Конверт у меня в руках все еще был запечатан, поэтому я решила заглянуть внутрь. Пролистав несколько страниц, я с трудом сдержала стон. Иззи, сходившая с ума из-за своей затеи, расписала все выходные по времени с точностью до минуты. Как же я смогу убедить Николаса, насколько я непритязательна и спокойна, если у нас совершенно не будет времени пообщаться?
Помимо долгих заданий — в доме и на улице, рассчитанных на поиски разгадки, там было полное описание Констанции, краткие характеристики других гостей вечеринки и некоторые личные цели на первую часть вечера. Мне нужно было сохранить в секрете одну вещь, и одну вещь мне следовало выяснить: почему Гарри, мой старший брат, стал так чрезмерно опекать меня последние несколько недель.
Я коротко засмеялась над последней частью. Действительно, искусство имитирует жизнь… или наоборот?
Адам плюхнулся рядом со мной, на место, которое я мысленно зарезервировала для Николаса, и наклонился, пытаясь прочитать через мое плечо.
— Что такого смешного?
Я быстро свернула страницу, чтобы он не смог ничего увидеть.
— Не подглядывай, — сказала я ему, глядя поверх своих очков.
— В этих очках ты правда очень привлекательна, когда командуешь. Я могу разрешить тебе иногда отдавать мне приказы, когда вернемся домой, если ты пообещаешь оставить их.
Видите? У Адама невозможно выиграть. Он был и всегда будет совершенно не поддающимся дрессировке.
И раз уж листок с описанием моего персонажа все еще был свернут у меня в руке, я легко стукнула им Адама по носу.
— Я не принимаю это всерьез, — сказала я. Мой жест возымел требуемый эффект: он отклонился, потирая кончик носа. — Ты не можешь так со мной говорить. Это совсем не похоже на то, как брат говорит со своей сестрой.
Адам как никогда был близко к тому, чтобы нахмуриться.
— Думаешь, я не хочу быть твоим братом?
Я вздохнула и посмотрела на Николаса и Луизу, стоявших возле камина и отмечавших свою мнимую помолвку шампанским.
— Мы должны превращать то, что судьба дает нам, в преимущество… Помнишь?
Взгляд Адама проследовал за моим, и он откинулся на подушки.
— Какой идиот тебе это сказал?
Я широко улыбнулась ему. Странно, но он не улыбнулся мне в ответ тут же, как обычно делал. Но я довольно настойчива. Я просто продолжала улыбаться, пока угол его рта не дернулся.
— Итак… мой брат… Я должна выяснить, почему в последние недели ты ведешь себя со мной как настоящий тюремный охранник. Может, расскажешь?
Адам покачал головой и помахал своим белым конвертом перед моим носом:
— Не могу тебе рассказать. Это должно быть секретом.
— Адам Конрад! У тебя в жизни не было от меня секретов!
— Но я Гарри, помнишь? — Он снова потер нос, и я начала жалеть, что ударила его.
Странный Адам раздражал в два раза больше, чем обычный. Он поставил ноги на персидский ковер и встал.
— И кстати, Адам знает, как хранить секреты, даже от тебя.
Я покачала головой и медленно рассмеялась:
— Нет, не знает!
Выражение его лица стало мрачным.
— Если бы ты знала об этом, это бы уже не было секретом, ведь так?
Прежде чем я смогла продолжить свои расспросы, чтобы выяснить, морочит он мне голову или, что гораздо хуже, говорит правду, он посмотрел в ту часть комнаты, где Джос стояла с Робертом. Судя по бровям Роберта, он не был слишком очарован своим партнером по преступлению.
— А теперь, если позволишь, — надменно сказал Адам, — мне нужно пойти вытянуть несколько семейных тайн из служанки по имени Руби Коггинс.
Глава 6
Желая и надеясь
Признания Корины
Знаете, некоторые говорят, что не видят лес за деревьями. Иногда я вообще не могу найти этот чертов лес.
За ужином я сидела между Джулианом и Маркусом. Николас был далеко, очень далеко, в конце нелепо длинного стола, поглощенный разговором с восхитительной Луизой. После первых двух блюд я по-прежнему совершенно ничего не знала о Джулиане, но знала гораздо больше, чем хотела бы, о травмах Маркуса от регби. У меня даже не было Адама, с которым можно пошутить, потому что его монополизировала Джос.
Ужин был настолько скучен, что я готова была выскочить из-за полированного стола из грецкого ореха и убежать. Слава богу, мой безрассудный план был разрушен до того, как я смогла выставить себя дурой, потому что свет неожиданно погас, а так как за окнами не было городского светового загрязнения, вся комната погрузилась в полную темноту.
Кто-то из девушек закричал. Кто-то, я могла поклясться, что Иззи, хмыкнул с едва скрываемым весельем, а великий игрок в регби рядом со мной начал издавать детский визг.
Я не обращала на все это внимания, потому что разрабатывала второй безрассудный план. Я пыталась подсчитать, хватит ли мне времени, чтобы под покровом темноты добежать до Николаса, поцеловать его и вернуться на свое место до того, как зажжется свет. К сожалению, как только я отодвинула стул и подобрала юбки, случилось неизбежное, и вот мы все снова сидим там, моргая и оглядываясь вокруг.
А потом я увидела это. Его. Лорда Сазербая, лицом в котлете, с кинжалом, торчащим из спины. Драматичность момента была разрушена тем, что с того места, где сидела я, было видно, что он все еще дышит. Прерывистые выдохи из его полузакрытой правой ноздри создавали рябь в винном соусе.
Иззи постаралась придать своему голосу дрожь, когда просила Роберта вызвать полицию, но было очевидно — она совсем не расстроена фальшивой смертью своего мужа. На самом деле она получала огромное удовольствие.
Актриса-организатор, изображавшая экономку, вошла и предложила ничего не трогать на месте преступления и попросила нас пройти в гостиную. Когда мы все собрались, нам раздали по второму белому конверту, в котором была дальнейшая информация и цели.
Я обнаружила, что должна была узнать, не является ли невеста Руперта просто охотницей за деньгами, почему в последнее время Руперт плохо себя чувствовал и оставил ли лорд Сазербай мне что-нибудь в наследство.
Я подняла глаза и увидела Николаса, стоящего в большом оконном проеме, выходившем на террасу, в то время как Джулиан расспрашивал о чем-то Луизу. Я посмотрела, как Адам подошел к нему, и они стали разговаривать.
Рядом со мной стоял большой граммофон с медной трубой, и я погрузилась в небольшую фантазию.
В граммофоне играла старая любовная песенка из тридцатых, и скрип иглы по винилу делал ее еще более романтичной. Створчатые двери в центре эркера открывались на залитую лунным светом террасу. Николас подошел ко мне и пригласил на танец, предложив мне руку, и я грациозно приняла ее. Я не знала точно, как мы в итоге оказались на тенистой террасе, Но мы танцевали щека к щеке в свете луны. Почти не шевелясь. Просто касаясь друг друга…
Маленький магический пузырик, который я создала у себя в голове, лопнул, когда Роберт привел в комнату немного потрепанного мужчину. Через несколько мгновений я догадалась, что это еще один член организаторской группы, который играл глуповатого сержанта-детектива. Я приняла предложение Роберта о бокале вина, пока мужчина собирал информацию и высказывал несколько предположений о возможных мотивах. Нам позволили общаться друг с другом, видимо, чтобы мы смогли выудить побольше информации о других подозреваемых, пока он изучал место преступления. Вернувшись, он принес орудие убийства с собой — золотой нож для вскрытия писем, который, как быстро определила леди Сазербай, взят из кабинета ее мужа.
В отличие от настоящего расследования, где подозреваемые опрашиваются отдельно, детектив сержант Моффат опрашивал нас перед всей группой, и вскоре перед нами стал вырисовываться образ покойного лорда Сазербая.
Мы неплохо справились, играя своих персонажей, но, когда сержант ушел и нам позволили расспросить друг друга, маски упали, и мы стали общаться, забыв про вымышленные имена и обсуждая результаты футбольного мачта, который проходил на прошлой неделе, грядущий модный показ на следующей неделе и просто лучше знакомясь друг с другом. Все, кроме Иззи, которая осталась сидеть в своем кресле и отказывалась отзываться на что-то кроме «леди Сазербай» и «Эвангелина».
Я сняла свои ужасные очки и спрятала их позади фотографии Николаса на камине, на которой он был серьезным малышом. Потом я прошлась по комнате, задавая аккуратные вопросы различным «подозреваемым», пока не приблизилась к группе возле эркера, и стала ждать паузы в разговоре.
— Кузен Руперт, позвольте выразить вам свои соболезнования по поводу вашей потери. — Я легко положила руку на его плечо и оставила там.
Николас повернулся и посмотрел на меня. Я надеюсь, он просто очень хорошо играл, потому что его глаза были пугающе пусты.
— Спасибо.
Я осторожно вдохнула. Осторожно, потому что боялась, что верхняя пуговица пиджака, которая оказалась на самой полной части моего тела, может оторваться и попасть мне в глаз.
— Но мне кое-что хотелось бы узнать. Лорд Сазербай, хочу сказать, дядя Эдвард, всегда питал ко мне очень нежные чувства. Вы, случайно, не знаете почему?
Маркус загоготал.
— Очевидно, что старый мошенник обожал женщин. — Он осматривал меня с ног до головы, и мой твидовый костюм вдруг показался мне прозрачным, как муслин. — Я могу назвать по крайней мере две хорошие причины почему, — добавил он, глядя на мою отрывающуюся пуговицу.
Николас, однако, даже не попытался посмотреть на мою грудь.
— Я верю, что у моего отца была какая-то другая причина для благосклонности к вам, — сказал он загадочно, — но я не могу сказать вам ничего больше.
Адам посмотрел на Николаса, потом покосился на меня и снова на него.
— Я не думаю, что это имеет какое-то отношение к встрече вашего отца с юристом, не так ли? Я бы не хотел, чтобы кто-то даже предполагал, что моя… сестра… сделала нечто непристойное.
Николас медленно моргнул и немного улыбнулся, но это не была улыбка, когда поднимаются уголки рта. Его губы лишь растянулись и сузились.