Я опешил от такого напора и откровенной агрессии в мой адрес, не понятно с чем связанной. Молча смотрел, как Ника выскользнула из постели, на ходу укутываясь в простыню, и бросилась в коридор. Лишь ощущал, что внутри тоже поднимается злость. Что вообще происходит?! Ответ пришел так же неожиданно, позволяя мне вынырнуть из того мрака, в котором я чуть было не увяз и где, кажется, здорово зацепилась девушка. На темном ночном небе забрезжил слабо-золотистый свет луны, как в ту далекую ночь, когда мне казалось, что не существует никакого выхода. Словно где-то далеко моя Психея снова протянула из темноты руку, поддерживая меня. Я соскочил с постели, бросаясь следом за девушкой и в несколько шагов настигая ее. Сейчас хотелось одновременно рассмеяться и задать ей хорошую трепку.
— Мне кажется, не далее, как прошлым вечером ты пообещала не торопиться с выводами, до того, как во всем разберешься. Так?
— Так, — она все еще избегала смотреть на меня.
— Тогда тебе придется пообещать это снова. Я ведь имел в виду совсем не то, что пришло тебе в голову. А ты даже не попыталась что-то уточнить. Так что первый экзамен ты не сдала.
— Какой… экзамен? — уточнила Ника.
— На доверие, — я произнес это слово и вдруг понял, что не могу требовать его от девушки. Она слишком мало меня знает, чтобы доверять. И вполне обоснованно боится. И это не она, а я завалил экзамен, не сумев объяснить все так, чтобы не напугать и не запутать ее.
— Не убегай, — попросил шепотом, обхватывая ладонями ее лицо и вынуждая смотреть мне в глаза. — Ни сейчас, ни потом, если чего-то не будешь понимать или с чем-то не согласишься. Поговори со мной и позволь все объяснить. Мы справимся. Просто будь рядом. Хорошо?
Глава 27
— Романова, может быть, поведаете нам, в какие неведомые дали унесли вас ваши мысли? Что-то подсказывает мне, что мечтаете вы совсем не героях мифологии Древнего Рима.
Строгий зычный голос Рогачева вырвал меня из воспоминаний о самых потрясающих выходных в моей жизни.
— Прямо-таки дежавю, Романова, — доцент остановился передо мной. — Мне кажется, или не дальше, чем на прошлой неделе вы уверяли меня, что ничего подобного больше никогда не повторится? По-видимому, я забыл уточнить продолжительность вашего «никогда».
— Простите, Олег Евгеньевич! — я поднялась из-за стола, виновато глядя на преподавателя.
— Задумались? — уточнил он, подчеркивая, что действительно прекрасно помнит наш прошлый разговор, и неожиданно улыбнулся, чем совершенно обескуражил меня. Да и не только меня, как выяснилось. По аудитории прошелестели изумленных вздохи тех, кто, как и я, заметил странное поведение Рогачева. — И о чем же? Если я задам вам вопрос о представителях римского пантеона, вы сможете мне ответить? Разумеется, в рамках моей лекции, а не личных измышлений.
Врать было бессмысленно: я даже не слышала, о чем он говорил. Покачала головой, опуская глаза. Сейчас впервые в подобной ситуации мне было стыдно. И Рогачева я воспринимала теперь не как монстра, только и стремящегося к тому, чтобы довести студентов до нервного срыва. Ведь именно ему была обязана встречей с Матвеем. Если бы он тогда не рекомендовал меня Ольшанскому, мы бы с ним никогда не встретились. НИ-КОГ-ДА. В слишком разных сферах обитали и занимались разными вещами в жизни. Нам просто негде было пересечься. Понятно, что Олег Евгеньевич не ждал никакой благодарности, но мне все равно было неловко, тем более что я обещала не делать так больше. Но как могла думать о какой-то там мифологии, когда все еще ощущала дрожь от прикосновений самого лучшего мужчины на свете? Все еще чувствовала его запах на своей коже, а все тело ныло от сладкой усталости.
— Простите, — повторила шепотом, заставляя себя посмотреть в глаза преподавателя. И вздрогнула от испуга, когда в его взгляде отчетливо отразилось понимание. Он все знал? Мне показалось в это мгновенье, что он действительно догадался, что происходит в моей голове. Будто в мысли мои заглянул, увидев, как прочно там обосновался его бывший ученик. Интересно, а Матвей мог о чем-то ему рассказать? Я подумала так, но тут же отбросила подозрения. Ни к чему ему это. Да и некогда было бы сделать что-то подобное: за прошедшие дни мы не расставались практически ни на минуту. Сложно было предположить, что как только я отправилась в душ, Матвей бросился звонить Рогачеву, чтобы поделиться своими новостями. Тогда выходит, доцент догадался сам? Но как?
— Поразмышляйте о Юпитере, Романова, — неожиданно выдал преподаватель, и я чуть было не приоткрыла рот от изумления, что он так резко сменил тему. — Уверяю вас, эта личность заслуживает внимания. И его история пригодится вам не только для курсовой. Как, кстати, с ней дела?
Я надеялась лишь на то, что румянец, проступивший на моих щеках, не очень заметен. Ответить было нечего: о курсовой я забыла так же, как и обо всем остальном. Но не признаваться же в этом!
— Жду вас завтра с черновиком исправленной работы. Отговорки не принимаются. Отсрочек не будет, — и он снова так улыбнулся, что остальные студенты ахнули от невиданного зрелища, а я ощутила себя загнанной в клетку мышью, или бабочкой, угодившей в ловушку энтомолога. По спине пополз противный холодок страха. И что мне делать теперь?
— Это что сейчас было? — Инга накинулась на меня, едва только начался перерыв.
— Ну что… очередной наезд Рогачева, оскорбленного в своих лучших чувствах. Я же опять не слышала его лекцию.
— Вот уж нет, — покачала головой подруга. — Я имею в виду его улыбочки. Никогда не видела, чтобы он так себя вел.
— Мало ли, — я пожала плечами. — Настроение хорошее у человека.
— Я похожа на дуру? — обиженно поинтересовалась Инга. — Настроение, говоришь, хорошее? А его намеки — это тоже от хорошего настроения? Что он имел в виду?
— Я не знаю.
— Ника! — она начала злиться, и я ее понимала. Сама в такой ситуации вряд ли бы поверила в ту чушь, которую пыталась ей втереть. Дело точно было ни в каком там хорошем настроении. Что-то другое таилось за странным поведением Рогачева, но что именно, я действительно не знала.
— Не сердись, — попросила подругу. — Я правда не понимаю, почему он так вел себя.
— Ну да, — мрачно кивнула та, даже не собираясь принимать на веру мои слова. — А кто такой Юпитер?
— Древнеримский бог, — задумчиво отозвалась я, после чего Инга с возмущением закатила глаза. — И кто-то еще, но как раз эту его загадку я не разгадала.
А надо бы. Намеки Рогачева действительно были очень странными. От меня как будто что-то ускользало, что-то такое, что мне обязательно было надо понять. Вот только как, я в самом деле не имела понятия. Надо будет пораспрашивать Матвея, может быть, хотя бы он знает, на что намекал мог намекать его любимый преподаватель.
При мысли об Ольшанском на меня резко накатила тоска. Я успела соскучиться. Но если в начале лекции мечтала о том, чтобы учебный день поскорее закончился и можно было бы наконец-то увидеться, то теперь стало понятно, что ни на какое свидание не приходится рассчитывать. Впереди маячила длинная бессонная ночь в обнимку с учебниками и ноутбуком, и лучше даже близко не подпускать к себе мужчину, иначе мы снова забудем обо всем на свете. Да, я помнила о его обещании помочь с курсовой, но помнила и о том, к чему сводились все наши попытки заняться делами.
Я вздохнула. Может, это какая-то болезнь? Нельзя так увлекаться человеком и так сильно зависеть от него. Это точно плохо кончится. Ведь кончится же однажды. И что делать, когда наши отношения прекратятся?
Было еще кое-что, смущающее и волнующее меня ничуть не меньше, чем проблемы, подкинутые Рогачевым. Мои планы относительно Амура. Я ведь хотела всего лишь немного поучиться перед встречей с ним. Перед долгожданной и такой желанной встречей. Как могло оказаться, что всего за несколько дней мои желания настолько сильно изменились? Я уже не была уверена, что эта встреча мне действительно нужна. Ведь для того, чтобы попасть в объятья моего таинственного друга по переписке, надо было бы расстаться с Матвеем. Или выбрать кого-то одного из них. Но чем больше я думала, тем труднее было решить, какой именно выбор я хочу сделать.
Я приехала в офис Ольшанского с твердым намерением сбежать оттуда сразу после разговора с Матвеем. Разговора исключительно по делу. Этого совершенно не хотелось, но провоцировать Рогачева очередной своей оплошностью не хотела. Придется написать злополучную курсовую, даже если она высосет из меня все силы.
Тем более, в компании было слишком много свидетелей, которым ни в коем случае нельзя показать наши отношения. Так что оказалось даже хорошо, что встречу он назначил именно там. Но только с одной стороны. С другой, это было ужасно. Общаясь с Матвеем на людях, я не могла обнять его. Надо было старательно изображать деловые отношения и полную отчужденность. А как это сделать, если я при одном только взгляде на него теряла голову?
У меня и раньше не было сомнений, что он пользуется успехом у женщин. С нашей первой встречи, да и его так называемая невеста только подтвердила этот факт. Но то, что я видела в офисе, отзывалось внутри ощущением какой-то горькой неизбежности.
Матвей им нравился. Всем. Начиная с пышногрудой красотки за стойкой администратора и заканчивая худенькой и застенчивой девушкой-уборщицей, бросающей на него украдкой восхищенные взгляды.
Почему-то воспоминания о наших совместных выходных и пьяняще-сладком утре не помогали. Мужчина отвечал на вопросы сотрудниц, раздавал указания или просто беседовал на нейтральные темы, одаривая окружающих улыбками, а я изнемогала от ревности. Понимала, что это неверно, что Матвей, во-первых, не делает ничего предосудительного, а во-вторых, он не моя собственность, но справиться с собой не могла. Казалось, это чувство разъедает внутренности, проникает в самую глубину сердца колкой ноющей болью.