Только мама выше меня, и поэтому подол платья волочится по полу.
– Сюда еще туфли нужны, – решительно говорит мама и снова лезет в шкаф.
Раскопки длятся какое-то время, на полу растет куча пакетов и коробок, и наконец откуда-то из самых глубин мама достает черную коробку с логотипом Армани.
Оттуда она с благоговением вытаскивает, словно драгоценность, изящные босоножки на высокой шпильке, сделанные из серебристой кожи.
– К платью покупались, – задумчиво говорит мама, проводя кончиками пальцев по изящной пряжке. – У тебя тридцать шестой, а это тридцать семь, но они маломерят как будто. У меня всегда палец чуть-чуть торчал. Попробуешь?
Я киваю.
Босоножки мне немного большеваты, но в целом они довольно удобные, несмотря на высокий каблук.
– Мам, ну это же не настоящие Армани? – спрашиваю я, крутясь перед зеркалом. – Подделка ведь?
– Настоящие, – буднично говорит мама, а встретив мой удивленный взгляд, пожимает плечами. – А что? Папа, то есть твой дедушка, очень хорошо зарабатывал. У него в Москве какая-то должность была. И семья. Там же.
– Стой, – я ничего не понимаю. – Какая семья? А как же бабушка? А ты?
– А бабушку, то есть маму, он любил. И меня любил. И тебя. Папиной любви на всех хватало, – мама болезненно усмехается. – Представляешь, какой был скандал, когда он разбился на машине вместе со своей любовницей? Еще и в другом городе? Похороны были в столице, меня к нему даже не пустили. Но ты маленькая была, ты не помнишь. Я тебя с тетей Катей, с соседкой, оставляла, когда всем этим занималась. Надо же было мамины похороны организовать, а денег было мало… И ты еще, а я… А, неважно.
Мама машет рукой и быстро отворачивается, но я вижу блеснувшие в ее глазах слезы.
Я не знаю, от кого родила меня мама. На эту тему она никогда не говорит, и в графе отец у меня стоит прочерк. Я понимала, что там была какая-то непростая история. Но кто мог подумать, что у мамы и с ее отцом было не все так идиллично, как мне всегда казалось. А еще она осталась совсем одна, со мной маленькой на руках. Хорошо, что у нее была хотя бы эта квартира и мы не оказались на улице.
Я не знаю, что сказать, и просто крепко обнимаю маму, она сначала порывисто прижимает меня к себе, а потом вдруг поспешно отстраняется:
– Осторожно, платье помнем! Ты… наденешь его? Если не нравится, то не надо. Я просто вспомнила и решила предложить.
– Надену, мам. Оно очень красивое.
Я говорю абсолютно искренне: платье шикарно облегает мою фигуру, а голубой шелк подчеркивает цвет глаз и очень мне идет.
Скорее всего, если бы я выбирала платье сама, я бы взяла что-то попроще. И туфли бы взяла без каблука. Но я чувствую, как важно для мамы, чтобы я пошла именно в этом наряде, в котором она так и не смогла покрасоваться на своем выпускном. И эта мысль, эта неожиданная связь нас сквозь время, наполняет меня теплом.
Уже лежа в постели, я отсылаю Заку фотографию себя в новом платье.
Я:«наряд готов, в магазин можно завтра не ехать! Тебе нравится?»
Зак: «ты охуительно красивая! И платье огонь»
Я растроганно улыбаюсь, но через пару секунд приходит еще одно сообщение:
Зак:«солнце мое, а можно мне такую же фотку но без платья? Чтобы как следует о тебе подумать перед сном, м?»
Я фыркаю в подушку, стараясь громко не ржать. Кажется, кто-то неисправим!
Но я все равно его люблю.
Стоп.
Я его… что?!
Глава 19. Когда не все встречи приятные
Пока мы едем к Художественному музею, где проходит бал, Зак уже успевает несколько раз залезть мне под платье. И это он за рулем сидел! Что было бы, если бы мы на такси ехали, я даже думать не хочу.
– У тебя там чулки, – жалуется мне Зак, глядя на меня так жадно и голодно, что я сама загораюсь ответным жаром. – Я же с ума, блядь, сойду!
– Потерпишь, – я отталкиваю его наглую руку. – Ну что ты делаешь? Платье же помнется.
– Потом поедем в отель, – хрипло обещает Зак. – И я там трахну тебя прямо в этих блядских чулках. Перегну через кресло, задеру эту шелковую тряпочку и войду, как тебе нравится – сильно и глубоко. Хочешь?
– Хочу, – шепчу я. – Знаешь же, что хочу.
– Знаю, – с горячей как ад ухмылкой говорит он. – Знаю, солнце мое.
Мы проезжаем через шлагбаум, который открывается сразу же, как охранник видит номера нашей машины, и паркуемся на каком-то специально обозначенном месте.
Зак выходит первым, открывает дверцу, галантно подает мне руку, и мы вместе идем к центральному входу. Я украдкой любуюсь тем, как шикарно Зак смотрится в смокинге и брюках. Белоснежная рубашка красиво подчеркивает смуглую кожу, а серебряный дракончик в ухе добавляет хулиганства всему его образу. Боже, какой же он! Зак излучает такую мощную мужскую красоту, что нет ничего удивительного в том, что на него поглядывают все женщины вокруг. Вне зависимости от возраста и наличия мужа рядом.
Мы заходим в богато украшенный зал, где у стены установлена маленькая сцена, а всё остальное пространство занято нарядными, лениво прогуливающимся туда-сюда людьми.
– Мне так странно, что в музее проводят такие мероприятия, – задумчиво говорю я. – Помню, как мы сюда постоянно ходили, когда я в художке училась. Тут есть в собрании такие интересные работы Боровиковского…
– Ты в художке училась? – удивляется Зак. – Умеешь рисовать?
– Давно, – смущаюсь я. – И я не рисую… Так. Просто.
– Хочешь что-нибудь? – Зак подходит к антикварному столику, на котором стоят бокалы с шампанским. – Это вроде нормальное должно быть. А вот с едой тут грустно, максимум найдется какая-нибудь херня типа бутербродов.
– Ничего страшного, я не голодная, – я протягиваю руку, и Зак подает мне изящный бокал с золотистыми пузырьками.
Я осторожно пробую – шампанское кисловато-острое на вкус и приятно щиплет язык. А еще бокал отлично занимает руки, и можно не думать о том, куда их девать.
Мы болтаем с Заком, он периодически с кем-то здоровается и кому-то даже меня представляет.
– Громов, – возле нас останавливается темноволосый парень с обаятельной улыбкой и абсолютно ледяным взглядом, который на его красивом лице смотрится жутковато. – Неожиданная встреча. Разве тебя еще не лишили наследства?
– Откуда такой интерес к моей персоне? – улыбается Зак, по-волчьи скаля зубы. – Не трать силы зря, Ярослав. Они пригодятся, тебе же еще подлизывать и подлизывать, чтобы твой папочка пустил тебя в совет директоров.
Парень вместо ответа на оскорбление отправляет Заку ослепительную улыбку, но взгляд жестких глаз остается тем же.
– Рад, что в следующем году тебя здесь уже не будет.
А потом разворачивается и уходит.
А я только сейчас понимаю, почему его лицо казалось мне таким знакомым. Это же точь-в-точь тот римский легионер, портрет которого рисовала Аня! Я его еще себе сохранила, потому что было очень круто нарисовано.
– Зак, а кто это? – осторожно спрашиваю я.
– Мудак один, – неохотно отвечает он. – Сын Горчакова – владельца НДК. Он цветными металлами и инвестированием занимается. Забей.
Интересно, а Аня действительно портрет с него рисовала? Или это просто совпадение?
– Ладно, солнце мое, я оставлю тебя, – озабоченно говорит Зак, глянув на часы. – Пойду за сцену, я должен с отцом выйти, там в самом начале будет вручение сертификата. Но это недолго. Не скучай, ладно? А если кто-то лезть будет, скажи, что я вернусь и яйца ему оторву.
– Вот прямо так и скажу, – торжественно обещаю я. – Этими самыми словами!
Зак коротко ухмыляется, быстро целует меня и широким уверенным шагом идет к сцене. Я смотрю ему вслед, задумчиво попиваю шампанское и поэтому не сразу замечаю, что в меня сзади кто-то врезается.
Кто-то маленький, но очень сильный.
– Ой! – от неожиданности у меня дёргается рука, и шампанское выплескивается на пол и немножко мне на платье.
Я оборачиваюсь и вижу запыхавшуюся молодую женщину в темно-красном платье и с очаровательными кудряшками. Она хватает в охапку смешного малыша в костюмчике, который активно сопротивляется.
Так вот кто в меня врезался!
– Простите, – тяжело дыша, говорит она. – Простите ради бога! Лева! Лева, пойдем!
– Ни, ни, ни, – мотает он головой, выкручивается из ее рук и ловко ныряет под стол с шампанским. У стола красивые ножки в виде львиных лап, и вот эту лапу малыш принимается с интересом изучать. И протестующе визжит, когда мама пытается его оттуда вытащить.
– Ох господи, – она вытирает взмокший лоб. – Нам же сейчас на сцену идти! Ну почему все так не вовремя всегда?
– Хотите, я посмотрю за ним? – в порыве внезапного великодушия предлагаю я. – Он пока довольно спокойно сидит. И если вы недолго…
– Недолго! – с жаром заверяет она. – Буквально несколько минут! Я ему на свою голову показала, когда мы пришли сюда, эти ножки в виде лап, и все! Теперь он хочет играть с ними и больше ничего не хочет. Побудете с ним, ладно? Спасибо вам огромное! А то муж мне не простит, если я с ним на сцену не поднимусь.
– Конечно, идите!
Я присаживаюсь на корточки рядом с ребенком, который увлеченно играет и на меня даже не смотрит, а его мама убегает, стуча каблучками. Я поднимаю голову только в тот момент, когда ведущий объявляет, что на сцену приглашается Алексей Владимирович Громов с супругой и сыном. И вот широкоплечего хмурого Зака я, конечно, там ожидаю увидеть. А свою недавнюю знакомую с кудряшками и очаровательной улыбкой – совсем нет.
Очень милая у Зака мачеха. Странно, что он ее так не любит.
– Так, значит, это тебе мы покупали динозавра, да? – тихонько спрашиваю я у малыша, и он поднимает на меня зеленые глазки с длинными темными ресницами. Один в один как у Зака.
– Алексей Владимирович, мы так благодарны вам за этот вклад в покупку нового оборудования для областного онкологического центра! Скажите нам, пожалуйста, пару слов! – разливается соловьем ведущая, а я краем уха слушаю, как коротко и энергично говорит отец Зака.