Она поражает меня в самое сердце. Вопреки всему, что я сделал, Лучиана не хочет меня бросать. Чем я вообще заслужил ее снисхождение?
– Не оставит, – отвечаю с трудом.
В ее глазах блестят слезы. Не сдерживается и бросается в мои объятия.
– Ром, прости-и-и…
– И ты прости меня, малышка, – отвечаю, гладя ее по спине.
В груди начинает колоть. Все в какой-то тугой узел сжимается, взрывается и разлетается на куски. Сразу становится легко. Будто от огромного груза избавился.
– Я очень-очень люблю его, Ром. Но и тебя я тоже люблю.
– Знаю, Лучик. Знаю. – Чмокаю ее в голову, отодвигаю от себя и вытираю слезы. – Не плачь. А то он мне в челюсть двинет.
Она смеется, всхлипнув в последний раз.
– Не буду, – мотает головой.
– У меня к тебе просьба будет. Выполнишь?
Лучиана озадаченно смотрит мне в глаза и приоткрывает рот. Ждет подвоха.
– Хоть второго сына в мою честь назовите.
Переварив услышанное, опять смеется, прижавшись к моей груди.
– Ты неисправим, Ром, – говорит сквозь смех.
– Вообще ни капельки.
Увы, на этом наше с ней примирение прерывают. Невесте пора кидать букет. Подвыпившие незамужние девушки уже выстроились в ожидании заветного чуда. Каждая жаждет стать следующей виновницей свадебной церемонии. Я же сую руку в карман, где лежит то самое кольцо, что я до сих пор не надел на палец Бабочки. Все жду подходящего момента. Боюсь, откажет. Боюсь, черт возьми! Любить – это не бошки отрывать…
Взглядом ищу Бабочку, но помогает в этом подошедший Камиль. Указывает на толпу девушек, куда Ася ее едва ли не силой выводит. Она смущается. Хотя ради прикола туда даже сестра бабушки Лучианы вышла. Старушка, которая пятнадцать лет как вдова. Наверное, только ее компания и удерживает мою Бабочку среди юных мечтательниц.
Когда Лучиана, взяв букет ценностью в триста баксов, чтобы швырнуть его, возможно, на пол, встает спиной к толпе, девушки начинают визжать, руками потянувшись вверх. И только моя Бабочка под руку со старой итальянкой смеется над нелепой ситуацией.
– Раз! Два! Три! – как можно громче считает невеста, раскачивая букет, но насчет «три» так не бросив его.
Смех девушек становится истерическим, когда Лучиана обманывает их и на второй, и на третий раз. Букет она бросает на счет «два», когда никто не ожидает. Дугой пролетев через зал, цветы послушно опускаются в руки… моей Бабочки.
Растерявшаяся, смутившаяся и даже испугавшаяся, она становится центром внимания. Некоторые девушки разочарованно вздыхают, но большинство обступает ее, обнимая и поздравляя.
– Твой выход, брат! – Камиль толкает меня плечом. – Ты же ждал подходящего момента. Подходящей некуда.
Взгляд цепляется за Асю, которая, вторив мужу, кивает мне в знак одобрения.
Да, Роман Чех, подходящей некуда.
Нервно кашлянув, достаю из кармана кольцо и твердым шагом направляюсь к Бабочке. Девушки расходятся, словно их порывом ветра сдувает. Пропускают меня вперед. И когда до Бабочки остается шаг, я опускаюсь на колено. Плевать на именитых гостей и журналистов. Я опьянен любовью и готов превратиться в мальчишку ради нее.
Бабочка бледнеет на глазах, обеими руками сжимая букет.
Протягиваю кольцо, не отводя от нее глаз. Как же она прекрасна! Ни одна женщина не завораживала меня с таким буйством.
– Ты станешь моей женой? – произношу, кажется, одними лишь губами.
Молчит. Поджимает губы, таращась на меня с паникой в лице.
Судорожно кивает, вымолвив:
– Угум.
Все стихает. Всем любопытно, что она ответила. А как мне-то любопытно! Яйца сжимаются от тревоги. Типичная училка: умеет заставить понервничать!
– Да, – четче отвечает Бабочка, протянув мне свою руку. – Выйду.
Под всплеск аплодисментов я надеваю кольцо на ее палец, целую эту нежную руку и, выпрямившись, притягиваю ее к себе. В уголках ее глаз сверкают слезы. Только сегодня в них нет горечи. Это слезы радости. Я знаю. Чувствую.
– Я люблю тебя, Бабочка, – шепчу ей в губы.
Она носом трется о мой нос и с улыбкой отвечает:
– Ты только что, сам того не осознавая, выполнил проигранное мне желание.
– Что?
– Ты так и не угадал, что было в моем сообщении. Проиграл мне желание.
– А оно заключалось в этом? – Взглядом указываю на кольцо.
– Нет. В твоем публичном признании в своих чувствах ко мне.
Твою мать! Она меня уделала!
– А ты коварная, Дарья Николаевна, – посмеиваюсь, целуя ее. – Думаю, у нас будет самая чокнутая семья.
– Самая крепкая, Ром, – утверждает она, отвечая на мой поцелуй.
Моя Бабочка. Моя обольстительница. Моя госпожа Чеховская. Ровня мне – самому крутому семьянину на свете.
– Стоп! – нехотя завершаю поцелуй и заглядываю в ее хитрые зеленые глаза. – А что все-таки было в том сообщении?
– Это важно? – Она лукаво приподнимает бровь и уголок губ. У меня научилась, детка.
– Нет, – отвечаю, влюбляясь в нее еще сильнее. – Уже неважно.
Эпилог
Дарья
Неважно, что было в прошлом. Кто не ошибается, тот не живет. У каждого свой крест. Никто не понесет чужой. Главное – простить самого себя, отпустить негатив и любить: близких, себя, жизнь. Время слишком скоротечно, чтобы тратить его на терзания, угрызения совести, обиды, ненависть.
Ровно десять гелиевых шаров я выпустила в небо в ту ночь, когда Чеховской сделал мне предложение руки и сердца. Десять напрасно потраченных лет. А следующим утром я проснулась новым человеком: невестой Романа Чеха с грандиозными планами на будущее.
Изменился ли он за те месяцы, что мы вместе? Разве такое возможно? Изменилась я. Я открылась навстречу глотку свежего воздуха. Я скинула с себя оковы и переродилась. Из заморенной трусихи превратилась в уверенную в себе личность. Меня замечают, уважают. Теперь не как учителя, а как делового, интересного человека. Даже Рома, когда рядом нет Саши, советуется со мной в каких-то вопросах бизнеса. Я, конечно, мало в чем разбираюсь, но в нашей школе все вопросы решаются только с моим участием.
Сегодня я перерезаю красную атласную ленту перед парадными дверями музыкальной школы, в которой я директор. Я – Дарья Николаевна Чеховская. Я принимаю цветы и поздравления, даю интервью и много фотографируюсь с родителями и их детьми, которые с завтрашнего дня приступят к занятиям с лучшими учителями города. Что безусловно превосходно умеет делать мой муж – так это исполнять желания тех, кого он любит.
– Поздравляю, Бабочка, – улыбается он, даря мне букет и целуя меня в висок. – Это твой день.
– Наш, Ром.
Мне до сих пор приходится прививать в нем норму «нас». Уж слишком пагубно в нем пристрастие к единоличности. Одно радует – он борется с ним, как с вредной привычкой.
– Ой! – пищу я от неожиданных ощущений тягучего спазма. Он настороженно хмурится, обнимая меня одной рукой. Выражением лица спрашивает, в порядке ли я. – Ро-о-ом… Кажется, началось…
– Что началось? – недоумевает он.
– Похоже, у меня схватки.
– Да ладно? – Чеховской усмехается. – Видел я схватки. Вон Лучик на весь дом визжала…
– Ой! Опять, Ром.
– Не шути так со мной.
– Я не шучу! – повышаю я голос, злясь на его беспечность. – Я рожаю, блин, Чеховской, приди в себя! Или думаешь, это я так развлекаюсь, чтобы новостные сводки эффектнее были?
– В смысле, рожаешь? И что делать?
Нет, я охреневаю от его растерянности! И это он? Роман Чех?
– Как – что? В роддом меня вези, пока я на крыльце школы Романа Романыча не родила!
– Ох, мамочки! – вздыхает подоспевшая мне на подмогу Лучиана. Берет меня под руку и посмеивается, обращаясь к Саше с сынишкой на руках: – Коть, поищи в автоаптечке нашатырь. Деду Роману он сейчас очень понадобится.
– Не понадобится, – фыркает тот, беря меня под другую руку.
– Еще как понадобится, – Лучиана смело ведет меня к машине. – Рожать-то вместе будете.
– Чего?
Мне и больно, и смешно. Я не говорила Чеховскому о партнерских родах, но пусть не надеется, что ему только сладенькое от нашей страсти, а мне все остальное.
– Детка, о чем она?
– Твоя детка сейчас превратится в дракона, если ты не перестанешь тупить, Чеховской! – рычу я, садясь в машину. Хватаю его за галстук, дергаю на себя и строго-настрого велю: – Немедленно бери себя в руки и готовься к родам… папочка…
– Понял, – кивает он, покорно усаживаясь рядом и взволнованно сглатывая. – Фаза, ну какого черта ты возишься? – срывается он на Саше, помогающем Лучиане с малышом сесть. – Сам роды принимать хочешь?
– Не паникуйте, босс. До клиники отсюда рукой подать. Превышу скорость на девятнадцать километров и доставлю вас за… тринадцать минут, – высчитывает он с короткой паузой и подшучивает: – Пристегнитесь. Взлетаем…