В один из дней, когда я шел из леса после бега, и забрел в какой-то спальный район города, заметил Ваню с некой дамой. Они громко ругались. Малой едва не полыхал от ярости, так его перекосило. Я зачем-то подошел, и выяснилось, тетка-то не обычная прохожая, а мать Ули. Слово за слово, меня приплели в скандал. И вот это особенно задело:
- Так значит, вот с кем спит моя дочь?
- Уже не спит, - не удержался я от едкой фразочки. – А вам самой нормально спится? Выперли дочку, променяли на какое-то дерьмо… Черт. Так смешно. Мужик чуть не изнасиловал вашего ребенка, а вы переживаете за него.
После этого женщина вылупила глазищи, потянулась за шарф на шее и давай его пытаться развязать. Она пошатнулась, лицо ее бледнее мела, сливалось с мрачностью этой улочки. Отпад зрелище. Маманя схватилась за малого, а сынок-то и не смотрел на нее. Кажется, ему тоже было противно.
Я сплюнул. Мерзость.
Послей этой встречи, появилось вязкое ощущение в грудине, словно Ульяне я нужен в этот непростой период жизни. Но ощущение благополучно исчезло. Потому что день не заканчивается одной неожиданной встречей, ему подавай две. Где есть Митин, улыбка Снежинки и ее подруга. Они прогуливались втроем вдоль бульвара, вряд ли заметили меня, да я бы и сам не заметил, если бы случайно не столкнулся с велосипедистом. Повернулся, чтобы высказать и поник.
Все. Конец драмы. Скромная девочка из снега и холода ушла в другое царство, теперь у нее новый мужик, теперь она с ним будет засыпать на одной подушке.
Этим вечером я напился. Сильно. До тошноты. Пока не отрубился на полу своей хаты. Этим вечером я осознал каждой клеткой тела, что творилось со мной. Дело было далеко не в сексе. Мне тупо нравилось быть рядом со Снежинкой, смотреть на нее, заботиться о ней. Я никогда и ни о ком не заботился. Никто и никогда не заботился обо мне.
Все сломалось. Я хотел эту девчонку. Я не мог спать в гребанной кровати. Не мог находиться в своей квартире, не мог идти в универ. Все вокруг кричало: тебе нужна она. А я кричал – ни за что. Мне никто не нужен. Меня давно затянуло в бездну. Я давно сдох.
Но Ульяна заставляла работать мои рецепторы, она будто проникла в самую глубь, взяла мое сердце и вытащила его наружу. Расковыряла из опилков сраный орган. Вдохнула в него жизнь. А я дурак и поверил. Не сразу. Только лежа на полу в кромешной тьме.
Однозначно я понимал, что чувствую. Теперь понимал. Поздно понял.
Через несколько дней, мне позвонил отец. И, пожалуй, это был самый неожиданный звонок. Однако я не взял трубку. Пошел он к лешему, и без него трудно дышать, хоть легкие разрывай. Зато я наконец-то принял решение, вернуться на учебу. Сколько можно заниматься бичеванием? Столько лет жил с ранами, какая разница теперь? Что изменилось-то?
И вот с боевым настроем, с мнимой улыбкой на лице, заявился я в уник. Прошел по шумным коридорам, столкнулся со знакомыми ребятами. Даже примирился с Филатовым, хотя губы он дул знатно. Но стоило нам пойти на обед, как очередная неприятность подкралась тенью – Ульяна с Игнатом. Они вышагивали рядом, казалось, еще немного, и этот умник коснется ее руки. А как он смотрел на Ветрову, с каким пожиранием.
Я хотел отвернуться, но тут и Снежинка заметила меня. Улыбка сползла с ее прекрасного личика, в глазах сверкнули, казалось искры тепла. Меня передернуло. Ток ударил по позвонку, задевая каждую, гребаную, косточку.
- Пошли, - сказал я Роме. Развернулся и поплелся прочь, в сторону столовки. Я, итак, тосковал. Да, теперь это слово можно произносить вслух, но лучше конечно, не говорить. Не разбивать и без того броню, покрытую трещинами.
Минус еще одна неделя. Я даже часы посчитал – сто шестьдесят восемь. Раньше недели были короче, ну или ощущения другие. В клуб сходить, побоксировать, выпить, покурить, потра*аться. Сейчас я лишь выжидал и отсчитывал минуты, время начинало свой ход только когда мы пересекались с Ульной в коридорах.
Не здоровались. Не обменивались любезностями. Молча заглядывались друг на друга, и я выдыхал. Да, как последний кретин, школьник не достигший пубертата. Вот именно так все и было. Потом Ветрова уходила с этим своим долбанафтом, отводила от меня взгляд, и время снова останавливалось. Проклятая жвачка, которую невозможно выплюнуть.
В один из дней на ринге, я почему-то задумался об этом самом времени без Ульяны. Перестал давать сдачи, ставить блокировки. Тупо получал по морде и глотал воздух. Ах, ну да, еще думал. О ней. О себе. О тех ночах, когда приползал в кровать и пытался заснуть. В тот бой я потерялся сам в себе, чуть не отключился. Арсен выпер меня с тонной нотацией, ничуть не лучше Ветровой. Так и сказал, чтоб шел нахер, ибо смертники ему не нужны.
Я еле доковылял до тачки, держась за ребра. Тело изнывало знатно, хотелось лечь и сдохнуть. Кости выламывало, но сука, сердце не отпускало. Ныло и ныло. Да твою ж мать! Когда это нытье закончится. Что ж оно такое долгое и изводящее. Я дал по газам, стараясь дышать ровно, потому что даже вздохи вызывали неприятные ощущения. И тут на дорогу выскочил котенок. Маленький, черно-белый, мокрый, с испуганными глазами. Он то и дело оглядывался. Я тормознул, присмотрелся и заметил большую псину, которая кажется, искала этого самого котенка.
- Черт, - шепнул сам себе. Кот посмотрел на меня, даже через стекло я видел этот отчаянный взгляд: страх вперемешку с надеждой. Кажется, мы были похожи. Я выскочил из машины, наверное, иногда в жизни нужно помогать, наверное, и животным, в том числе. Поэтому и взял пушистого на руки, усадил в тачку. Стянул с себя олимпийку и укутал кота в нее. Мы были оба не в лучшем состоянии.
- Ну что, к врачу может тебя, малой?
Пушистый в ответ мяукнул. И я посчитал, что он согласился. Заехал в ветеренарку по пути, думал оставить мелкого, но врач наотрез отказалась. Она осмотрела его, сделала какой-то укол, взяла какие-то анализы, расписала, чем кормить и подарила ошейник с бантиком.
- Ну и что мне с тобой делать? – спросил я кота, сидя на стуле в клинике. Тот опять мяукнул и перелез с олимпийки мне на руки. Затем шмыгнул под куртку, и прижался к моей груди, словно я гребаная мамочка.
- Наглость, друг, второе счастье, - выдохнул устало я. Делать было нечего, и кот поехал со мной домой. Ну и еще куча всякой фигни, которую пихнула врач. Она, правда, меня хотела в клинику сослать, уж больно страшно я выглядел. Но после отказов, поняла, это бесполезно и предложила обработать раны. Так мы с котом оба побывали на приеме, и немного подлатались.
А перед сном, живность пришла ко мне на кровать. Видимо во всей квартире не нашлось лучше места, чем мой живот. Хотел скинуть негодника, а потом решил сфокать. Он так забавно еще улегся, походил на черный беляш. Замурчал, опустил уши. Я улыбнулся, разглядывая наглеца без роду и племени, и сделал снимок. Не думал долго, пальцы сами на автомате отправили фотку Ульяне. Хотя, очевидно, сообщение не дойдет. ЧС на то и ЧС, чтобы делать человека недоступным.
«Подобрал его на улице. Надо бы имя дать».
Вот и все, что мне пришло в голову. Затем кинул телефон на подушку, отключил звук и закрыл глаза. Усталость нагрянула неожиданно, сдавила плечи, и сделала тело неподвижным. Кот едва слышно мурчал, и этот звук подействовал, словно колыбельная, заставляя, погрузится в сон. А утром, перед тем как уйти в уник, я заглянул в мобильный. Думал время глянуть, однако вместо времени увидел сообщение от нее.
Ульяна: «Назови его Арчи».
Глава 47– Ульяна
После разговора с матерью, во мне наступило опустошение. Вот будто взяли и вытащили все из души, очистили ее, вплоть до самых теплых воспоминаний, и оставили дутую оболочку. Я шла по городу, разглядывала грязный асфальт под ногами. Нет, не плакала. Просто вдыхала холодный пронизывающий воздух, который обжигал легкие. И даже ночью, когда лежала в одинокой комнатушке, куда до сих пор никого не подселили, ничего не чувствовала.
А потом мне до чертиков захотелось услышать голос Ника. Мама говорила, он сделал какую-то очень неприятную вещь с Валерой, только зачем? Отомстил? Из-за меня? А как же секс без обязательств, общение в котором нет будущего? Я окончательно запуталась в поступках Никиты. Знала только то, что меня тянет к нему, безумным магнитом, и больше ничего. На эмоциях я удалила его из черного списка и даже чуть не позвонила. Вовремя, правда, опомнилась, убрала телефон и принялась дожидаться рассвета. Думала, утром в универе подойду, поговорю. Все-таки с глазу на глаз проще.
Однако разговор никак не получался. Каждый раз, когда я замечала Новикова, рядом был Игнат. А Никита на Митина реагировал не очень мило, скорее даже агрессивно. Поэтому мы ограничивались переглядыванием. Некая игра в молчанку, после которой на душе становилось теплей.
В душе я, конечно, жутко ревновала Новикова ко всем вокруг, потому что видела, как девчонки на него смотрят. Они вроде и делали это тайком, шептались, и вроде не получали ответных знаков внимания, но меня все равно до дрожи раздражали его поклонницы. И как выяснилось, у Ника их было предостаточно. В один из вечеров, когда я доготовила рыбу на общей кухне, туда вошли девчонки с первого этажа. Они недовольно скривились, видимо на запах. Ну а что, мне, собственно, какая разница, нигде не написано, что готовить рыбу – это вверх садизма.
И я планировала уже уйти, как девчонки громко защебетали, обсуждая Никиту. Да так активно, что внутри у меня едва не взорвалось пламя ревнующего вулкана.
- Видели, сегодня Новиков на физре подтягивался?
- Боже, какая у него задница!
- Как думаете, у него кто-то есть?
- Ой, он так скрытный и мрачный, что даже если и есть, мы об этом не узнаем.
- Говорят, в постели он огонь, - девчонки засмеялись, а я громко выдохнула и пулей выскочила из кухни. Уже в комнате так разошлась, не могла места себе найти. Внутри вены залило кипятком. И казалось бы, какая мне разница? У нас с ним ничего нет и, по сути, не было. Для него пустой секс без обязательств, для меня… А что для меня неважно. Пора бы отпустить и двигаться дальше. Вот с Ивановым же получилось, почему с Ником не выходит?..