— Почему? — его брови сдвинулись.
— Очень нравится, когда ты меня разубеждаешь, — я вытянула края футболки из-за его пояса. Распластала ладони на животе, а когда мужчина со свистом выдохнул, скользнула пальцами ниже к застежке брюк. — Безумно нравится.
— Что тебе еще нравится? — хрипловатым шепотом спросил он.
— Давай покажу? — я, наконец, справилась с молнией на его джинсах и накрыла ладонью затвердевшую плоть. — А ты накажешь меня, если я что-то сделаю не так.
Не самое уместное было время для игры, но я не могла и не хотела уже останавливаться. Тем более, что в этой нашей с ним игре не было правил, но я могла только победить. Как и он. Не представляла, каким должен быть следующий шаг, но безошибочно чувствовала, что сейчас ждет и хочет Матвей, чего жаждет не только его тело, но что также заставляет содрогаться душу. И сама облачалась в его тепло, погружаясь в разошедшийся по венам жар.
Мне так о многом хотелось ему сказать, но язык сделался непослушным. Я никогда и ни до кого не старалась что-то донести без слов, но сейчас почти до физической боли этого захотела. Чтобы мужчина услышал. Почувствовал.
Хочу впитать аромат твоей кожи. Насытиться твоей тяжестью, испить дыхание, такое пьянящее и горячее. Хочу тебя всего… Насовсем.
Я ласкала его с каким-то исступлением, везде, где только могла дотянуться, утишая горящий в его глазах огонь и разжигая снова и снова. Разжигая до такой степени, что это грозило меня саму спалить дотла. Напиться наполняющего нас волшебства.
Матвей снова прикусил мою шею, и легкая боль на коже от его укуса сладким, тягучим медом растеклась по телу. Я подумала о том, что за последние дни мы почти не отрывались друг от друга. Но это не мешает сходить с ума от желания. И мне, и ему. Хотеть еще сильнее. Неужели так будет всегда? Пусть так будет. Всегда.
Я подавалась вперед при каждом его толчке, позволяя все глубже и глубже погружаться в мое тело, навстречу возбуждению, сплетая ноги на его спине, а руками цепляясь за плечи. И это чувство полноты, его присутствия внутри меня, резких, немного грубых и одновременно бережных движений было невероятно сладким.
Как-то совершенно некстати вспомнилась навязанная подругой книга, которую я так и не прочитала до конца. Мое желание научиться сводить с ума мужчину, кажется, реализовалось и без этого учебника. И подобная учеба нравилась куда больше. Вот так: двигаться в унисон с мужчиной, прислушиваться к ритму его тела, угадывать то, чего он захочет в следующее мгновенье.
При очередном толчке я сжала бедра, удерживая его внутри и срывая стон. И от нарастающего желания застонала сама.
— Хочу, чтобы тебе было хорошо, — прошептала в губы Матвея. — Но я так мало знаю… Ты мне расскажешь, что нужно сделать? Научишь всему, что любишь? Обещаю, что буду послушной ученицей.
Он впился в мой рот, погружая туда язык, двигая им одновременно с толчками в моем теле.
— Сладкая… — проговорил перед тем, как снова наполнить меня собой. Везде.
Внизу живота пульсировала боль, росла с каждым мгновеньем, а в глазах темнело, или это взгляд Матвея, оказавшийся совсем близко, сделался черным до непроницаемости? Я задохнулась, срываясь на крик и подчиняясь тому ритму, который задавал мужчина. И словно оказалась на краю, только не перед пропастью, которой стоило опасаться, взлетела в бесконечность, рассыпаясь на множество разноцветных частиц, слившихся в неповторимые сполохи. Вцепилась в его плечи, кажется, сдирая кожу. А когда ощутила и его содрогания, постаралась прижаться еще теснее, чтобы впитать их. Чтобы услышать, как бьется его сердце совсем рядом с моим.
— Мы с тобой сумасшедшие, — выдохнул Матвей несколько минут спустя, продолжая обнимать меня. Погладил спину, провел губами по щеке, дотрагиваясь до полузакрытых век.
— И, кажется, остались без ужина, — я только теперь почувствовала запах горелого мяса и, открыв глаза, увидела раскаленную докрасна сковороду.
Мужчина рассмеялся. Обернулся, отстраняясь от меня всего на мгновенье и сдвигая ее в сторону с конфорки, а затем снова заключил в объятья.
— Придется съесть на ужин тебя.
— Волнуешься? — я подошла к Матвею сзади, обнимая его и прижимаясь лицом к спине. Вроде бы странный был вопрос. Ольшанский выглядел средоточием уверенности, и никто из его сотрудников не сомневался в том, что все пройдет на высшем уровне. Да и мне он почти ничего не рассказывал. Вот только где-то на уровне подсознания я понимала, что на самом деле переживает куда больше, чем позволяет кому-то заметить. — Все будет хорошо. Твоя фирма — лучшая. И ты — лучший партнер, которого только можно пожелать.
Я говорила о предстоящей встрече с греками, но при этом невольно вкладывала в свои слова еще и другой смысл. Матвей действительной был самым лучшим. Единственным. Для меня так точно. И очень хотелось, чтобы все остальные тоже это поняли. Не могли не понять. Тем более, была проделана такая огромная работа, что это не могло не возыметь результата. Я была практически уверена, что желаемый контракт обязательно будет подписан, но и видела, как нарастает напряжение у дорогого для меня человека.
— Спасибо, милая, — Матвей взял мои ладони, переплетая пальцы, и поднес к губам. — Для меня очень важна твоя поддержка. Ты даже не представляешь, насколько.
— Так расскажи мне, — я попыталась отвлечь его, заставив думать не о приезде Леванеса, а об отношениях со мной.
— Хитруля, — мужчина развернулся, заключая меня в объятья. — Знаешь ведь, как я реагирую на твою близость. Ты ведь не хочешь, чтобы вместо того, чтобы готовиться к встрече, я уложил тебя на свой рабочий стол?
Я изобразила задумчивость.
— Ну, не знаю. Вообще-то эта идея кажется мне очень привлекательной. Вот только дверь сначала надо запереть, а то твои любопытные подчиненные обязательно захотят узнать, что мы столько времени здесь делаем.
— Прекрати меня дразнить, — рассмеялся Матвей, оставляя на моих губах короткий поцелуй. — Я тебя безумно хочу, но сейчас на самом деле нужно думать совсем о другом.
— Думать, но не волноваться, — возразила я. — Тем более, что и повода нет. У нас все получится.
По коже пробежали мурашки от мною же сказанных слов. Я с такой уверенностью заявила, что все получится «у нас», словно и правда мы были. И ведь были же! Не только в постели. Я с каждой минутой все больше и больше убеждалась, что нас связывает не один только секс. Он стал потрясающе сладким дополнением, но значил бы ничтожно мало, если бы кроме него больше ничего не было. А я хотела находиться рядом. Смотреть в эти удивительные проницательные глаза, видеть и понимать, что делает мужчина. Что важно для него и без чего он не может жить. Хотела услышать о его сомнениях и страхах и хоть как-то их разделить. Рассказать о своих.
А еще я хотела, чтобы он узнал про Амура. Не представляла пока, как заговорить на такую щекотливую тему, но это было необходимо. Хотя бы потому, что я по-прежнему собиралась встретиться с мужчиной, с которым переписывалась так долго. Но уже не затем, чтобы соблазнить его и воплотить в реальность все, о чем мы писали. Я собиралась сказать, что все поменялось. Что я бесконечно благодарно ему за подаренные драгоценные минуты, но их время прошло. И наше с ним время — тоже. Не могла и не хотела лгать ни ему, ни Матвею, деля чувства в своем сердце к этим двум людям. Мне надо было сделать выбор, и я очень хорошо понимала, каким именно он окажется.
Глава 34
— Чему ты улыбаешься? — уловив момент, когда Леванес отошел, самостоятельно рассматривая экспонаты, я склонился к Нике.
— Так необычно звучит твое имя из его уст: Мэтью. Еще и на английском, — она понизила голос, пытаясь скопировать грека: — Очень рад, Мэтью, очень рад. Может, мне тоже так тебя называть?
Я пожал плечами.
— А хочется?
Она рассмеялась.
— Нет. Мне нравится твое имя. И знаешь, ты единственный среди моих знакомых, кого так зовут.
Мое сознание тотчас зацепилось за слово «единственный», опуская все остальное. Я хотел быть таким для нее. Единственным. Чтобы ни о ком другом думать не могла. Черт возьми, я кажется, превращался в какого-то безумца, зависимого от нее. И ревновать готов был к каждому, кто проявлял к ней интерес. Да что там интерес, мне даже внимание других мужчин в адрес Ники было неприятно. Костес рассыпался в комплиментах ее способностям экскурсовода, а я подозревал его во всех смертных грехах. И смотрит на нее слишком пристально, и глаза опускает ниже, чем положено, еще и пытается что-то на ухо прошептать. Иногда даже хотелось схватить девушку за руку и утащить за собой. Увезти домой и целый день не выпускать из постели. Чтобы снова вся мной пропиталась. Оставить следы от губ и рук на ее теле. Заполнить целиком, и тело, и, тем более, мысли.
— Не надо на меня так смотреть, — попросила Ника.
— Как так?
— Мы в зале Античного мира, но не пещерных людей, — она снова засмеялась. — А ты сейчас похож на одного из них. Того и гляди, схватишь, закинешь на плечо и утащишь в свою пещеру.
— Знаешь, мне этого очень хочется, — признался я.
— Знаю. Вот только повода у тебя ревновать никакого нет, — Ника стала серьезной, на мгновенье дотрагиваясь до моей ладони и сжимая пальцы. Мне не нужен ни этот грек, несмотря на все его заигрывания, ни кто-то другой.
— Значит, заигрывания мне не показались… — констатировал я, чувствуя, что начинаю закипать. Обернулся к Леванесу, в подробностях представляя, что мне хочется сделать с ним за это.
— Матвей, — позвала Ника. — Ты вообще слышишь меня?
Я обернулся.
— Конечно.
— А мне кажется, нет. Я сказала, что у тебя нет повода ревновать. Ты единственный мужчина в моей жизни. Единственный, кто мне нужен. Кого я хочу.