тчество дедовское, так как имя моего папаши было неизвестно. А почему Марк - черт его знает. Дед был коммунистом, видать поэтому.
Какое-то время я пел по барам, брынчал на гитаре. Брынчал я к тому времени на многих инструментах, но был самоучкой, пока у меня не появился учитель. Бывшая звезда, преподаватель в институте искусств, а к тому времени - никому не нужный старичок, живущий на скудную пенсию вместе с худющим щенком породы двортерьер. За горячий ужин он меня учил и пускал спать у себя на кушетке в прихожей, а я приносил какие-то копейки на бутылку и слушал его рассказы о прошлой жизни. Наслаждался гениальную игрой на стареньком пианино. А в стену долбились соседи и орали, чтоб Родионович прекратил свою «мутотень». Видимо, их рэпопопса была не мутотенью, и врубали они ее на весь дом. Искренне считая себя великими меломанами.
Родионовича я уважал и очень любил. Он мне чем-то деда моего напоминал. Потом он умер. Уснул и не проснулся. А я снова на улицу вместе с Чупакаброй. Коротко Чупа. Пытался что-то заработать стихами и музыкой, потом вместе с Пашкой занялся ремонтами квартир. Чупу Нина Сергеевна временно забрала к себе. Откормила, и он стал очень даже милым рыжим комком шерсти. Чуть позже я все же устроился в одну фирму разъезжать по корпоративам и вечеринкам, веселить народ. Это оказалось проще, чем махать молотком, веселее и приятнее. Начались девочки, знакомства, тусовки. Фирмы я менял как перчатки, и несмотря на мою популярность в городе в качестве платного клоуна, меня особо не жаловали, ибо нагл, дерзок и редкий мудак. Так что иногда я оставался без работы, особенно в межсезонье. В лысые месяца. Такие, как сейчас. Перед праздниками, когда все затаились, ибо новогоднее чудо стоит дорого и на него надо поднакопить. Пару дней рождений за все три последних месяца, одна свадьба неделю назад. После скандала на вечеринке у одного из местных воротил меня никуда особо не брали. Пришлось сбрасывать цены и веселить толпу попроще. Да и тут особо не густо в эти месяцы.
Таксист остановился возле трехэтажного особняка, и я тихо присвистнул. Вот это дворец, я понимаю. Теперь ясно, почему Оса так трясется. Есть за что держаться. Я вылез из машины и позвонил в железную дверь. Кажется, бронированную и вообще похожую на ворота средневековой крепости.
Меня впустили нескоро. Какое-то время пришлось потоптаться у трапа, а потом с гордым видом взойти на корабль. Ну так Потемкин же ж. И домище тот еще крейсер. Я осмотрелся, стараясь уже не свистеть, потому что даже мне стало не по себе. Крутой дядя этот Потемкин, сразу видно. Только мрачно здесь, как в склепе.
После обыска с пристрастием и допроса на предмет перенесенных заболеваний, я попал в само помещение. Удивительно, как еще справку не попросили и бахилы не выдали. Меня сопровождал какой-то карлик, который едва доставал мне до плеча. А я, приоткрыв рот, оглядывался по сторонам. Живут же люди. Еще как живут. Впрочем, меня это особо не волновало. Хотя внутренний диссонанс возник и даже поковырялся где-то в районе грудной клетки. Что некоторые зарабатывают мозгами, а не кривляньями и стишочками. Мрачный домина, похож на отреставрированный музей. Красиво, но жизни в нем нет. Эдакое затонувшее судно.
Когда проходили мимо просторной залы, я услышал аккорды лунной сонаты. Кто-то играл на фортепиано. Красиво играл, виртуозно, я бы сказал. Заглянул в комнату, игнорируя прыткого гнома, бегущего впереди меня, и застыл в изумлении. Там сидела девушка в белом платье с золотистыми, длинными волосами, заплетенными в аккуратную толстую косу - это она играла на фортепиано.
А вот и капитанская дочка. Я видел только ее профиль. Тонкий, выточенный, как у статуэтки, острый подбородок, маленький нос и длинные ресницы. Они были заметны даже издалека и бросали тень на бледные щеки. Идеальная красота. Как нарисованная. Лебединая шея, плавно поднимающиеся и опускающиеся грациозные руки, высокая грудь и прямая спина. Окно приоткрыто, и шелковые шторы взлетают, то закрывая ее силуэт, то открывая снова.
Не знаю, что заставило меня застыть, как идиота, и с отвисшей челюстью смотреть на волшебство... Иначе я ее назвать не мог. Таких не бывает. Такие только на страницах классики или на кинопленке. По улице точно не ходят и по клубам их не сыскать. До таких, как до неба. Мимо меня вихрем пробежала какая-то женщина.
- Елизавета Александровна, совсем с ума сошли? Холодно здесь, как на улице. Вы решили простудиться? И устали уже!
Она начала лихорадочно закрывать окна и, схватив плед с кресла, набросила на плечи девушке. Да, конечно, это тяжелая работа для капитанской дочери - на фортепиано играть. Рученьки белые отвалятся.
Перед носом появился гном.
- Идемте! - просверливая во мне дырку маленькими черными глазками.
Я думал, меня отведут к хозяину дома, но я ошибся. Потемкин свое время на таких, как я, не тратил. Аудиенцию надо еще заслужить, так я понимаю. Гном отвел меня коридорами в заднюю часть дома. Мы вышли на улицу с другой стороны, и я увидел одноэтажную пристройку. Гном открыл одну из дверей и вошел в комнату, не приглашая меня, но я не гордый и последовал за ним без приглашения.
- Меня зовут Леонид Владимирович. Я отвечаю за вашу работу. Здесь вы будете ночевать и отдыхать. Завтрак, обед и ужин подают в столовой для персонала - это возле кухни. В левую часть дома ходить запрещено.
Все это он говорил, глядя на меня снизу вверх, и слегка раскачивался на ступнях. Ни дать, ни взять мини Гитлер, только усиков не хватает. А вот проборчик на жиденьких волосенках имелся.
- В восемь утра начинаете работать и в шесть заканчиваете. В десять второй завтрак, в час обед, в пять полдник, в семь ужин. У вас зазвенит на часах. До этого времени в столовой нечего делать. Вам выдадут пропуск
- с ним можно выходить за периметр и возвращаться. Все вопросы ко мне. Члены этой семьи с вами разговаривать не будут. Попыток к общению не предпринимать!
- Что ж так? С крепостными не знаются?
- Шуточки шутить будете с кем-то другим, а я вам рассказываю правила этого дома. Нарушаете - остаетесь без работы.
Правила какие-то почти тюремные. Да и по фиг. Можно подумать, меня это волнует. Спать есть где, кормить собрались три раза в день. Не общаться с домашними... да ради Бога.
- А робу каторжным выдают, или можно в своем?
- Что?
- Спецодежду в полоску выдают?
Нахмурился и поджал губы.
- Не выдают. Свою надо иметь. Переодевайтесь, и я отведу вас к другим рабочим. Работа уже кипит. Павел рекомендовал вас, как хорошего специалиста, но забыл упомянуть, что у вас язык без костей.
- А у вас с костями?
Кажется, я вылечу отсюда так и не начав. Если б не Пашка, я б поиздевался над гномом и свалил с этого Титаника, но... друг попросил. А Пашка мне роднее всех родных. Гном отыгнорил мое замечание и ответил на звонок, а я хлопнул у него перед носом дверью и начал переодеваться. Пока стягивал с себя одежду, в голове аккорды лунной сонаты звучали и профиль этот четкий, прорисованный, неестественно красивый подрагивал за развевающимися шторами. Девочка-картинка и имя такое классическое. Я б с ней проиграл и лунную сонату, и что-нибудь пошустрее прямо на том пианино нестройными аккордами до самого крещендо.
Часть 2
Работали мы на улице. Вначале казалось, что холод дикий, а потом так разморило, что все с себя свитера постягивали и по пояс голые топорами махали и молотками. Все же труд облагораживает и всякую херню из головы выветривает вместе с остатками алкоголя. Кровь по венам носится с бешеным кипением, и жизнь такой дерьмовой уже не кажется. Девчонка из обслуги, круглая вся, пышная, краснощекая, как матрешка, воды нам принесла и на меня глазами сверкала. Красноречивый взгляд, я к ним привык. Не прет, но приятно. Можно потом позвать эту «булочку» скрасить мои ночи в пристройке, после ужина самое то.
Взял из ее рук пластиковую бутылку, открутил крышку и к губам поднес. Запрокинул голову и в этот момент заметил капитанскую дочку у окна, смотрит прямо на меня, чуть отодвинув шторку. В анфас еще красивее, чем в профиль. Я аж водой поперхнулся и, глядя на нее, рот вытер тыльной стороной ладони.
Знаете, это как получить ребром ладони по затылку, а потом носком ботинка в солнечное сплетение. Дыхание перехватывает и конец. По телу паутина кипятком расползлась и под кожу забралась ядовитыми щупальцами. Смотрю и взгляд отвести не могу. Нежная, хрустальная, глаза слепит. Я много женщин перевидал и перепробовал. Красивых женщин. По-настоящему невероятно красивых. А эту увидел и камнем с заоблачной высоты полетел прямо в бездну ее огромных, кукольных, голубых глаз. Отравлен с первой же секунды. Наверное, вот так люди понимают, что именно в эту секунду они смертельно заболели.
- Эй! Куда засмотрелся?! Жить надоело?
Толкнул меня в бок Олег, и я бутылку крышкой прикрыл.
- Кто это?
- Дочка ЕГО. На нее смотреть нельзя, дышать нельзя и вообще ничего нельзя. ОН как узнает ...
- Казнит, что ли? Или на кол посадит?
- Ты зря ржешь. Он может. Он ее обожает. Та еще принцесска. Все вокруг нее носятся. Сама палец о палец не ударит, ни с кем не разговаривает. Когда на улице дождь, охрана ее на руках выносит из дома. Упаси бог за такой волочиться. Всю кровь высосет. Они тут вообще все на упырей похожи. Гостей не приглашают. Только хозяин вечно разъезжает.
- А жена имеется?
- Погибла в автокатастрофе. Давно, наверное. В доме об этом никто не говорит.
Я пожал плечами и дальше работать. А сам на окно поглядываю. Жду, когда еще раз подойдет. Но она так и не подошла.
Зато ночь мою Анька-булочка скрасила. Чай с ликером принесла. Из барской кухни утащила. Я ее раздеваю, а перед глазами волосы золотистые развеваются, и кожа жемчужная блестит в полумраке. Легкость невесомая, прозрачная, как сон. Никогда красоты такой не видел. Чтоб все естественное и настолько совершенное. Подо мной девка стонет, а я сонату мысленно лунную слушаю и смотрю, как пальцы тонкие по клавиатуре мечутся. Страстные и нежные одновременно, и у меня внутри все переворачивается. Кончил. Опрокинулся на спину и глаза закрыл. Никогда раньше такого не бывало со мной, чтоб на женщине так заклинило с первого взгляда. Да на какой женщине? На девчонке. Сколько ей? Восемнадцать-двадцать?