Надо попробовать?..
Переступить через собственно выставленные преграды? Хотя бы объясниться, а там – будь что будет?
Вылетаю из комнаты и вламываюсь в спальню Артема. Пустая комната как будто разводит руками: «Опоздала ты, дурында».
Во мне растет решимость.
Мы должны поговорить!
«Я тоже тебя хочу, Софья», – звучит в ушах, придавая уверенности. Решимости. Силы.
Несусь по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, вылетаю во двор и по вымощенной кирпичом дорожке бегу к воротам. Тапки шлепают по камню, мокрому после ночного дождя. Пятки разъезжаются. Грозовое небо нависло над домом и готово разразиться слезами.
Защелка поддается не сразу, и, когда я открываю её, то понимаю, что признания из концовки фильма не получится. Потому что авто Артема только что скрылось за поворотом. В тишине коттеджного поселка слышно, как ревет мотор.
Одновременно с ним ударяет гром, и дождь начинает лить с новой силой.
Вот тебе и мелодрама, Софа.
***
Следующие несколько часов я бессмысленно гипнотизирую телефон. Сообщение Артему отправила всего одно, короткое и черствое:
Нам надо поговорить
Не смогла решить, как уместить всё в тексте, а позвонить так и не отважилась. Думала: Артем ответит на смс, тогда и зацеплюсь за что-нибудь. Не ответил. Прочитал, но предпочел не влезать в диалог с одной умалишенной особой, которая не дает ему покоя.
Мне хотелось вешаться, лезть на стенку и там завывать заунывно и громко. Вместо этого я навязалась к маме, которая собралась посмотреть ресторан. Причем, надо сказать, настроение у нее совершенно не предсвадебное. Потому что всю дорогу до города она провела в грозовом молчании, крутя в руках непочатую пачку сигарет.
– Мам, у тебя точно всё в порядке? – не выдерживаю я, когда мы выходим из такси.
– Вполне, – соглашается она излишне быстро. – Идем, у нас осмотр с четырех до пяти, и я уверена, что дизайнер где-нибудь ошибся.
Продолжить допрос не удается. Сначала нас встречает администратор и безостановочно тарахтит о том, как она рада, что торжество пройдет именно в их великолепном, замечательном, фешенебельном (и каком-то там ещё) ресторане. Затем она усаживает нас в кабинет, где уже подготовлена презентация будущей маминой свадьбы. Личный ресторанный дизайнер предусмотрел всё: от общий тематики до мельчайших деталей.
Есть только одно "но"…
– А почему всё такое розовое? – не сдерживаюсь я, когда перед нами открывают проект зала.
То есть вообще всё! Цветовая гамма колеблется от нежно-розового оттенка до ядерно-лососевого, причем лосось этот долгое время провел на стероидах. Столы и стулья, шарики, цветы в вазочках, атласные ленты. Довершает всеобщее великолепие белоснежная скатерть в розовых розах.
Если бы я не знала сумму, которую Денис Владимирович вывалил за ресторан (и конкретно новомодного дизайнера, о котором так долго мечтала мама), решила бы, что это сделано на «отвали».
Какая-то свадьба куклы Барби с Кеном. Не хватает только единорога.
– Хороший вопрос. Давай спросим у Якова Ефимовича, – мама переводит обомлевший взор на дизайнера.
Тот – немолодой мужчина с аккуратно выстриженной бородкой – сидит напротив и готов отстаивать своё детище до последнего. Его пухлые щеки надуваются, и он патетично произносит:
– Данный проект называется «Нежность», и он нацелен на реализацию фантазий о сказочном мероприятии. Вы сами сказали, что не хотите, чтобы на вашей свадьбе было что-то классически-белое, именно поэтому я рассмотрел альтернативную гамму, которая не вызовет ассоциаций с первым браком. Вы с супругом достаточно взрослы, чтобы вновь переживать ту самую первую свадьбу, но обернуть её в иную обертку. Так почему бы не окунуться в нежность?
Молчи, Софа, не влезай с бесценной критикой. Мама и без тебя разберется. Судя по тому, как побагровело её лицо (хорошо дополняет розовую картинку), разборка предстоит долгая.
– Вы хотите сказать, что вот это вот, – мама пальцем тычет в композицию из шаров в виде сердечка, – не вызовет ассоциаций с первым браком? А с чем, позвольте уточнить, ассоциации будут вызваны?
«С приступом рвоты у радужного пони», – подмывает ответить мне, но я держу свое плохое настроение в узде.
– С настоящей сказкой, – находится дизайнер. – Посмотрите подробнее, – он листает презентацию и показывает фото столика молодоженов. – Мы объединили свадебную воздушность с чем-то новым и запоминающимся.
Если характеризовать коротко: лучше не стало. Я представляю, как моя мама, одетая в элегантный костюм, сидит среди розовых оборочек, и неожиданно начинаю улыбаться. Даже про мобильный ненадолго забываю, потому что картинка просто сказочная. О да, суровый бизнесмен Денис Владимирович, кушающий из маленькой розовой тарелочки такой же маленький розовый десертик, – это просто совершенство.
– Похоже, вы смеетесь надо мной, – разъяряется мама. – Софья! Мы уходим. Немедленно! – говорит она, и в голосе её чувствуются слезы.
Я даже не успеваю уловить перепад настроения.
Да что такое?!
Моя мама никогда бы не разрыдалась из-за оформления. Она бы поржала со мной на пару, но не стала бы кидаться из кабинета, красная от гнева. Я отлавливаю её возле выхода и припираю к стенке.
– Что случилось? – спрашиваю сурово. – Мама, давай начистоту. Это всего лишь идиотский дизайн, не поверю, что он заставил тебя рыдать.
– Денис поручил мне всего лишь заняться свадьбой, а я не смогла даже выбрать нормальный ресторан! – отчаянно восклицает мама. – Они издеваются надо мной, да? Неужели я похожа на дуру, которая хочет свадьбу в розовых тонах? Или они считают, что я глупая любительница наживы, которая захомутала богатенького мужика? А потому мне сойдет любая безвкусица?
– Мам, ну что за чушь?! У них просто дурной вкус, вот и всё. Ты вообще видела дизайнера? А его бородку? У него ногти накрашены! Какой дизайн он мог тебе нарисовать? Выпей кофе с булочкой, я всё решу, – говорю твердо и провожу маму в зал.
Она даже не сопротивляется, позволив мне побыть немного взрослой и ответственной. Я возвращаюсь к дизайнеру с максимально каменной физиономией. Достаточно только вспомнить ценник, чтобы во мне пропала скромность.
– Никакого розового, никакой воздушности и никаких рюшек, – припечатываю. – Покажите мне другие варианты.
– Мы не делали других вариантов. Мы ориентировались на предварительный диалог с невестой и общий настрой свадьбы.
– Покажите мне варианты, которые вы предлагали другим клиентам. Только не говорите, что всем вы давали это кошмарно-розовое буйство красок?
Короче говоря, спустя десять минут, после беглого осмотра каталога я останавливаюсь на свадьбе, которая подошла бы маме с Денисом Владимировичем. Классика в лучшем смысле слова, строгая, лишенная придури и аляповатости. Без рюшек, шариков и статуэток голубей. Думаю, маме понравится.
Дизайнер. конечно, пытался сопротивляться, ибо "каждое торжество подбирается специально под вкусы молодоженов", но выбора у него нет.
Когда я возвращаюсь в основную часть ресторана, мама нещадно кромсает пирожное, превратив его в ошметки из крема и шоколадной крошки.
– Всё хорошо, свадьбе быть, – рапортую, плюхнувшись напротив.
– Спасибо. Извини, что сорвалась. Накатило как-то.
Мама вновь крутит в пальцах пачку сигарет, постукивает ею по столу.
– Выйдем покурить?
– Да что-то не хочется, – качает головой и сминает в кулаке.
Кажется, момент неподходящий, но мне остро требуется рассказать о своих эмоциях к Артему. Не про то, что я хотела с ним интимной близости, но про невыносимую тягу. Я должна либо получить одобрение мамы на эти неправильные отношения, либо несогласие – и тогда прекратить попытки даже связаться с ним.
– Мам, я должна тебе кое-что рассказать.
– Я тебе тоже, – вздыхает она и добавляет быстрее, чем я успеваю начать: – Я беременна, котик. Сегодня пришли результаты анализов.
Что вы знаете о законе подлости?
Этот закон только что нагрянул и треснул меня по затылку со всей дури. Припечатал к земле, обрезав крылья. Потому что одно дело – встречаться (ладно, попытаться встречаться) со своим сводным братом, при условии, что ваши родители друг другу практически никто. Штамп в паспорте не делает их родственниками.
Но совсем другое – когда у этих самых родителей есть совместный ребенок. Ваш брат или сестра.
Если честно, я никогда не подозревала, что моя мама может забеременеть второй раз. Всегда подсознательно считала её слишком взрослой для подобных вещей. Да и зачем ей ребенок?
Ведь у нее есть целая дочь.
Получается, я стану старшей сестрой? А Миронов-младший – братом. Настоящим братом. Нас объединит этот ребенок. И он же разъединит нас навсегда.
Или я опять загоняюсь зря?
– Мам, ты не кажешься счастливой, – только и говорю я.
Очевидная истина, потому что мама выглядит какой угодно – расстроенной, озадаченной, злой, – но уж точно не окрыленной. Обычно люди сообщают о беременности как-то иначе, с трепетом или смущением, или восторгом. Мама же, кажется, готова выть от бессилия.
– Мне сорок два года, я только-только поставила на ноги тебя. Какой ребенок? – она продолжает вминать несчастное пирожное в кашу. – Что с ним делать? Немыслимо. На старости-то лет… Я должна нянчить твоих внуков, а не своих детей.
– А что говорит Денис Владимирович? – насильно отбираю ложку.
– Он не знает. Я сама до последнего сомневалась. Думала, климакс наступил, поэтому и подташнивает, и в жар бросает. Ну-ну, скоро этот климакс вылезет наружу и задаст нам всем жару, – мама машинально дотрагивается до живота, но тотчас отдергивает руку. – Обещай не говорить Денису или Артему. Дай мне разобраться, как быть дальше, прежде чем делиться с ними такими вещами. Кстати. Что ты хотела мне рассказать?
Она смотрит на меня внимательно, а я понимаю, что известие: «Я испытываю что-то непонятное к твоему будущему пасынку!» никак не вписывается в картину мира, только выстроенную мамой. Там есть пеленки и распашонки, но никак не порочная связь между дочерью и Артемом Мироновым.