– А мне все равно! – крикнула Люси.
Конечно, ей было не все равно. Успокоившись, она всегда очень сожалела о своем поведении.
Я предложила Люси изливать свой гнев и раздражение на подушку, а не на хрупкие предметы. Она попробовала, но, излупив подушку, она все равно разнесла всю комнату. Я знала, что Люси умеет контролировать себя: она сломала почти все, но мистер Банни был в полной безопасности.
– Уверена, что мистеру Банни твое поведение не нравится, – сказала я, когда девочка снова сбросила все вещи с полок.
– Нет, нравится! – парировала она. – Он на моей стороне!
И порой мне действительно казалось, что мы – противоборствующие стороны, воюющие армии, настаивающие на своем.
– Знаете, почему Люси так ведет себя и постоянно проверяет границы? – спросила Джилл, когда я в очередной раз пожаловалась ей.
– Она хочет понять, действительно ли дорога мне или я отвергну ее, как и все остальные, – ответила я.
– Именно! Она хочет, чтобы вы доказали свою любовь. И для этого доводит вас до крайности.
– Я знаю, Джилл. Я столько раз говорила, что люблю ее. Не волнуйтесь, мы справимся. Мы должны.
Видя мою решимость, Люси пошла дальше. Она превратилась в самого непокорного бунтаря, какого мне только доводилось видеть. Подростки часто бывают трудными, но одиннадцатилетняя Люси достигла в этом деле совершенства. Мне стало понятно, откуда замечания ее прежних опекунов. Никакого сотрудничества! Люси оспаривала все мои поступки и просьбы. Она отказывалась выполнять даже простейшие просьбы – встать с постели, умыться и почистить зубы перед сном. Когда она три вечера подряд отказалась принять душ, я запретила ей смотреть телевизор. А когда она не стала делать уроки, я лишила ее игровой приставки. Разумеется, Люси заявила, что я ее ненавижу, убежала к себе и в очередной раз разгромила комнату. Робкий, спокойный, покладистый ребенок, который когда-то переступил порог моего дома, остался в прошлом. Люси постоянно искала новые способы спровоцировать меня.
– Мне не нравится ваш вонючий дом! – заявила она однажды. – Мне не нравитесь вы и ваши дети!
Я пропустила это мимо ушей.
Однажды перед сном Пола спросила меня:
– Почему Люси стала так плохо вести себя с нами? Мне это не нравится. Я хочу вернуть прежнюю Люси.
– Люси злится, дорогая, – объяснила я. – У нее была трудная жизнь. Сейчас она освоилась и не боится дать волю своему гневу. Не волнуйся – она злится не на тебя.
И действительно, когда Люси была в хорошем настроении, она вполне мирно играла с Полой и даже с Адрианом.
Но Пола волновалась. Я в очередной раз задумалась, как мое приемное опекунство влияет на моих собственных детей. Адриан был уже достаточно взрослым, чтобы не обращать внимания на вспышки гнева и злость Люси. Он, как и я, был выше этого. Но Пола была на два года младше Люси, и ей было больно. Я надеялась, что в какой-то момент поведение Люси дойдет до крайности, а потом сойдет на нет. А пока я продолжала вести себя по-прежнему: я беседовала с Люси, выслушивала ее, вознаграждала хорошее поведение и наказывала недопустимое. В конце марта мы отметили день рождения Адриана, а в начале апреля – день рождения Полы. Люси прекрасно себя вела. Но как только гости уходили, она возвращалась к прежнему поведению. Я уже не знала, долго ли смогу это терпеть. И вдруг произошло нечто неожиданное и незапланированное. И это все изменило – раз и навсегда.
Глава семнадцатаяПрогресс
– Не хотела бы спрашивать, но мы в отчаянии, – сказала Джилл. – Я знаю, что мы договорились, что Люси должна полностью освоиться, прежде чем вы возьмете еще одного ребенка, но прошло уже достаточно времени, а у нас нет ни одного свободного опекуна. Это только на две недели. И Дэвид такой милый ребенок! Просто мама его оказалась в больнице.
– Сама не знаю, Джилл, – сказала я, думая, что лучше бы она не просила.
Хотя в моем доме было достаточно места для еще одного ребенка, мне хватало забот с Люси. А Дэвид будет страдать из-за разлуки с матерью.
– Мне придется ходить с ним в больницу к матери? – чувствуя, что это будет совершенно невозможно, спросила я.
– Нет, с ним будет ходить тетя, – ответила Джилл. – Она не может присматривать за ним днем, потому что работает с полной занятостью. Но она может ходить с ним в больницу по вечерам и в выходные. Дэвид не доставит вам хлопот. А мы будем вам очень признательны…
– Когда вам нужно дать ответ?
– Сейчас. Мать должна привезти его к вам завтра утром, и от вас она поедет в больницу.
– И у вас нет никого больше?
– Никого…
– Хорошо, согласна, – ответила я. – Хотя у меня есть большие сомнения…
– Все будет отлично, – с уверенностью, которой у меня не было, заявила Джилл. – И никогда не знаешь, а вдруг это пойдет Люси на пользу. Она сможет сосредоточиться на ком-то другом, а не только на себе.
Хотя Джилл, как и я, глубоко симпатизировала Люси, но я чувствовала, что она начинает терять терпение. Ей уже казалось, что Люси своими выходками просто хочет привлечь к себе внимание.
– Спасибо, Кэти, – поблагодарила Джилл и простилась.
Я поднялась наверх, чтобы приготовить комнату для Дэвида и застелить постель свежим бельем. За ужином я объяснила детям, что завтра к нам приедет Дэвид и пробудет у нас две недели, пока его мама в больнице. Адриан и Пола встретили это сообщение с восторгом: послушный трехлетний мальчик радовал их куда больше постоянных истерик Люси. Люси изумленно – даже потрясенно – смотрела на меня. А потом перешла в наступление.
– Вы берете еще одного ребенка? Так же как меня? – воинственно спросила она.
– Именно, дорогая. Всего на две недели…
– И вам разрешили?
– Конечно. Я могу принимать у себя двух детей или братьев и сестер – до трех человек. Не волнуйся. Тебе это никак не помешает.
Люси надулась, а Пола и Адриан стали расспрашивать меня о Дэвиде.
– Почему его мама едет в больницу? – встревоженно спросила Пола.
– Ей нужно сделать операцию, а потом прийти в себя, – объяснила я.
Джилл рассказала мне, что Бет, мать Дэвида, идет на гистерэктомию, но Поле знать это было необязательно.
– А разве у Дэвида нет бабушки и деда, которые могут присмотреть за ним? – спросил Адриан. Когда я оказалась в больнице, мои дети отправились к моим родителям.
– К сожалению, нет. Они умерли.
– Это так грустно, – вздохнула Пола.
– А его отец? – очень требовательно спросила Люси. – Разве у него нет отца, который мог бы взять его к себе.
– Нет, он умер в прошлом году. И он был совсем не старым.
Впервые на лице Люси промелькнуло понимание того, что она – не единственный ребенок на свете, который ведет печальную и тяжелую жизнь, пусть даже и другую. Пола уже чуть не плакала, поэтому я сменила тему. Мы заговорили о том, во что можно поиграть с трехлетним мальчиком.
Вечером я пришла пожелать Люси спокойной ночи. Было понятно, что она думает о Дэвиде, потому что у нее сразу появилось много вопросов:
– А Дэвид скучает по своему папе? – тихо спросила она.
– Конечно, скучает.
– А он будет скучать по маме и плакать по ночам?
– Наверняка, но я за ним присмотрю. А когда ты вернешься из школы, то сможешь помочь мне, если захочешь.
Но Люси уже почувствовала, что слишком уж расслабилась, и резко парировала:
– Нет. Это ваша работа.
Не обращая внимания на ее резкость, я пожелала ей спокойной ночи, поцеловала в лоб и вышла.
Бет привезла Дэвида в половине десятого – как раз тогда, когда я вернулась из школы Полы. Бет оказалась очаровательной женщиной, чуть за тридцать. Она волновалась – и из-за операции, и из-за того, что придется оставить Дэвида с незнакомым человеком. С собой она привезла чемодан с одеждой мальчика, коробку с его любимыми игрушками и мягкого медведя, с которым Дэвид привык засыпать. Все это должно было помочь мальчику освоиться. Бет беспокоилась, но Дэвид – он явно не понимал, что происходит – с удовольствием гонялся за Тошей, а потом принялся играть с игрушками, которые я специально оставила в гостиной. Бет написала мне его распорядок дня (очень предусмотрительно с ее стороны!), записала, какую еду он любит и чего не любит.
– Моя сестра Джен заберет Дэвида после работы, примерно в половине шестого, и привезет его в больницу. А вам она вернет его к семи – в это время он обычно ложится спать. Завтра мы не увидимся, потому что на завтра назначена операция. Джен привезет его ко мне послезавтра.
Я заверила Бет, что с Дэвидом все будет в порядке, а потом я показала ему весь дом. Дэвид не выпускал руку матери. Когда мы пришли в его комнату, Бет объяснила мальчику, что он будет жить здесь две недели, пока она будет в больнице, а потом сможет вернуться домой. Я сомневалась, что в таком возрасте ребенок способен это понять. Бет уехала – ей нужно было приехать в больницу к половине одиннадцатого. Мы с Дэвидом помахали ей и вернулись в дом. Поняв, что мама уехала, мальчик заплакал. Я взяла его на руки, принесла в гостиную и села на диван. Я укачивала и утешала Дэвида, объясняла, что он увидит маму вечером. Потом я отвлекла его игрушками и играми – так мы провели почти весь день. Он постоянно спрашивал: «Куда уехала мамочка?» – а я отвечала: «В больницу. Ты увидишь ее после ужина». Вскоре он и сам начал повторять: «Мамочка уехала в больницу, я увижу ее после ужина». Он был таким милым, и я уже была рада его появлению.
Когда пришло время забирать Полу из школы, я усадила Дэвида в детское кресло в машину. Он тут же спросил:
– Мы едем к мамочке в больницу?
– Нет, дорогой, пока нет. Тетя Джен заберет тебя после ужина.
Конечно, в три года ребенок был не в состоянии понять всего этого.
Пола отнеслась к маленькому Дэвиду как к большой кукле, и он наслаждался ее вниманием. Она играла с ним до самого ужина. Ужинать нужно было пораньше, потому что Джен собиралась заехать за Дэвидом в половине шестого. Скоро до меня донесся веселый смех из гостиной. Поле удалось рассмешить мальчика. Хохот Дэвида был заразительным. Так радостно было его слышать. Но когда из школы вернулась Люси, все изменилось. Стоило мне открыть дверь, я сразу поняла, что она напрашивается на неприятности.