После обеда иду в тренерскую поговорить с Санычем. Только вот разговор пошел не по тому месту. Саныч настроен серьезно, видимо, его уж очень задело то, что я его ослушался.
– Я много на что могу закрыть глаза, – говорит он. – Но на неуважение не могу.
Выхожу из тренерской злой. Умный такой, конечно, будто я ослушался просто так и будто ситуация рядовая. Да если бы не я, они могли бы еще очень долго искать Элю. Я им человека нашел, за них всю работу выполнил, можно сказать, а ему про уважение надо на полчаса шарманку растянуть. Ну и пошел он.
Поднимаюсь на наш этаж, но, не дойдя до своей комнаты, слышу из комнаты Эли смех. Боже, как давно я не слышал, как она вот так смеется. Раньше я был готов сделать многое, лишь бы услышать ее смех, даже нападал на нее с щекоткой, за что она постоянно называла меня дураком. Только вот сейчас портит все то, что смеется она не одна. И несложно догадаться, кто рядом с ней. Она смеется из-за него и для него. И возможно, прямо сейчас он ее касается.
И так настроение отстой, а еще и эта парочка. Конечно, зачем говорить спасибо за спасение мне, тут ведь долговязый с цветами завалился. Тошно.
Возвращаться в комнату не хочется – там Вадим, который, увидев меня таким взвинченным, снова начнет подкалывать или устраивать допросы. Поэтому сворачиваю в сторону душевых. Хорошо хоть то, что скоро у всех начнется вторая часть занятий и мне не придется ни с кем сталкиваться.
Но стоит об этом подумать, как открывается дверь, и на пороге появляется баскетболист. После того, что произошло на игре, от него явно исходят волны агрессии по отношению ко мне. Меня же это скорее забавляет. Он бегло зыркает глазами в мою сторону и направляется к кабинкам. Правильно, не стоит мне сейчас ничего говорить.
– Вот уж не думал, что Эля так потрясно целуется, – все же открывает свой рот долговязый.
Я знаю, почему он это делает. Баскетболист мстит мне за раненую руку. Ладонью сжимаю подоконник так, что костяшки белеют.
– Я тебе уже говорил, что не ставил тебе подножку. Научись проигрывать.
– Ага, как же, – выплевывает он. – Мне ведь Эля говорила о том, какой ты псих.
– Че сказал?
Это уже ни в какие ворота.
– Ну а что, нет, что ли? Уверен, твоя сестра сама прыгнула.
Боль обжигает все внутренности, до сумасшествия, до крика отчаяния, до полного уничтожения. Откуда этот урод знает про Милу?! Какое право имеет говорить о ней своим поганым ртом?
– Был бы у меня такой брат, я бы тоже с крыши сиганул, – продолжает долговязый.
И это последняя капля. Лучше бы он держал рот за зубами. Лучше бы вообще не рождался. Подлетаю к нему и с размаху бью в челюсть. Он не ожидал, поэтому даже не успел увернуться и повалился на пол. Только вот я уже не могу остановиться, прокручивая одну и ту же фразу в голове.
«Был бы у меня такой брат, я бы тоже с крыши сиганул».
Пошел он. Пошли они все. Он орет что-то невнятное. Надо было думать, прежде чем открывать свой рот. Уже поздно.
Глава 36
Со вчерашнего вечера я почти не выходила из комнаты, ну, если не считать маршрута «до туалета и обратно». То, что произошло в лесу, вымотало меня не столько физически, сколько эмоционально. Сначала панические атаки, вызванные темнотой незнакомого леса. Затем Ян. Уж его я точно не ожидала увидеть в списке моих спасителей.
Как мы вернулись в корпус, я не помню. Проснулась под утро с четким осознанием того, что никуда сегодня не выйду. Меня слегка знобило, а в голову лезли ненужные мысли.
Ян спас меня. Это он меня нашел.
«Это ты должна была умереть».
Так что ж не дал, была же возможность. Эта мысль не покидала меня все утро. Ян не приходил. Хотя, если честно, каждый раз, услышав из коридора чьи-то шаги, я почему-то ждала именно его. А прямо перед завтраком к нам с Лизой ввалился Боря и вручил мне в руки букет со словами: «Выздоравливай, Булка».
И плевать на то, что это были розы, которые не просто не вызывали во мне восторга, но и напрямую связывали с одним человеком. Мне все равно было очень приятно, и настроение медленно, но верно поползло вверх.
Лиза ушла на тренировку, а Боря, сбегав в столовую, принес нам две порции сырников и уселся на кровать рядом со мной.
– Ты же не пропускаешь тренировку? – спрашиваю его.
– Я? Не-е-ет, – утрированно протягивает парень.
– Борь, я серьезно!
– Не боись, Булка, я договорился с тренером, на сегодня я полностью в твоем распоряжении.
Что ж, решаю просто довериться парню. В конце концов, целый день наедине с собой я не выдержу.
– Так, что будем делать? – спрашивает Боря. – Есть варианты?
– Не знаю, может, что-то посмотрим? – предлагаю я одно из своих любимых занятий.
– Тебе гулять надо вообще-то, – недовольно отвечает на это парень. – Хотя бы десять минут чистого воздуха в день.
– Может, все же фильм? – И с мольбой смотрю на парня.
– Ну хорошо, – сдается он и потом как бы серьезно добавляет: – Сначала фильм, а потом гулять!
– Договорились!
– Тогда за ноутом сгоняю и вернусь, – улыбается Боря и выходит из комнаты.
Откидываюсь спиной на подушки и тоже начинаю улыбаться. Сейчас мне так хорошо, что нет ни времени, ни места для тревожных мыслей. Вот бы так было всегда. А собственно, почему бы и нет? Нам остался еще год, дальше и я, и Боря собираемся поступать в Москву.
Смотрю на стенные часы. Что-то он долго. Что за тенденция у него такая – внезапно пропадать в самый неподходящий для этого момент?
Через десять минут не выдерживаю, встаю с кровати, обуваю тапочки и выхожу в коридор.
– Борь? – зову парня, а стены эхом разносят мой голос.
Прислушиваюсь и слышу какие-то странные звуки в конце коридора. Дохожу до мужских туалетов и неуверенно толкаю дверь.
В ужасе зажимаю рот руками. Боря лежит на кафельном полу, вокруг его головы много крови, она рекой течет из разбитого носа. Меня словно парализует от увиденного. Ян нависает над ним и продолжает бить уже обездвиженное тело. Что же он натворил…
– Да твою ж!
Где-то фоном отдаленно слышу чей-то голос. Потом этот кто-то, вероятно Вадим, бежит к парням и стаскивает Яна с Бори. А дальше все как в тумане: скорая, полиция, больница, участок. Ночь в страшном ожидании и истерике. А утром, как только врач разрешил приехать, еду в больницу.
Борю увезли куда-то под Люберцы. Поэтому дорога до него заняла около часа. Ужасно много, когда ты, сидя в такси, каждую минуту думаешь о случившемся. Вечером, после того как Борю увезла скорая, в нашей комнате собрались почти все гимнастки. Я лежала, отвернувшись к стене, с подушкой на голове, но все же услышала главное – все считают, что парни подрались из-за меня.
Боря спит, сажусь рядом в кресло и, едва сдерживая новый приступ истерики, беру его за руку. У него сломан нос, ребра и правая рука, сильное сотрясение. Врач сказал, что еще бы немного сильнее приложился головой, пришлось бы оформлять инвалидность. Сижу до тех пор, пока в палате не появляется высокий широкоплечий мужчина, настолько похожий на самого Борю, что сомнений не остается: это его отец.
Мужчина молча подходит к кровати и слегка сжимает мое плечо, не знаю, в знак приветствия или ободрения. Отсутствие второго стула прямо намекает на то, что мне пора идти. Не зная, что сказать, я тихо произношу что-то нечленораздельное и покидаю палату.
К обеду приезжают родители Яна, тетя Галя и Роман Владиславович. Хуже всего смотреть на маму Яна. Ее веки стали опухшими от слез, глаза красными. Бедная женщина. Сколько же она плакала этой ночью. Сейчас мне ужасно стыдно перед ней: она отпустила Яна со мной, а в итоге из-за меня все это и произошло. Она сразу же направляется к комнате Яна. Роман Владиславович, просидев не меньше часа в тренерской комнате, беззвучно, одним лишь жестом подзывает меня к себе.
– Ну это, сама понимаешь, – тихо говорит он. – Не дело парню жизнь ломать. Галюша не переживет.
Сначала я вообще не поняла, чего они от меня хотят. Но потом до меня дошло. Они тоже считают, что драка была из-за меня, и просят поговорить с Борей, чтобы он не писал на Яна заявление. Ян совершеннолетний, ему может грозить колония.
От мыслей об этом мне еще хуже. Весь день меня тошнит на физическом уровне и сводит живот. Невыносимо больно. Несколько раз до меня пытались дозвониться Даша, родители, Леша. Не отвечаю никому, просто забиваюсь в комнату. Не хочу. Никого. Видеть. Отстаньте.
Заходит Вадим. Тоже начинает затирать что-то про то, чтобы я поговорила с Борей. На нем и не выдерживаю, срываюсь. Истерично кричу, буквально приказывая ему покинуть мою комнату, кидаю в него подушкой, шлепками, полупустой бутылкой «Святого источника» и выпираю парня за дверь.
И чем больше я смотрю на гладкую поверхность голубой стены, чем больше слышу и чем больше думаю о том, что случилось, что случиться могло и что еще случится, тем четче во мне крепнет уверенность в том, что́ я должна сделать.
– Я уезжаю, – вернувшись домой, озвучиваю родителям то, о чем думала все эти дни.
– Прямо сейчас? – мама поднимает свою голову от тарелки. – С Дашей?
– Нет, мам, я совсем уезжаю.
– Доча, я понимаю, что ты перенервничала, – начинает мама.
Естественно, они были в курсе того, что случилось. Но я ее перебиваю:
– Нет, мам, я все решила, я так больше не могу. Доучусь в Астрахани у Ани. Мы с ней созвонились. Она уже ждет меня у себя.
Это решение далось мне очень тяжело. Но в то же время и очень легко. Возможно, так всегда, когда решение действительно правильное. Но я правда очень устала.
На удивление, родители не спорят. Возможно, они прочитали по моим глазам, что мне это необходимо. Все происходит очень быстро. Собираю вещи, звоню друзьям – на встречу и объяснения нет никаких сил. Говорю, что уеду, но пока не говорю куда. Родителям тоже запрещаю говорить, куда я уезжаю. Особенно Яну и его семье. А уже утром папа отвозит меня на поезд. Я быстро прощаюсь с родными и отворачиваюсь от окна, смахивая слезы, уверенная в том, что все делаю правильно, – чем скорее я забуду старое, тем скорее стану счастливой.