— Я тебя понял. Ладно, будем разбираться. Ты сама никуда не лезь. Поняла?
— Да-да.
Шмыгаю носом и отключаюсь. Не лезть? А что мне делать? Сидеть дома сложа руки? Как такое вообще могло произойти? Какие обвинения? Какая реанимация?
Что вообще происходит?
Со всей дури кидаю стакан, из которого только что выпила воду, на пол. Стекло разлетается по гостиной. Смотрю на мелкую прозрачную крошку и присаживаюсь на корточки. Залипаю так на несколько минут.
Иду на кухню и беру веник. Заметаю последствия своих нервов в совок. Следующие пару часов сижу в ожидании звонка от Паши. Гипнотизирую взглядом блестящий чайник.
Впервые в жизни мне хочется свалиться в обморок. Отключиться от происходящего на какое-то время.
Когда в кармане халата оживает телефон, вытащив, я чуть не роняю его на пол от волнения.
На экране вовсе не Пашкин номер, нет — это мама.
Отвечаю почти сразу. Только перевожу дыхание.
— Ксюша, это правда? — у нее взволнованный голос.
— Что?
— Как что? По всем каналам уже говорят, что Денис человека убил.
— Что? Как?
Несусь к телику и щелкаю по каналам в желании наткнуться хоть на один репортаж. Все это время я ждала, что Паша позвонит и сообщит об ошибке. А теперь о задержании Дениса говорят все СМИ.
Его забрали утром. Почему об этом уже трубят все новостные каналы? Как такое возможно?
— В интернете то же самое, — добавляет. Хотя, наверное, добивает.
— Боже, — провожу ладонью по лицу, — они его забрали. Сегодня приходила полиция, они его забрали. Мама, что мне делать?
— Так, сиди дома, я сейчас приеду. Поняла меня? Я Мише скажу. Почему ему до сих пор никто из вас не сообщил?! — повышает голос. — Впрочем, теперь он, наверное, уже и так в курсе.
— Денис сказал звонить Паше, — всхлипываю.
— Я поняла. Не реви. И кофе свари, пока я еду. Денек будет тот еще.
— Хорошо, — крепче сжимаю смартфон в руке.
Не успеваю отнять его от уха, как на всю кухню вновь раздается мелодия. Вздрагиваю и глохну одновременно.
Теперь на экране высвечивается имя матери Дениса.
— Ксенечка, это правда? Где Денис?
Она рыдает в трубку, а я не могу собраться с мыслями, чтобы ответить внятно.
— Не волнуйтесь, — мямлю, а у самой голова кругом.
— Ты дома? Я сейчас приеду.
— Я…
Но моего ответа не требуется. Она уже отключилась.
Это все совершенно некстати. Сейчас сюда приедет моя мама. Если они столкнутся… даже не могу предположить, что будет…
74
Денис
Нужна холодная голова.
Прошло трое суток, но ничего так и не разъяснилось. То, что задержание было санкционированным, факт. Меня держат здесь уже семьдесят два часа, а Пашка так и не смог прорваться.
Радует одно — адвокат приходил. Прогноз нерадостный.
Все мои показания воспринимают сквозь пальцы. Следователь даже не собирается что-то выяснять. Она уже давно заклеймила меня. На лбу красным маркером написала «виновен». И это пугает.
Когда тебя ранним утром вытаскивают из квартиры и везут на допрос, ты автоматически понимаешь, что просто не будет.
Кстати, девушку, которой я помог, найти не могут. Нет ее. Говорят, и не было никогда.
И все это до дикости странно. Мозг просто взрывается.
В тот вечер на пробежке в парке я заметил орущую троицу и вжавшуюся в дерево девчонку. Они окружили ее. Пьяные. Ни черта не соображающие. Пройти мимо было бы неправильным.
Район у нас тихий и подобным не славится, но бывает всякое. Вот я и ввязался, помог. Теперь меня назойливо посещают мысли, что зря…
Темная сторона сущности начинает брать верх. Ярость разливается по телу огненной лавой. В голове дурман. Коктейль из непонимания и агрессии. Когда ты готов кинуться на каждого. Изолятор временного содержания точно не то место, где я планировал провести эти выходные.
— Соколов, на выход.
Сержант открывает железную дверь с громким лязгом петель. Пока меня держат здесь одного. Маленькая камера с тремя двухъярусными кроватями и железным, прикрученным к полу железным столом по центру.
— Руки за спину, лицом к стене.
Четкие команды. Которые ты выполняешь на автомате, потому что внутренности уже давно охватил страх. Неизвестность пугает. И это нормально. На запястьях защелкиваются железные оковы. Сразу хочется помассировать кожу в месте ее соприкосновения с металлом.
Шаги вдоль выкрашенных в грязно-бежевый цвет стен. Угнетает.
Меня заводят в кабинет, где буквально вчера я говорил со следачкой. Наглая, занудная и мерзкая бабенка. Своего точно не упустит.
Жду, пока снимут наручники, и смотрю в стену, к которой был вынужден повернуться.
Сержант исчезает. Дверь закрывается. Громкий звук хлопка давит на мозги.
— Здорово, — Пашка огибает стол и протягивает руку.
— Здорово, — отвечаю на рукопожатие.
— Ты как?
— Терпимо. Долго мне тут еще сидеть?
— Ден, все сложнее, чем кажется на первый взгляд. Через час после твоего задержания во всех СМИ взорвалась новость о том, что тебя подозревают чуть ли не в убийстве.
— И?
— Похоже на заказуху. Будто кто-то сидел и ждал, когда ему опубликовать эту статью, которую потом разнесли по всем щелям.
— Ты серьезно? Кому это надо?
— В общем, я выяснил немного. Следачка отбитая вкрай. Она там уже хоть сейчас тебе обвинение готова выдвинуть. Короче, парни, что к тебе приходили и просили слить бой… ими рулит некий Трифонов. Чувак с нехорошим прошлым. Вроде как барыга, а вроде и бизнесмен. В прошлом вроде как сиделец, а вроде как и биографию подтерли. Короче, методы у него — сам понимаешь. Он последние два года проводит подпольные тотализаторы. Там в основном элита ставит, поэтому бабки бешеные. Ты попал в его поле зрение сразу, как прошла информация о бое. Он сделал тебе «щедрое» предложение, ты ему отказал, еще и деда подключил. Короче, ты ему как кость в горле, Соколов. Плюс, говорят, он чувак мстительный.
— Дед ничего не говорил…
— Он его быстро и сильно прижал. Сам знаешь, какие у нашего Георгия Семеновича связи и рычаги давления. Чувак поджал хвост — и в кусты. Твой дед ему половину каналов дохода перекрыл.
— А теперь его шарахнул инсульт…
— Мыслишь верно. Это развязало Трифонову руки. Короче, пацан этот, который в коме, якобы отличник, краснодипломовец. Волонтер. Общественность таких любит. Да и мать его в прессе бучу подняла. Мол, как это так, боксер, мастер спорта, и на дитятко ее набросился.
— С парнем реально все плохо?
— А непонятно, — Пашка пожимает плечами, — врачи комментариев не дают. В больничку, соответственно, никто не пускает… Мы с твоим отцом сегодня утром встречались, короче, дядя Миша в шоке, но никто не хочет в это лезть. Огласка большая. Плюс доказательств того, что ты невиновен, нет… Ты в тот вечер дрался? Дрался. Руки все сбиты. Девчонки той след простыл. Они это как нападение квалифицируют. Экспертизу сделали, алкоголя в крови не обнаружили. Но это ничего не поменяло. Факт избиения есть. Последствия тоже. Плюс пресса из всех щелей фонит.
— И что делать?
— Я говорил с Маркиным, адвокатом твоим, пока все, что он предложил, это собственное расследование, материальная компенсация пострадавшему… ну и попробовать продавить уменьшение срока. Сейчас они тебе восемь лет вменяют. Это дословно из личного разговора Маркина с прокуроршей. Типа с особой жестокостью, тяжкие телесные… те два, что на своих ногах ходят, свидетели.
— Какая реанимация? Я их толком даже не бил. Не идиот. Так, пораскидал слегка и девке такси вызвал.
— Такси? Ты следачке говорил?
— Да. Она сказала, будем проверять.
— Ясно. Пока все концы в воду.
— Как там Ксюха?
— В шоке. Постоянно новости мониторит. Кстати, — достает из пиджака конверт, — просила передать.
— Спасибо.
Складываю бумагу в небольшой квадратик и убираю в карман джинсов.
Восемь лет… за что?
Неужели я не рассчитал удар?
Уже в камере разворачиваю письмо и ложусь на скрипучую шконку. В нос ударяет тонкий запах Ксениного парфюма.
75
Ксюша
— Вы понимаете, если бы это просто с дороги человек, а тут… профессиональный боксер, — женщина, которую показывают на экране, вытирает слезы платочком. — Я до сих пор представить не могу, что было у него в голове. У моего мальчика четыре перелома и черепно-мозговая травма. И выпустят же… сейчас заплатят, кому надо, и выпустят. А мой Антоша до сих пор в себя не пришел…
Она начинает рыдать еще громче.
Выключаю телевизор, по которому крутят очередное шоу. Скандалы, интриги, расследования…
Прикрываю глаза, откидываясь головой на подушку.
Невозможно. Две недели в агонии. Учеба — дом и все эти новости.
Увидеться с Денисом не дают. Делают из него козла отпущения.
Максимум, что я смогла, это передать через Пашу письмо. Он был у Дена за эти две недели всего раз. Сейчас все общение проходит через адвоката.
Хотя, честно, после всех этих статей, передач и просто сплетен на доли секунды я допустила мысль, что он мог не рассчитать силу. Мог…
Но Паша говорит, что там все мутно. А дополнительное давление общества стороне обвинения только на руку. Девушку, что Денис защитил, так и не нашли. Такое ощущение, словно ее вообще не было. Никаких контактов, намеков — ничего.
Живот сводит от голода, но, как только начинаю есть, хочется выплюнуть все обратно. Нервы на пределе. Аппетит на нуле. Голова тяжелая.
Закидываю в рот жвачку и поднимаюсь в спальню, чтобы переодеться. Занятия сегодня с обеда, сразу в театре. Туда и еду. Почти на самом входе нос к носу сталкиваюсь с Юлей.
— Привет, — бывшая подружка поджимает губы, вглядывается в мое лицо. — Как ты?