– Заявление отправь сегодня, – говорит он сухо и выходит из комнаты.
Правда, когда дверь за ним закрывается, слезы все же начинают катиться по лицу.
Глава 20
– И все же почему ты не сказала об этом раньше? – спрашивает Даша про сборы и со смачным хрустом пихает сразу три палочки «Кузи» в рот.
Мы сидим в ее комнате. Я рассказала ей о сборах несколько минут назад, но за эти несколько минут подруга успела задать мне минимум двадцать вопросов.
– Не была уверена, что одобрят и что все же решусь туда поехать, – отмахиваюсь я и тоже тянусь за «Кузей».
Или просто не знала об этом вплоть до вчерашнего вечера. Врать подруге очень стыдно, но я не могу рассказать ей про долг. Как и про то, что именно связывает наши с Яном семьи.
Как и говорил Ян, мою заявку одобрили почти сразу, уже к утру прислав на почту ответ и приложив к нему большущее письмо с правилами. Как я поняла, сборы будут чем-то похожи на обычную лагерную смену, разве только направленную на практическую часть для каждого из прибывших школьников: спортсменов и олимпиадников. Для меня же на протяжении всего времени будет функционировать литературный класс, а вот школьную программу придется как-то совмещать и тащить учебники с собой.
– И все же не нравится мне все это, – в десятый раз повторяет Даша. – Боюсь я тебя с этим упырем отпускать. Хоть бы кто из адекватных еще с тобой поехал, а не эти имбецилы водные.
И я с ней согласна. Упырь был главной угрозой, и находиться с ним вдали от дома казалось чем-то на грани самоубийства.
– Все будет хорошо! Мы с ним в разных направлениях вообще, думаю, что и пересекаться не будем.
И снова ложь, в которую мне самой очень хочется верить. Но внутренняя чуйка безжалостно намекает на то, что все будет не так радужно.
– Ох, ладно, ты, главное, пиши, звони, не пропадай. О каждом движении этого суслика докладывай.
Мы и не заметили, как время приблизилось к одиннадцати вечера. Даша предлагает остаться у нее, но мне еще нужно собирать вещи. За позднее возвращение не беспокоюсь – еще днем мама отправила сообщение, что они с папой сегодня снова работают в ночную смену.
На улице уже очень темно. Горят фонари, и на лицо падают неприятные холодные капли дождя. До дома всего десять минут быстрым шагом. Накидываю капюшон и выбегаю из-под крыши.
Еще один поворот – и выйду к дому. Как вдруг замечаю, что сзади кто-то идет. Быстро оборачиваюсь. Мужчина. На автомате начинаю ускоряться. И он, кажется, тоже. Совпадение? Или, может, у меня паранойя… Слава богу, у меня в кармане перцовка.
– Эй, девушка, который час?
Проклятье.
– Куда же ты? Да еще и одна. Давай я тебя провожу.
– Не надо, спасибо.
Еще немного – и я перейду на бег. Лишь бы отстал.
– Невежливо это, вот так убегать, может, я хочу познакомиться, проводить до дома.
А я вот не хочу.
– Не знакомлюсь. У меня парень есть.
К сожалению, таких только эта причина может остановить.
– Ну и где же он?
Надо было сказать, что я замужем… Хотя кто мне поверит. Неожиданно он оказывается прямо рядом со мной и дергает за плечо.
– Вы что себе позволяете?!
Осторожно опускаю руку в карман сумки и с ужасом понимаю, что баллончика там нет.
– Так где же парень? Что же он тебя не встречает?
Вот теперь мне реально страшно. Дура. Почему я решила выложить перцовку именно сегодня?! Пожалуйста, пусть кто-то выйдет на улицу. Хотя сомневаюсь, что в такой поздний час можно кого-то встретить. Разве только агрессивного маньяка, не принимающего отказов, такого как этот.
– Встречает, – неожиданно звучит позади до боли знакомый голос.
Ян. Он здесь. Все хорошо, он рядом, я не одна. Странно, но в этот момент я чувствую от Яна не угрозу, а защиту. Мне даже почти не страшно.
Мужчина наконец опускает руку, и я тут же оказываюсь за широкой спиной Яна, скрывающей меня от незнакомца. Все позади. Теперь все нормально и мы пойдем домой.
– Мужик, тебе же несколько раз сказали свалить. – Голос Яна, в отличие от моего, совсем не дрожит.
– Пацан, свалил бы лучше ты. – Этот стремный мужчина, минуя все красные флажки, все никак не собирается уходить.
– Что ж, я не она, повторять дважды не стану, – отвечает Ян и резко припечатывает мужчину кулаком.
– Ах ты срань, – шипит мужчина, схаркивая кровавую слюну на бордюр. А затем в его руках, лезвием отражая уличный фонарь, возникает нож. – Сейчас ты получишь, щенок малолетний.
– Ян, пойдем домой, пожалуйста, не надо, он того не стоит, очень тебя прошу, – шепчу парню и тяну его за руку назад.
Но мужик уже подошел довольно близко к нам. Ян отталкивает меня, а затем валит мужчину на землю, падая вниз вместе с ним.
– Ян, пожалуйста! Да помогите же кто-нибудь!
Кричу в надежде на чудо. Хоть кто-то. Пожалуйста. Руки дрожат так, что у меня даже не получается разблокировать телефон. Через несколько минут, показавшихся вечностью, Ян встает, оставив мужчину лежать на асфальте. Тут же бросаюсь к парню, но он легко убирает мои руки и идет в сторону дома. Бегу за ним, боясь остаться здесь одной.
– Ян, все в порядке? Ты как?
Сомневаюсь, что пьяница мог хоть как-то всерьез навредить ему, но у того все же был нож.
– В норме, – следует односложный ответ.
Верю ему ровно до тех пор, пока мы не выходим на свет уличного фонаря и я не замечаю, что правый бок его куртки порван, а на месте пореза алеет кровь.
– Он тебя задел!
Оббегаю парня и в ужасе пытаюсь рассмотреть масштабы проблемы.
– Я же сказал, в норме.
Показушник фигов.
– Но тебе нужно в больницу! Я вызову скорую!
Нет, серьезно, если этот упрямый баран умрет, а в его гибели еще и обвинят меня, то я найду способ его воскресить, чтобы снова убить, но уже самым изощренным способом.
– Не. Смей. Никуда. Звонить.
Ненавижу. Заходим в подъезд, поднимаемся на этаж и доходим до наших квартир. Ян достает ключи и открывает свою дверь. Не знаю почему, но иду следом.
– Жалкая, тебе чего надо?
Самой бы разобраться…
– Ты ранен. Не позволяешь звонить врачу, дай хоть рану осмотрю и перебинтую.
Снимаю обувь и прохожу в коридор. То, что мне это позволили, а не вытащили за шкирку, уже хороший знак.
– Аптечка в нижнем ящике комода, – неожиданно подсказывает мне Ян.
Что ж, похоже, ему и правда слишком плохо, раз дело набирает такие обороты. Принимаю подсказку и достаю белую коробку с медикаментами.
За эти три года, помимо того вечера, когда Ян устроил вписку, я была в его комнате лишь однажды. Это было тогда, когда он жил в Чехове, а тетя Галя и Роман Владиславович улетали на неделю в Грузию. Тетя Галя попросила заходить к ним иногда и поливать цветы в гостиной. В комнате Яна цветов не было. Не знаю, что меня тогда дернуло, но я все же потянула на себя ручку заветной двери.
Вроде комната как комната: серые стены, кровать, рабочий стол, стул, боксерская груша, стопка толстовок. Но здесь, на его территории, я чувствовала себя еще более уязвимой, чем в школе. А ведь раньше это был мой второй дом.
Все здесь выдавало присутствие Яна. Особенно запах. Запах сигарет и хлорки. Он пах так всегда, принося домой и в коридоры школы частичку бассейна, в котором проводил огромную часть времени. Мне хватило нескольких минут, чтобы сбежать оттуда, плотно закрыв дверь. Не смогла. Там все напоминало о нас.
Мила всегда сидела на прикроватном коврике, подобрав под себя ноги, пока я заплетала из ее длинных русых волос косы. Ян сидел напротив, в рабочем кресле, и наблюдал за нами. Нам было необязательно говорить, чтобы мы чувствовали себя хорошо. Однако мы сами не могли остановиться, в комнату время от времени заглядывала тетя Галя и просила нас сбавить тон. И вот я снова здесь. Только вот Милы больше нет, и Ян меня презирает.
Он без футболки, в одних уличных штанах. Благодарю все высшие силы за то, что в комнате горит лишь одна настольная лампа, – я наверняка выгляжу жалко со своими попытками смотреть на все, что угодно, но только не на него. Да, на физкультуре или во дворе парни частенько снимали футболки. Но здесь, в его комнате, это кажется чем-то более… интимным.
Подхожу ближе и ставлю аптечку на стол. Рана, к счастью, кажется не такой страшной. Но все же обработать ее следует. Представить страшно, что было бы, если бы он не оказался рядом.
Смачиваю ватку хлоргексидином и осторожно подношу к ране, надеясь, что парень не заметит, как дрожат мои руки. Прохожусь по ране, едва касаясь ваткой идеально очерченных кубиков пресса. Словно его торс был слеплен лучшими скульпторами древности. Аж бесит.
Ян морщится, но не издает ни звука. Стыдно признаться, но мне садистски нравится видеть его таким.
– Уж прости, надо потерпеть, – зачем-то озвучиваю я.
Повторяю манипуляции с ваткой несколько раз, интуитивно наклоняюсь и осторожно дую на рану. И только потом понимаю, в каком нелепом положении сейчас нахожусь. Боже, что я творю!
– П-п-прости. Мне так мама всегда делала, вот и я по привычке…
Поднимаю взгляд и утопаю в черной бездне его глаз. Он смотрит прямо, не отрываясь. Какая же я дура!
– Почему ты здесь? – неожиданно спрашивает он.
О чем он?
– Ты ранен, не могла же я…
– Нет, я не про это. Не про это!
Господи, зачем я вообще сюда пришла…
– Я поняла, сейчас уйду. Не хотела, чтобы…
Но я снова не успеваю договорить, внезапно оказываюсь сидящей у него на коленях, лицом к лицу, в самой непристойной позе. Губы Яна накрывают мои. Резко, грубо, подчиняюще. Кусая и сминая под себя, он крепко держит меня за талию, не оставляя даже шанса на то, чтобы вырваться. Тело предательски выгибается навстречу. Касаюсь его щеки, отросших кудряшек. Как давно я мечтала снова потрогать их, но никогда не думала, что появится такая возможность.
Сейчас я не чувствую себя жалкой. Мы равны. Его пальцы впиваются в мою кожу, и там явно останутся следы. Но мне отчаянно хочется, чтобы он сжимал еще сильнее, чтобы больше никогда не отпускал.