Мне не нравится то, каким тоном он это говорит и то, что его руки неожиданно приходят в движение, шарят под моей футболкой, сжимают грудь без лифчика. Я пытаюсь отпихнуть его от себя, но не могу. Куда мне против сильного, мускулистого фотографа, решившего, что ему всё позволено.
— Роберт, твою мать, отпусти меня!
Становится не на шутку страшно. В такой ситуации я не впервые. Многие решают, что модель часто не против: проявляют внимание, иногда откровенно пристают, но всегда отстают, когда понимают, что это не обоюдно. Робу же, кажется, наплевать. Он толкает меня к стене, больно целует в шею, наверняка оставляя красные отметины. Я вырываюсь, начинаю кричать, но на мой рот тут же ложится сильная рука.
Я паникую, царапаюсь, бью мужчину по плечам, но это ничего не дает. И не удивительно, потому что передо мной — непробиваемая скала. Что могу я, маленькая и худенькая, против такого, как Роберт? От его бешеного натиска становится нечем дышать, он давит на грудь, жмет к стене, пытается задрать мою юбку до талии. Я судорожно пытаюсь сделать вдох, но не могу. Мне сложно. Легкие горят, перед глазами пелена, в голове пусто.
К счастью, в какой-то момент всё прекращается. У меня внезапно появляется возможность дышать. Я быстро делаю несколько вдохов, пытаюсь сфокусировать взгляд и замечаю, что Роб лежит на полу, закрыв лицо руками. Он матерится, что-то выкрикивает, когда Рома замахивается снова.
— Ром, хватит! — сиплю, пытаясь оттащить его от Роберта.
В этот момент я боюсь последствий. Роб очень известный фотограф с мировым именем.
— Убью, — рявкает Рома, не обращая внимания на мои попытки прекратить драку.
— Рома, Ромочка, пожалуйста, — шепчу, касаясь его плеча. — Не трожь его. Ничего не было. Пойдем.
Все происходящее кажется мне каким-то бредом, страшным сном, из которого я никак не могу выбраться. Кажется, что прошло уже как минимум несколько часов, хотя на самом деле лишь пара минут. Роб уже не пытается сопротивляться, что-то мямлит, требует не трогать лицо и говорит, что обязательно засудит Рому.
— Рома, пожалуйста, — всхлипываю, чувствуя, как по щекам градом начинают течь слезы.
Я так давно не плакала! Сейчас вот накатило.
— Рома-а-а-а! — тяну сквозь слезы.
Он так и замирает с занесенным над Робертом кулаком, оборачивается, смотрит на меня. Его напряженные плечи чуть расслабляются, он опускает руку и разжимает пальцы. По тыльной стороне его ладони стекает кровь. Разумеется, она не его: Роберт фотограф, а не профессиональный боксер. С такой как я ему справиться легко, а вот с Ромой не было ни единого шанса.
— Сонь.
Он отходит от Роберта, забывая о его присутствии. Делает шаг ко мне, обнимает за плечи, притягивая к своей груди. Я всхлипываю еще сильнее, цепляюсь за его рубашку. Не хочу его отпускать, чтобы не натворил еще больших глупостей. Лезть к Роберту не стоило, я уже представляю шквал комментариев в поддержку бедного побитого фотографа.
— Давай уйдем отсюда, пожалуйста, — шепчу. — Ром, идем.
Я тяну его к выходу, едва перебираю ногами и радуюсь, когда он подается. Держась за руки, мы выходим из гримерки и покидаем студию. Молча садимся в автомобиль. Я больше не плачу, видимо, меня прибило реальностью и теперь я шокировано смотрю в одну точку перед собой.
— Эй.
Рома переплетает наши пальцы, перехватывает мой подбородок, требуя посмотреть на себя.
— Всё будет в порядке, слышишь? Он больше не будет с тобой работать, я об этом позабочусь.
Я лишь киваю, сглатываю, трясусь всем телом, как от озноба, хотя в машине тепло. В голове почему-то всплывают рассказы других девушек о домогательствах. Я все время думала, что меня это не коснется: я веду себя иначе, не даю повода, прихожу только на работу и не ищу отношений с коллегами. О подобном не может быть и речи.
Как же горько осознавать, что я ошибалась.
Рома заводит двигатель, выруливает на дорогу. На полпути понимаю, что мы едем к нему. Так будет правильно, дома Олег и Пашка. Они наверняка будут спрашивать, почему я заплаканная и растерянная. Нужно позвонить Лиле, нашей няне, но у меня руки дрожат, и я понятия не имею, где сумочка с мобильным.
Вместо меня Лиле звонит Рома, вкратце говорит ей, что мы вырвались в ресторан и просит посидеть с детьми. Не знаю, что она отвечает, но он отключается и снова берет меня за руку, крепко сжимает, поддерживает. Я чувствую себя такой растерянной впервые. Обычно моя жизнь шла своим спокойным чередом. Так уж получилось, что почти сразу я попала к нормальному кастинг-директору, который увидел во мне красоту, а не возможность получить красивую девушку в круглосуточную доступность.
Стоит мне вспомнить про Андрея, как звонит мой телефон. Я дергаюсь, ищу взглядом сумочку и нахожу ее на полу у ног. Поднимаю, достаю телефон. Отчего-то имя на дисплее не становится для меня неожиданностью, я знала, что Роб первым делом наберет именно Андрею. Не в полицию, а моему кастинг-директору.
— Сонь, скажи, что ты не имеешь никакого отношения к избиению Роба, — хмурый голос в трубке заставляет меня поежиться.
Андрей прекрасно понимает, как обстоят дела. У нас ни разу не было проблем с фотографами, а Роберт не из тех, кто будет придумывать.
— Не могу, ты же знаешь.
— Твою мать, Соня! Ты хоть представляешь, что будет? Мы полгода будем работать без зарплаты.
Я прикрываю глаза. Да, именно этого я и ожидала. Роберт не позвонил в полицию только по одной причине: деньги. Видимо, он сразу понял, что с нас можно неплохо поиметь, скандала-то никто не хочет.
— Что он сделал?
— А он не сказал? — я начинаю истерически смеяться. — Он меня чуть не изнасиловал, Андрей.
Из чашки с горячим чаем, которую я держу в руках, вовсю валит пар. Мне кажется, что часть, отвечающая за чувства, атрофировалась, потому что мои ладони оказываются нечувствительными. Рома забирает чашку из моих рук, садится напротив, пытается достучаться до меня. Говорит, что возьмет всю ответственность на себя, что я и мой кастинг-директор не попадем под раздачу.
Я лишь мотаю головой. Роберт обязательно втянет в это и меня, и Андрея. Раздует скандал, скажет, что его избили ни за что. Его имя, против моего. Никто не видел, как он меня домогался, зато Андрея, входившего в гримерку, я уверена, заметили. Да даже если и нет, охрана на выходе видела нас вдвоем. Его окровавленные руки.
— Нет, послушай. Андрей с ним договорится, заплатит денег. Я не могу подать заявление, мне никто не поверит.
— Я не прошу тебя писать заявление.
Рома встает со стула, расхаживает по гостинной.
— Твою мать, поверить не могу, что в вашей работе принято платить насильникам деньги за то, чтобы они молчали! Какого хрена вообще?!
— Ро-о-о-м…
— Не пиши заявление, пусть он подает на меня.
— Ты не понимаешь, да? — мотаю головой. — Роберт втянет меня в любом случае. Я вижу заголовки газет: “Парень известной столичной модели избил ее же фотографа” и приписка “Из ревности”. Будет скандал, Ром.
— И ты предлагаешь дать ему денег за то, чтобы он молчал?
— Андрей знает, что делает.
— Я разберусь.
Мне страшно от одного его тона. Не хочу, чтобы он лез во все это. Рома, конечно, тоже не последний человек в этом городе, но он не медийная личность, его не знают за границей. Сопереживать определенно будут Роберту, чтобы мы не делали. Никто не поверит модели, потому что… виновата сама.
— Пей чай, я сейчас вернусь.
Ромы нет минут десять. Это время он уделяет звонкам. Я не слышу о чем он разговаривает, но его голос доносится до меня из балкона. Он зол, я же думаю, как его успокоить. Скандал — не то, что нам всем нужно. Я не хочу влезать в это, не стану писать заявление. А Рома, судя по всему, поставил на уши всех своих знакомых и зацепил всевозможные связи.
Нужно это прекратить.
Допив чай, встаю со стула и иду к Роме. Чувствую легкое поднывание внизу живота и ломоту в пояснице — первые предвестники месячных. Кажется, Светка ошиблась.
Рома заходит в комнату как раз тогда, когда я собираюсь выйти к нему на балкон. Откидывает телефон на кровать, обнимает меня, целует в шею. Стирает ненавистные поцелуи своими. Замещает негативные воспоминания.
Я все же нахожу правильные слова. Рома соглашается пока ничего не делать, обещает, что не тронет Роберта и теперь каждый день будет забирать меня с работы. Я остаюсь у него на несколько часов, принимаю душ и только потом Рома отвозит меня домой. Когда он собирается уезжать, я прошу его остаться. Мне почему-то страшно оставаться одной. Кажется, что стоит мне уснуть, как приедет Роберт, устроит сцену при детях, обвинит меня в том, что в случившемся я виновата сама.
— Ром, — зову его, когда он оказывается на лестничном пролете. — Останешься?
Ночи, когда Рома оставался у меня, можно пересчитать на пальцах. Чаще у него не было времени, а мне нужно было выспаться. Совместно проведенные ночи нам были неудобны, но сегодня он остается. Сбрасывает туфли, снимает пиджак и заходит в квартиру. Моментально начинает общаться с мальчишками, шутить. Я смотрю на него и даже немножко жалею, что вот-вот придут месячные. Рома был бы отличным отцом для своего ребенка.
Вопреки ожиданиям, что меня будут мучить кошмары, сплю я спокойно. Не знаю, что так действует — присутствие Ромы рядом или принятое на ночь успокоительное, но утром я просыпаюсь отдохнувшей и с прекрасным самочувствием. На моем животе покоится широкая мужская ладонь, а сам мужчина тихо сопит, уткнувшись носом в мои лопатки.
Чтобы не разбудить Рому, аккуратно выворачиваюсь из его объятий и встаю. На часах семь утра. Что бы не случилось, а встаю я в одно и то же время вот уже десять лет подряд. Готовлю детям завтраки, отвожу их в школу. Мои двенадцатилетние сыновья вполне самостоятельные и могут приготовить завтрак себе сами, но мне приятно сделать это для них.
Сегодня отвезти их не получится, потому что мой автомобиль остался на парковке рядом со студией, да и сомневаюсь, что в состоянии куда-то ехать.