— Так что? — уточнил Матвей. — Ты ничего не сказала по поводу моего предложения.
— Насчет курсовой? Или эротической щекотки? — сильнее покраснеть, наверно, было уже нельзя, но если этот разговор был для него вполне допустимым, но и мне следовало вести себя соответствующе. Тем более раз я решилась практиковаться с его помощью. Кто знает, вдруг и Амуру захочется сказать или сделать что-то подобное. Умирать от смущения еще и при нем я точно не хотела.
— Не только щекотки, — Ольшанский снова демонстративно полистал книгу, а потом обратился взглядом ко мне. — Тут довольно много различных приемов, как я успел заметить. — Лицо оставалось серьезным, а глаза смеялись, делая его значительно моложе, почти похожим на мальчишку, задорного, беззаботного и потрясающе красивого. Хотелось смотреть и смотреть на него, не отрываясь. — Но после курсовой. Боюсь, Олег Евгеньевич не поймет, если у нас окажутся другие приоритеты, кроме его любимого предмета.
— О да! — я снова рассмеялась, при этом продолжая завороженно рассматривать мужчину. Он подошел ко мне, склоняясь к моему лицу, близко-близко, так, что показалось, будто он собирается меня поцеловать. Но его губы замерли в миллиметре от моего рта, согревая невесомым прикосновением дыхания и посылая по всему телу сотни крошечных будоражащих иголочек.
— Но сначала ужин, — Матвей открыл дверь в салон, помогая мне сесть и на мгновенье удерживая руку на моем плече. — Я безумно голоден, — скользнул пальцами по шее, добираясь до губ, касаясь их легкой лаской и заставляя меня думать о том, о каком именно голоде он говорит.
Глава 24
Ника вызвалась приготовить ужин. Честно говоря, я не видел в этом особого смысла и предпочел бы потратить время на более привлекательные занятия, но она была непреклонна. И слышать не захотела о том, чтобы заказать еду в ресторане или вообще заехать туда. Я понимал, что этими действиями девушка пыталась скрыть свое смущение, которое казалось очевидным. Но одновременно было приятным такое ее поведение: настойчивость и желание что-то сделать для меня. И не помнил уже, когда в последний раз кто-то угощал собственноручно приготовленным ужином. Чаще случалось наоборот: женщины стремились вытащить меня в ресторан, убеждая в том, что это и практичнее, и быстрее.
А Романова… она слишком сильно была ни на кого не похожа. Не переставала удивлять меня. И все сильнее нравилась. Хотя слово «нравилось» очень плохо подходило для описания тех чувств, что переполняли меня, когда я думал об этой девочке.
Подобная близость не поддавалась каким-то логическим объяснениям. Будь это только физическое влечение, я мог бы понять, хотя и страсти такой мне давно уже не приходилось испытывать. Чем-то зацепила Ника меня, и это не связано было с одним лишь сексом. Скорее, секс являлся закономерным и неизбежным продолжением того, что нас объединяло.
— Уверена, что тебе не нужна помощь? — я в очередной раз попытался пошутить и перевести приготовление ужина в другую плоскость. Был уверен, что девушка хочет этого ничуть не меньше, чем я. А воображение щедро подкидывало варианты, как именно я мог бы ей помочь. Прямо здесь, на кухне. Избавил бы от одежды, распластал на столе и медленно и старательно «помогал» бы. А потом мы продолжили бы уже в спальне. Но Ника тряхнула головой, смешно сдвигая брови, и прогнала меня с собственной кухни, сказав, что позволит зайти, лишь когда ужин будет готов.
Я был вынужден подчиниться. Конечно, можно было бы настоять на своем, и она наверняка осталась бы довольна, но где-то на задворках сознания проскользнула мысль о том, что ожидание лишь усилит все ощущения. Если ей хочется растянуть удовольствие, почему бы нет. В конце концов, у нас вся ночь впереди, а завтра выходной день, значит, времени еще больше.
Я легонько тронул губами висок девушки, вдохнув ставший уже знакомым запах кожи, и прошептал, едва касаясь аккуратного ушка:
— Тогда я пока приму душ. Если передумаешь, присоединяйся.
Ее скулы снова окрасились румянцем, и я чуть было не послал все к чертям: так хотелось действительно утащить ее с собой. Не знаю, как нашел в себе силы сдержаться, разве что мысли о том, что скоро она все равно окажется в моих руках, помогли. Но только слегка.
Вода стекала по телу, на этот раз теплая, смывала усталость долгого дня и одновременно дразнила. Я хотел, чтобы Ника была рядом. Чтобы ее руки скользили по мне, ублажая и соблазняя. Чтобы я и сам мог украсить ее обнаженные плечи душистыми мыльными облачками, позволить им спуститься к груди и любоваться темно-вишневыми ареолами, покрытыми белой кружевной пеной. А потом я направил бы на них потоки воды, меняя напор струи и раздразнивая еще больше. Ее — этой откровенной лаской, и себя, не имеющего сил отвести глаз. И почему только не настоял, чтобы она пошла со мной?!
Когда собственное желание стало почти нестерпимым, и я был готов выбраться из душа и как есть, в чем мать родила, отправиться за Никой, за спиной раздался щелчок двери. Я поморщился от усилившейся боли в паху и одновременно не смог сдержать довольной улыбки: все же не выдержала! Отлично, милая, и ужин, и все остальное подождет. А пока иди ко мне.
Обернулся, раздвигая двери кабины и собираясь повторить это вслух. И замер, не веря своим глазам.
— Вика? — настолько не ожидал увидеть ее в своей квартире, что в первую минуту подумал, что это какой-то дурной сон. Вот только уснуть у меня не было ни времени, ни возможности, а проснуться и обнаружить, что все не так, как привиделось, не удавалось. Женщина не исчезла ни спустя мгновенье, ни позже. — Что ты здесь делаешь?
— Нам надо поговорить.
Глупее и неуместнее фразу в данных обстоятельствах трудно было представить, учитывая, что я стоял совершенно голый, а Вика более чем откровенно пожирала меня глазами. И я слишком хорошо изучил ее, чтобы понять, что увиденное ей нравится. Вот только время, когда это могло произвести на меня впечатление, давно закончилось. Я вообще был уверен, что эта женщина осталась в прошлом, как и все, с ней связанное.
Тем более странно было видеть ее в своем доме. В своей ванной. Как она вообще попала в квартиру? Я совершенно точно помнил, что не давал ей ключей. Значит, зайти могла в одном-единственном случае: если дверь открыла Ника. Но где тогда она сама?
В ответ на мои незаданные вопросы я услышал хлопок входной двери, и этот звук отозвался внутри болезненной тревожностью, рождая еще больше вопросов и сомнений в голове.
А Вика вдруг улыбнулась, обернувшись в сторону выхода, и проговорила:
— Сообразительная девочка. Поняла, что лучше убраться побыстрее.
— Ты о чем?
Ее улыбка стала шире:
— Я намекнула твоей гостье, что нам лучше не мешать.
— Нам? — переспросил я, чувствуя себя полнейшим идиотом. Почему вообще до сих пор находился здесь и выслушивал этот бред, вместо того чтобы бежать за Никой? — Нет никаких нас, и ты это знаешь не хуже меня, — бросил женщине, выбираясь из кабины и заматывая полотенце вокруг бедер.
Вика качнулась в мою сторону, приближаясь почти вплотную. Разве что на шее у меня не повисла. Неужели действительно рассчитывала, что подобные действия возымеют результат? Я не чувствовал абсолютно ничего, несмотря на ее призывно приоткрытые губы и весьма вызывающую одежду. Наверняка оделась так специально: полупрозрачная юбка с глубоким декольте, обтягивающая стройные ноги юбка. Можно было не сомневаться, что под ней — чулки и нежнейшее кружевное белье, надетые с одной целью: спровоцировать меня.
Когда-то это, может быть, и сработало бы. Но не теперь. Ни когда я давно уже в своем сознании поставил точку во всем, что связывало нас. И ни тогда, когда все мое существо стремилось к другой.
— Что ты наговорила Нике? — спросил, проходя мимо незваной гостьи и отказываясь в коридоре. Слабые остатки надежды, что я все же успею застать девушку, рассеялись, стоило мне увидеть опустевшую вешалку и отсутствие обуви у входа.
Я обернулся к Виктории в ожидании объяснений. Внутри закипала злость. Женщина сделала именно то, чего я терпеть не мог и что не спускал никому: откровенного вмешательства в мою жизнь. Я мог бы понять ее желание все вернуть, попытаться наладить отношения, даже признаться мне в любви, хоть и не верил в такое чувство с ее стороны. Но не действия нахрапом. Не стремление вынудить меня на близость. Да и как вообще можно строить какие-то планы, зная, что человек совершенно не заинтересован в тебе? А я ведь именно это дал ей понять при нашей последней встрече. Зачем же она затеяла эту некрасивую и нечестную игру? Еще и испортила нам с Никой вечер.
— Что ты ей сказала? — повторил я вопрос, оглядываясь по сторонам в поисках своего телефона. Уйти далеко девушка не могла. И что бы ни услышала от Виктории, у меня найдутся достаточные аргументы, чтобы ее разубедить.
Вика выскользнула из ванной, снова подходя ко мне гораздо ближе, чем просто для разговора и вызывая еще большее внутреннее отторжение. Выходит, я ошибся в ней, решив, что мы обо всем договорились и она согласилась с моими заключениями. Оказалось, нет. Не только не согласилась, но ждала подходящего момента, чтобы броситься в атаку. Это было смешно, вот только мне хотелось совсем не смеяться — выставить ее за дверь, прекращая этот никому не нужный фарс. Услышанные в ответ слова вызвали во мне чувство, которого я не испытывал уже очень давно: с трудом сдерживаемую ярость. Она захлестнула в одно мгновенье, накатила, заполоняя каждую клеточку тела, когда я осознал, что именно произнесла Виктория:
— Сказала, что я твоя невеста.
Никогда в жизни не поднимал руку на женщину и не понимал тех, кто позволял себе подобное, но сейчас очень сильно захотелось это сделать. О браке между нами разговора вообще не было никогда. Да и как это было