянутым кружевом рвущихся трусиков. Пальцы Чеховского уверенно проникают промеж моих ног, и я закусываю губу. Глаза невольно закатываются, голова запрокидывается назад.
Эгоист. Циник. Убийца. Просто опасный зверь. Но он – все, что мне нужно. Без него я стаю, испарюсь, исчезну. С ним – воскресну, расправлю крылья и взлечу.
Я насаживаю себя на его пальцы и замираю, протяжно выдохнув. Второй рукой он мнет мою грудь, зубами скребя по шее. Перед моими глазами вспыхивают салюты. Уши закладывает. Я больше не слышу шума воды. Только его хриплое дыхание и шепот:
– С тобой сгорю, детка…
Рывком разворачивает меня к себе, толкает к стене, лихорадочно расстегивает ремень и ширинку брюк и опять подхватывает меня под бедра. Вдалбливается в меня так, словно это наш первый и последний секс. Я выкрикиваю его имя, ногтями впившись в крепкие мужские плечи. С ума схожу от его метких, яростных толчков. Собственного тела не чувствую. В кулаки собрав ткань его мокрой майки, тяну ее в стороны, не сдерживая ни единого стона наслаждения.
Пусть завтра обо мне поползут сплетни. Пусть я стану шлюхой в чьих-то глазах. Пусть меня настигнет судьба изгоя. Пусть меня будут ненавидеть и осуждать, как Еву. Но жить я хочу и буду так, как желает мое сердце! Это моя жизнь. Моя и Ромы. Плевать, что о нас будут говорить. Отныне я буду ловить кайф от каждого прожитого мига. Независимо от пролитой крови. У всех свой путь. Мой – идти рука об руку с Романом Чехом, куда бы нас не занесло.
Я смогу, я научусь, я справлюсь. Я оживу. Узы, которые связали нас, сильнее уз брака. Я люблю его, и для подтверждения моих чувств не нужно подвенечное платье.
Глава 40. Роман
Подвенечное платье превратило Лучиану в ангела. Ее итальянская бабуля максимально заморочилась, чтобы внучка стала самой эффектной невестой – под стать королевским особам. Фаза всю церемонию глаз с нее не сводит. То ли своему счастью не верит, то ли действительно умеет видеть прекрасное. Да и сам непривычно стилен: всех девчонок с ума свел видом в смокинге. Краснеют, шушукаясь и завистливо поглядывая на счастливейшую невесту. Сами не понимают, что объекту восхищения яму роют. Ведь если хоть одной из них улыбнется, то я этого Котю в ближайшей канаве похороню.
На свадьбе больше двухсот человек. Ася расстаралась, чтобы и итальянцы прилетели, и друзья Фазы, и все родственники Чеховских-Асмановых. Только Люковых нет. Егору сложно. Парень несколько дней назад встал с инвалидного кресла и сейчас учится заново ходить. Фаза и Лучиана собираются навестить его в своем медовом месяце. А Влад и Ева тактично свалили на следующий день после приезда. Фаза все-таки пожал Люкову лапу и сказал, что больше не держит на него зла. Только не дал тому расцвести, добавив, что нашел босса лучше. Конечно, слезу я не пустил, но лишний повод задрать нос для меня как бальзам на душу. Я же, сука, любого уделаю!
Но на свадьбу вырвался Артем Никитич, в честь которого наши молодожены планируют назвать своего первенца. Того не сберегла даже военная выдержка. Заплакал старик, когда Фазу обнял и по спине похлопал. Внука младшего женил. Лучшего, хоть и не кровного.
Шаман находит причину не появляться. Со своими джигитами передает подарок, но сам брешет, что уехал в Казахстан. Он Фазу еще год назад убить пытался – Люку отомстить. Все улеглось, а осадок остался. Фара тоже отмазывается открыткой и чеком. Где-то на Сейшелах с куклой отдыхает. Так даже лучше. Не надо моей Бабочке с ней встречаться. Она только-только снова из своего кокона начала вылупляться.
Она еще скованна, пуглива. Но постепенно набирается смелости. Все чаще снимает платок с шеи. Конечно, в школу без него не ходит, но в свободное время не стыдится татуировки – «глупости по молодости». Она начала смеяться, позволяет себе глоток вина за ужином, с удовольствием нянчится с Настеной и составляет компанию Лучиане и Асе на шопинге. Обновила весь свой гардероб, изменила стрижку и оттенок волос, взяла абонемент в фитнес. Не отказывается ходить в кино и рестораны, а по вечерам уговаривает меня садиться за руль. Мы выезжаем за город, где Бабочка помогает мне бороться с моей фобией.
Она оживает. Расцветает на глазах. И околдовывает меня все сильнее. Оплетает веревками и дергает за них.
– Иди-ка сюда! – Я выкрадываю ее из-за столика, когда гости уже хорошо подвыпили и развлекаются на танцполе клуба. Утаскиваю в кабинет на втором этаже, запираю дверь и в полумраке помещения заваливаю Бабочку на стол.
Она заливисто смеется:
– Невтерпеж, Роман Алексеевич?
– Ты такая охрененная в красном!
Это был заскок Лучианы – мужчины в синем, женщины в красном. Но кто бы мог подумать, что Бабочке он так идет!
Кусая ее губы, стягиваю бретельку платья с тонкого плеча, расшатывая далекие воспоминания моего первого прикосновения к ней двенадцать лет назад. Нет, ничего не изменилось. Это она: моя Бабочка!
Тяжело дыша от возбуждения, она расстегивает ремень моих брюк и рукой юркает в трусы. Ее рот приоткрывается. Хочет меня, детка, до сумасшествия. Сползает на край стола, позволяет задрать платье, оттянуть край маленьких трусиков и ворваться в нее во всю свою длину.
Ее стон ласкает мое ухо. Опасные зубки прикусывают мочку, острые ноготки залезают под рубашку. Доносящаяся из зала музыка и голоса исчезают. Я наслаждаюсь лишь стонами моей Бабочки.
Не могу не любить ее. Плавлюсь, как ириска на солнцепеке. Ненавижу себя за эту слабость. И горжусь, что умею так одержимо любить. Моя женщина. Моя судьба. Навеки.
К гостям мы возвращаемся только через полтора часа, тридцать минут из которых Бабочка тратит на приведение себя в порядок. Ворчит, что испортил укладку и помял платье, а сама счастливая до головокружения.
– Пусть завидуют, – мурчу ей на ухо.
Она смеется, пленяющей кошкой извиваясь передо мной. Выскальзывает из объятий и, оставив лишь свой дурманящий запах, покидает кабинет. Плетусь следом, чувствуя себя ведомым питомцем на поводке, но ничего с собой поделать не могу. Бабочка и сама сгорает, и меня сжигает.
– Ром, молодые скоро в отель уедут, – меняет она тему разговора, когда мы спускаемся в зал. – У них брачная ночь, как-никак. Ты собираешься поздравлять Лучиану?
– Без меня хватает поздравляющих, – бурчу, косясь на уставшую, но цветущую невесту, держащуюся за руку жениха.
– Поздравляющих, может, и хватает, а тебя нет. Она, Ром, в твоем одобрении и благословении нуждается.
– Мы не в Средневековье. Она не интересовалась моим одобрением, когда…
Бабочка окидывает меня таким учительски строгим взглядом, что слова в горле застревают.
– Если будешь на меня так смотреть, я тебя снова наверх утащу.
– Если будешь себя так плохо вести, то я сама тебя наверх утащу! – парирует она. – И поверьте, Роман Алексеевич, наказание за непослушание вам может не понравиться.
Черт, она мою больную фантазию будоражит своим заинтригованным тоном!
Склоняюсь к ее уху и шепчу:
– А если выполню задание, награду получу, Дарья Николаевна?
– Обязательно. Только не забывайте о качестве работы, Роман Алексеевич. Я учитель требовательный, щепетильный. За недочет могу балл снизить. – Она завлекающе облизывает и прикусывает губу, томно приспустив ресницы.
Зараза!
Прорычав сквозь зубы, беру курс к Лучиане. Своим приближением стираю с ее лица улыбку. Замечаю, как крепче сжимаются ее пальцы на руке Фазы, а взгляд того становится броским, хищным. Глядишь – накинется, если повод дам.
– Могу я украсть невесту? На один танец?
– Только без игр, босс, а то я вас знаю, – предупреждает Фаза. И его тон не похож на шуточный. Парень действительно грудью за Лучиану встанет, а большего мне и не нужно. Девчонка заслужила достойного мужа.
Беру ее за руку, отчего она сковывается, отвожу от жениха и приобняв за талию, веду в медленном танце.
– Ты как бегемотик, – усмехаюсь, намекая на живот.
Она коротко смеется, покивав.
– Да, толстею. Но Саша говорит, полнота мне к лицу.
– Не портит, – соглашаюсь с ним, чувствуя, как он глазищами дыру во мне сверлит. – Ты счастлива, Лучик?
– Да, Ром. Правда.
Не врет. Слишком много искренности в глазах. Через край.
– Какие планы у вас с Котей?
– Завтра улетаем в Милан. Поживем у Марино, покатаемся по Европе, погостим у Люковых. Думаю, через месяц вернемся. У меня тут дядя живет. Дом у него большой. Надеюсь, на улице не оставит.