Глава двадцать пятаяГроза
Пока Люси общалась с матерью, я немного прогулялась. Но день выдался таким холодным, что мне пришлось вернуться в центр. Я устроилась в зале ожидания и стала листать оставленные кем-то старые журналы. Мысли мои постоянно возвращались к Бонни и Люси, к тому, что происходит в Красной комнате. С момента их последней встречи столько произошло. Интересно, расскажет ли Бонни о суде и о том, почему Люси осталась со мной. Я чувствовала, что мне нужно что-то ей сказать, заверить, что Люси будет хорошо с нами, подтвердить свою ответственность за будущее девочки. Я решила подождать, что скажет Бонни, и уж потом говорить что-то самой.
Время встречи подходило к концу. Я поднялась и направилась в Красную комнату. Постучавшись, я вошла. В комнате было очень тихо – точно так же, как в прошлый раз. Бонни и Люси сидели на диване – близко, но не касаясь друг друга. Я улыбнулась. Сотрудница центра сказала:
– Пора собираться.
Люси достаточно было положить лишь колоду карт, которую она держала в руках. Больше никаких игр и игрушек я не заметила.
Люси поднялась и отнесла карты в шкаф.
– Во что вы играли? – спросила я, нарушая молчание.
– В «дурака», – ответила Люси.
– Это единственная игра, которую я знаю, – со смущенной улыбкой пояснила Бонни.
– Это веселая игра, – улыбнулась я. – Мы часто играем в нее дома.
Вообще-то это игра для маленьких детей, и играли мы в нее лишь тогда, когда под опекой оказывались малыши.
Снова наступила тишина. Люси подошла к дивану, взяла свое пальто с ручки кресла. Бонни поднялась и взяла свою куртку.
– Спасибо за подарки, – сказала она мне.
– Пожалуйста. Социальный работник дал вам мой телефон?
– Да, спасибо. Будет приятно иногда поболтать с Люси. Но не волнуйтесь, я не буду назойливой. Я не стану постоянно названивать.
– Звоните, когда захотите, – ответила я. Сердце мое разрывалось от боли.
Я знала, что испытываю судьбу – Бонни действительно может названивать постоянно, и это будет беспокоить Люси. Впрочем, по тому, что я знала о Бонни, мне казалось, что этого не произойдет.
– Я позабочусь о Люси, – добавила я.
– Я знаю, – кивнула Бонни. – Люси рассказала мне, как ей хорошо с вами. Мне никогда не отблагодарить вас за то, что вы для нее сделали. Она так часто переезжала. И не все были к ней так добры, как вы.
Комок подкатил к горлу. Спокойствие Бонни, полное отсутствие обиды за то, что я отобрала у нее дочь, были удивительны. Мне захотелось обнять ее. Но я не сделала этого, потому что понимала – ей это может не понравиться.
– Не нужно меня благодарить. Мы все очень рады, что Люси может остаться. Может быть, когда-нибудь вы сможете познакомиться с Адрианом и Полой.
– Да, я хотела бы… Спасибо.
Она повернулась к Люси:
– Что ж, до свидания, дорогая. Береги себя и будь хорошей девочкой.
– До свидания, – ответила Люси.
В этом холодном прощании было нечто очень грустное и немного странное. Ведь дома Люси постоянно обнималась со всеми. Я не стала протягивать Бонни руку, сомневаясь, что она ее примет, и просто сказала:
– Берегите себя, Бонни. Звоните, когда захотите.
– Обязательно, – со слабой улыбкой ответила она.
Я чувствовала, что упустила возможность сказать ей что-то важное, но не могла придумать. Все казалось мне тривиальным и слишком покровительственным. Бонни взяла пакет с подарками и села на диван, ожидая, когда мы уйдем.
– Пока, мама! – крикнула Люси, выходя из комнаты.
– Пока, дорогая, – ответила Бонни.
Когда мы выходили, я повернулась и улыбнулась Бонни в последний раз. Она сидела на диване, прижимая пакет с подарками к груди, как самую большую свою ценность. Пожалуй, так оно и было. Она напомнила мне детей беженцев, которых я видела на фотографиях. Все их имущество сложено в сумке, и они прижимают сумку к груди, чтобы ее никто не отобрал.
Люси взяла меня под руку, и мы вышли из центра. То, что она простилась с матерью без эмоциональных сцен, было для меня облегчением. Обычно ребенку требуется несколько дней, а то и недель, чтобы оправиться от эмоционального расставания. Я надеялась, что у Бонни есть друзья, которые смогут ее поддержать. Она показалась мне такой одинокой и несчастной – а ведь всем нам нужен хотя бы кто-то, кому мы можем выплакаться.
На следующее утро приехала Джилл. Она спросила, как прошла встреча. Я все рассказала и поделилась своей тревогой за Бонни.
– Социальная служба предложит ей психологическую помощь? – спросила я, зная, что некоторым родителям, дети которых оказываются под длительной опекой, это необходимо.
– Лили наверняка ей предложила. Хотя, зная образ жизни Бонни, она вряд ли останется на одном месте достаточно долго, чтобы пройти курс психологической поддержки. – И я была согласна с Джилл. Она сменила тему: – Бонни подарила Люси подарок на день рождения? Она писала об этом в открытке…
– Нет, но Люси и не ждала. Так что разочарований не было.
– Как всегда, – сухо заметила Джилл. – Но лучше не давать обещаний, если не можешь их сдержать.
– Не думаю, что у Бонни есть деньги на подарки.
– Наверное. Мне тоже так кажется.
Из большого портфеля Джилл достала пачку документов.
– Это ваше обращение в комиссию, – пояснила она. – Вы уже являетесь опекуном Люси, и мы можем ускорить процесс. Если бы она не находилась в вашей семье, то задача была бы более сложной и продолжительной. Не волнуйтесь, я вам во всем помогу.
Я подвинулась ближе, чтобы видеть бумаги, и Джилл раскрыла папку.
– Сначала основы – базовая информация, я взяла это из наших документов. Я все проверила, тут все в порядке.
Я кивнула, скользя взглядом по страницам.
– Теперь ваша опекунская история. Все, чему вы научились, присматривая за детьми. Об этом говорится в материалах вашей последней оценки – вы это читали и подписывали. – Я кивнула и перелистнула несколько страниц. – А дальше информация о вашей семье и отметка о том, что вы все осознаете последствия принятого решения о долгосрочной опеке. Здесь ваши мотивы, по которым вы решили оставить Люси. Здесь написано, как вы опекали Люси и помогали ей. И это заслуживает восхищения, – добавила Джилл.
Она подождала, пока я закончу читать, и перевернула страницу.
– Здесь мнение ваших детей о долгосрочной опеке над Люси – абсолютно позитивное. Я записала это после встречи с вами и Лили.
– Спасибо большое!
– Следующий вопрос стандартный, так что не принимайте это на свой счет, – сказала Джилл.
Я прочитала: «Понимают ли опекун и его родственники влияние расизма? Что они готовы сделать, чтобы поддержать этническую идентичность ребенка?» Я прочла ответ Джилл и кивнула:
– Спасибо.
– Я почти уверена, что этот вопрос вам зададут и на комиссии, так что подготовьтесь.
– Обязательно.
– Ваши рекомендации, – Джилл показала мне еще несколько страниц. – Все исключительно позитивные. Я включила документы из полиции и от врача. И вот копия последней вашей оценки, с которой вы уже знакомы. – Копия занимала двенадцать страниц.
– А это мое заключение и моя рекомендация комиссии удовлетворить ваше прошение о долгосрочной опеке над Люси.
Джил ждала, пока я дочитаю.
– Вы очень добры, – пробормотала я.
– Вы это заслужили. Если вас все устраивает, подпишите здесь, и я отправлю документы на мартовскую комиссию.
Я взяла ручку, подписала документы и вернула папку Джилл. Она рассказала мне, к чему готовиться, а потом прочла и подписала мои заметки о Люси.
– Вы знаете, что вам придется вести эти заметки и после принятия решения?
– Да, я знаю.
– Что ж, если это все, я поехала. Увидимся на следующей неделе. Спросите у Люси, может быть, она захочет присутствовать на встрече. Теперь она к этому относится по-другому.
– Обязательно спрошу.
Когда Люси вернулась из школы, я рассказала ей о том, что приезжала Джилл, и объяснила причину ее приезда. Я спросила, не хочет ли она присутствовать на встрече с социальными работниками, но она снова отказалась.
– Может быть, в следующий раз. Я не хочу пропускать уроки.
И это было вполне разумно.
– Может быть, предложить собраться во время каникул? – предложила я. – Тогда тебе не придется пропускать занятия.
– Хорошо, – покладисто ответила Люси и отправилась слушать музыку. Гораздо более интересное занятие, чем обсуждение встречи с социальными работниками.
Вечером я поднялась пожелать Люси доброй ночи. Она сидела на кровати. Рядом на подушке устроился мистер Банни. Руки девочки были скрыты одеялом. Она явно что-то спрятала, услышав мои шаги.
– Все хорошо? – спросила я.
– Да, но я хочу вам что-то показать, – ответила она. – Это секрет, и я никому еще этого не показывала.
Я присела на постель. Я была удивлена и польщена ее доверием. Я думала, что хорошо знаю Люси. Мне казалось, что она от меня ничего не скрывает. Люси стала гораздо свободнее делиться со мной своими тревогами и чаще рассказывала о прошлом.
– Вот это, – сказала она, доставая из-под одеяла книгу. – Вы, наверное, называете ее «Историей жизни», а я – своим дневником.
– Да, да, – с облегчением вздохнула я. – Все правильно. Я помню, как мы зажмуривались, когда ты распаковывала свои вещи.
Люси улыбнулась.
– А теперь я хочу вам это показать. И вы можете кое-что прочесть. Но я покажу вам, что читать можно, а что нельзя.
– Спасибо, дорогая.
То, что Люси решила поделиться со мной своим дневником, было не просто трогательно, но и очень важно. Она была готова раскрыть мне свое прошлое. И хотя давно пора было спать, я знала, что нужно уделить ей ровно столько времени, сколько нужно.
– Это моя фотография, – сказала Люси, поворачивая книгу так, чтобы мне было видно. – Мне три года.
– Какое красивое платье! – похвалила я.
– Это мое праздничное платье, – с гордостью сказала Люси. – Знаете, откуда я знаю, что мне здесь три года?