– Прекрасно, – сказал Питер.
– Люси добилась больших успехов в учебе. В начале нового года она серьезно отставала от класса. Я общаюсь с ее новым классным руководителем, мистером Мейсом, и он очень доволен ее успехами. Я отправила в социальную службу дневник Люси с ее годовыми оценками. Она быстро нагоняет и сейчас отстает от сверстников всего на двенадцать месяцев.
– Превосходно! – воскликнул Питер. Обращаясь к Лили, он спросил: – У вас есть копия дневника Люси?
– Я не взяла его с собой. Все документы в деле. Я ознакомлюсь с ними, когда вернусь в офис.
Питер кивнул и повернулся ко мне, ожидая продолжения. Я рассказала, что Люси научилась справляться с гневом и обидой. Хотя питание ее улучшилось, но этот вопрос меня все еще беспокоит – в моменты стресса она сразу же перестает есть. Проблемы с питанием явно имеют эмоциональную природу. Все дело в травмах прошлого, а не в желании быть стройной. Люси никогда не называла себя толстой, не торчала часами у зеркала, не вызывала рвоту после еды, как это делают те, кто страдает пищевыми расстройствами.
– Это вселяет надежду, – сказал Питер. – Значит, продолжим наблюдать за Люси, не обращаясь к врачам?
– Да, – кивнула я. – И меня это очень радует!
В заключение я рассказала, как весело мы отметили Рождество.
– Спасибо большое, – поблагодарил меня Питер. – Люси встречалась с матерью в праздники?
– Нет. Они не виделись со времени последней оценки. Но Бонни прислала Люси поздравительную открытку через социальную службу.
– О, я вспомнила, – Лили открыла портфель и принялась рыться. – Вот рождественская открытка от Бонни. Ее оставили на моем столе.
«Лучше поздно, чем никогда», – подумала я, но говорить ничего не стала. Лили не виновата в том, что открытка пришла так поздно.
– Я вскрыла конверт, чтобы убедиться, что все в порядке, – сказала Лили, протягивая открытку мне.
Социальные работники, а иногда и приемные опекуны вскрывают открытки и письма от родственников детей, чтобы убедиться, что в них не содержится ничего угрожающего или неприятного. Это может показаться вмешательством в личную жизнь, но детей, находящихся под опекой, легко угрозами принудить к молчанию или серьезно расстроить.
Я поблагодарила Лили и положила открытку на диван рядом с собой.
Питер спросил, не хочет ли Джилл что-нибудь добавить.
– Пожалуй что нет, – сказала Джилл. – Я каждый месяц бывают в доме Кэти, как того требуют правила. Я очень довольна теми успехами, каких Люси добилась под опекой Кэти. Лучше и быть не может. Жизнь Люси была очень тяжелой. Кэти и ее родные очень ей помогли.
– Спасибо. – Питер что-то записал и повернулся к Лили: – Я понимаю, что вы только что взялись за эту работу, но не могли бы вы тоже нам что-то рассказать?
– Конечно. – Лили достала из портфеля папку с бумагами. – Вчера вечером я все изучила и представляю, что происходит. К сожалению, я, наверное, не смогу ответить на все ваши вопросы. Вы должны меня простить. Утром я встречалась с начальником и узнала, как идут поиски подходящей семьи.
Лили произвела на нас прекрасное впечатление. Она оказалась очень серьезной и ответственной.
– Расскажите нам о результатах судебного слушания. – Ручка Питера нацелилась на очередной листок блокнота.
Лили кивнула.
– Слушание прошло спокойно. Социальная служба получила ордер полной опеки над Люси. Бонни присутствовала, но говорил только ее адвокат. Она сообщила судье, что не возражает против полной опеки, потому что так девочке будет лучше, чем с ней. Бонни сказала, что хотела бы дважды в год видеться с Люси, а также иметь возможность поздравлять ее с Рождеством и днем рождения. Социальная служба не возражала. Но Бонни пожаловалась судье на то, что с момента установления временной опеки Люси пришлось много раз переезжать, а поиски постоянной семьи серьезно затянулись. Наш адвокат объяснил, что все дело в этнической принадлежности – мы пытаемся найти ей семью, соответствующую ее происхождению. Как я поняла, адвокат Бонни заявил судье, что Бонни не понимает, о чем они говорят. Люси – англичанка!
Мы с Джилл переглянулись. Питер недоуменно посмотрел на нас.
– Мать совершенно права, – сказал он. – Как долго социальная служба будет искать семью, если откажется от этнического фактора? Жаль, что здесь не присутствует никто из команды поиска.
– Мне тоже жаль, – сказала Лили. – Утром я разговаривала с ними, но они сказали, что все еще связываются с независимыми агентствами в поисках подходящей семьи.
Питер вздохнул.
– А Люси не может остаться с вами? – спросил он.
Я даже не сразу поняла, что он обращается ко мне.
Глава двадцать третья«Она ничего для девчонки»
Ябыла так поражена, что не могла подобрать слова. Прошло несколько секунд, прежде чем я собралась с мыслями.
– Мы бы хотели оставить Люси у себя навсегда, – сказала я, – но нам не разрешили.
– Что значит не разрешили? – недоумевающе спросил Питер.
Я взглянула на Джилл, и она решила все объяснить Питеру.
– В сентябре Кэти сказала, что хочет подать прошение на долгосрочную опеку над Люси. Я была готова поддержать ее. Люси прекрасно освоилась в этой семье и добилась больших успехов. Но когда я сообщила об этом Стиви, она ответила, что не даст хода прошению Кэти, поскольку она не соответствует этническому происхождению девочки.
– Я об этом не знал, – нахмурился Питер.
– Это произошло после последней оценки, – пояснила Джилл.
– Вы знаете об этом? – спросил Питер у Лили.
– Нет.
– А ваш начальник?
– Думаю, да. Стиви должна была обсудить с ним этот вопрос.
Питер помолчал, потом откашлялся и серьезно произнес:
– Мне нужно было сообщить об этом вовремя. Нельзя ждать следующей оценки, если в деле происходят определенные сдвиги или изменения. Особенно такие важные. Мне можно было позвонить или написать по электронной почте. Если происходит что-то важное, я могу сдвигать дату следующей оценки.
Я этого не знала – думаю, об этом не знают и многие другие приемные опекуны.
– Мне жаль, что вам не сообщили, – сказала Лили, хотя она, конечно, не была в этом виновата.
– Я понимаю, что вы лишь недавно пришли на эту работу, но готовы ли вы поддержать прошение Кэти, если она все еще хочет оставить Люси под опекой?
– Я хочу! – тут же сказала я, не давая Лили возможности ответить. Сердце у меня забилось, кровь прилила к щекам. Я смотрела на Лили и ожидала ее ответа. Питер и Джилл тоже.
Лили заерзала в кресле, явно чувствуя себя некомфортно.
– Я не знаю, – сказала она наконец. – Я не знакома с делом Люси и ни разу с ней не встречалась. Мне нужно обсудить это с начальником и командой поиска семьи. Я не могу принять такое решение.
– Я все понимаю.
По виду Джилл я чувствовала, что ей не терпится что-то сказать, но она разумно решила дождаться, пока выскажется Питер. Он явно еще не закончил.
– Я тоже не могу принять такое решение, – сказал он, обращаясь главным образом к Лили. – Но у меня есть свое мнение. Я наблюдал за Люси два года и прекрасно знаком с ее делом. Я бы немедленно дал прошению Кэти ход. Я даже не понимаю, почему это не было сделано ранее. Мать Люси не просила найти ее дочери семью соответствующего этнического происхождения, и я не понимаю, почему социальная служба упорствует в своих поисках и держит девочку в состоянии неопределенности. В первую очередь ей нужен постоянный дом и любящая семья – и Кэти может ей это дать. Вернувшись в офис, вам нужно немедленно встретиться со своим начальником и всеми, кто занимался делом Люси, и обсудить возможность передачи ее под постоянную опеку Кэти.
– Да, сэр, – мгновенно ответила Лили. Питер говорил так уверенно, что «сэр» прозвучало вполне уместно. – Я сразу же встречусь со всеми.
Она сделала пометку в блокноте. Питер тоже что-то записал и обратился к нам:
– Нам нужно еще что-то обсудить?
Мы с Лили покачали головой.
– Думаю, мы уже все обсудили, – сказала Джилл.
– В таком случае назначаю следующую нашу встречу не через шесть месяцев, а через месяц, чтобы можно было держать руку на пульсе, – сказал Питер. – Кэти, вы можете рассчитывать на ответ социальной службы гораздо раньше – через пару дней. Ну уж никак не позже пятницы.
Лили согласно кивнула, сделала пометку, а я посмотрела на Джилл. Она явно была поражена стремительным развитием событий. Но в ее взгляде я чувствовала осторожность – мне не следовало обольщаться. Я впервые сталкивалась со столь активной позицией контролирующего сотрудника, как у Питера. Обычно эти люди просто фиксируют и наблюдают. Питер показался мне каким-то фантастическим героем.
Питер назначил следующую встречу на второй неделе февраля, поблагодарил нас, попрощался и ушел.
Проводив его, я вернулась в гостиную. Лили собирала свои бумаги. Она была поражена произошедшим – и неудивительно. Это стало потрясением для всех.
– Мне нужно как можно скорее увидеться с Люси, – сказала она, поднимаясь. – Могу я приехать к вам в пятницу после занятий в школе? Я уже успею пообщаться со своим начальником.
– Конечно приезжайте, – сказала я.
– Как вы думаете, что скажет начальник? – спросила Джилл.
– Не знаю. Я об этом с ним не говорила.
– Возможно, он изменит свою точку зрения после заявления Бонни в суде и позиции надзирающего сотрудника?
– Я действительно не знаю, – смущенно ответила Лили. – Я поступлю так, как сказал Питер. Я поговорю с начальником и назначу совещание. Как только будут какие-то новости, я сразу вам позвоню.
– Спасибо, – поблагодарила я.
Лили простилась, и мы с Джилл проводили ее до дверей.
– Я позвоню, – сказала она и направилась к машине.
Я закрыла входную дверь и вернулась в гостиную. Во рту у меня пересохло, мысли путались.
– Ну надо же, как все повернулось! – сказала я, падая на диван.
Джилл смотрела на меня. Она была изумлена так же, как я, но лицо ее оставалось серьезно.