- Нет, Майечка, маме зашьют животик, и она будет отдыхать. Вы сейчас поедете домой. Маму мы сможем проведать только через несколько дней, - объясняю мягким и бодрым голосом дочери, хотя у самого на душе "кошки скребутся".
Отправив девочек, начинаю снова загонять себя в угол.
Несмотря на то, что операция по удалению матки и яичников, по словам врачей, не самая сложная, меня все равно накрывает не по-детски.
Единственным веским аргументом в ее пользу стало лишь то, что киста, обнаруженная у Славика во время очередного обследования, интенсивно росла.
Несколько дней назад во время беседы с заведующим отделением жена печально посмотрела на меня, вздохнула и невесело резюмировала:"Ну, вот, Никит, зато теперь тема с деторождением будет закрыта раз и навсегда".
Слова Славы меня не порадовали совсем. Понимая, что женщина в эмоциональном плане после такой операции может начать чувствовать свою неполноценность, согласие на гистерэктомию и овариэктомию я дал, скрепя сердцем.
У медсестры, что показывала нам малыша, попытался уточнить информацию о состоянии Славы, но она ничего путного не ответила. Просто бросила вскользь:"Операция еще идет".
После ее ухода и отъезда Майечки и Юлии домой времени прошло достаточно много.
Стрелки часов неумолимо "цыркают" по циферблату.
Следя за их бегом, я накручиваю себя до боли во все органах.
Сердце мое скачет в странном ритме.
Вдруг дверь операционного блока распахивается.
В проёме вижу человека в зеленой униформе. У него усталый вид и совершенно нечитаемый взгляд.
Мужчина внимательно и молча смотрит на меня.
Я на него.
Накал моего напряжения растёт.
Шумно сглатываю.
Сжимаю гаджет до хруста в пальцах.
Опускаю руки.
Делаю носом резкий вдох. Но…
Дышать не могу. Ребра и легкие будто склеились.
Жжёт и ломит в груди.
Ощущаю, как внутри меня что-то рвется и…
Гаснет свет…
Эпилог
- Александр, не корчись. Это просто концерт. Все выступают, и ты не умрешь, - безжалостно наставляет Майечка своего пятилетнего брата.
- Ага, Феечка, тебе легко говорить. Не у тебя же сегодня концерт, - пеняет сестре Санька.
- Упс, заявочки от нашей малявочки. Ты забыл, что я, на минуточку, девочка, и у меня в прошлом месяце был отчётный в зале Чайковского, - фыркает Пчелочка.
- Помню. Помню, - пыхтит малыш. - Это ты забыла. Я младше тебя. И у меня первый концерт в большом зале.
- И что? Я тебя пожалеть должна? - огрызается Майя. - Александр, ты - мужчина. Вот и веди себя по-мужски. И нечего трусить. Мы же все будем рядом.
- Я - не трусю. Ой, не трушу. Жаль папы нет! - сбившимся голосом говорит малыш.
- Жаль, но поделать нечего. У многих нет папы. Зато у тебя большая группа поддержки. Я с мамой и Катей. Крестный твой дядя Саша. Тиграняны всей семьей, и Вайцы тоже. Юля с мальчиками. Ещё няня-Таня. Так что нечего ныть. Ой, вот Завен звонит, - Пчелочка отвлекается от разговора и отвечает на звонок своего друга.
Мы с Катей сидим в гостиной, пьём чай и слушаем диалог Майечки и Сашеньки.
Я уже несколько раз порывалась невзначай выйти к детям, чтобы перевести их обсуждение в другое направление. От этого шага меня удержали только жёсткий взгляд и движение "нет" головы свекрови.
Освободившись от сестры Саша с понурой головой заходит в столовую. Закусив нижнюю губу, внимательно смотрит на нас.
Знаю, в данный момент Сашка, из желания никого не обидеть, думает, к кому ему лучше сначала подойти.
Вздыхая, мажет по мне взглядом и идёт к бабуле, утыкается в её плечо.
Катя, обнимает внука, ласково проходит рукой от головы к лопаткам. Ее глаза наполняются слезами нежности и любви.
- Ну, что, милый мой, переживаешь, да? - получив в ответ кивок головы, Катя целует малыша в висок. - Это хорошо. Только сильно не надо. Все получится, дорогой мой. Все получится.
- Ба, почему переживать хорошо? - интересуется Сашуля.
- Настоящие большие артисты всегда переживают, милый, - спокойно поясняет Екатерина. - Переживание даёт особый настрой, повышает градус эмоций. Это отражается на выступлении. Только сильно переживать нельзя, иначе можно перегореть и сыграть пусто. Просто чисто технично. Без души. Слушатели это почувствуют.
- А папа тоже переживал и волновался в детстве? - заглядывая бабушке в глаза, уточняет Саша.
- Да, папа твой тоже сильно волновался и переживал. Ещё и губу точно так же жевал, - проведя пальцем по нижней губешке внука, с улыбкой говорит свекровь.
- Значит, я как папа, да? - с просиявшим лицом произносит малыш.
- Сашуля, ты - копия своего папы! - отвечает бабушка и украдкой смахивает слезу. - Смотрю на тебя, а вижу маленького Никиту.
Санька внимательно, взглядом отца, сканирует свою ба, целую ее в щеку идёт ко мне.
- Мамуль, не хочу ту белую концертную рубашку.
- Сашунь, не нравится или плохая? - интересуюсь причиной.
- Да. Не нравится. Руку со скрипкой подниму, она будет пузырем потом. Некрасиво, - тихо, почти шепотом, сообщает сын и снова жует губу. - Другую хочу, как у взрослых. И бабочку не надо. Пусть будет воротник расстегнут. Помнишь, как у французского скрипача.
Обнимаю сына и ловлю себя на мысли, что он весь в своего отца. С виду мягкий и пластичный, но со стальным стержнем внутри. Никогда не сделает так, как сам не хочет. Всегда очень корректно скажет или покажет, что ему не нравится.
Смотря на Сашулю, вспоминаю гамму своих противоречивых, чаще всего деструктивных, ощущений пятилетней давности. В день, когда я поняла, что жизнь моя уже не будет прежней. Только в этот раз мне самой придётся стать сильным плечом.
В той сложной для всех нас ситуации меня поддержала Екатерина Андреевна. Несмотря на проблему с Дмитрием Сергеевичем и свою материнскую боль, свекровь меня слабую душевно и раздавленную психологически вытащила и заставила жить снова.
До сих пор с дрожащим сердцем вспоминаю ее слова:"Знаешь, моя подруга Майечка все годы жизни цитировала Тютчева "нам не дано предугадать". И ведь на самом деле это так. Мы не могли спрогнозировать то, что случилось. Никита все держал в себе, не любил делиться проблемами и бегать по врачам. И это сыграло свою роль. Даже самое крепкое сердце могло не выдержать и остановиться. Слава, можно сколько угодно себя пожирать, посыпать голову пеплом, но…У нас тобой - дети. Никиткины дети! Именно они наша сейчас первоочередная задача. И ради них мы обязаны забыть о своей боли и страданиях".
Как сказала железная Екатерина, так и сделали. В общих заботах за пять совместных лет мы с моей свекровью, стали единым целым.
Восемь последних месяцев после смерти Дмитрия мать Никиты живёт постоянно с нами. Всего два раза на очень короткое время наша любимая ба летала в Лондон к Анечке, которая год назад вышла замуж за нейро-хирурга Ивана Вайца.
Наш младшенький Иван Дмитриевич после ухода своего отца вернулся на Родину. Сейчас пробует себя в строительном бизнесе и ухаживает за дочерью супругов Вайц Ангелиной (приключенческая история "Нам (не) по пути").
- Мамуль, хватит в мыслях витать, - возвращает меня в реальность Пчелочка. - Где запонки папины? Александр снова упёрся, что без них играть не будет. Мам, давай быстрее, нам надо выезжать уже.
Бегу в кабинет Никиты. В верхнем ящике стола нахожу облюбованные Сашулей запонки с инициалами отца. На несколько секунд зависаю в святая святых мужа.
Подхожу к дивану. Вспоминаю, как много раз мы на нем неспешно и нежно любили друг друга. Рукой провожу по изгибам изголовья и подлокотников. Нюхаю любимую подушку Ника, на которой теперь частенько засыпает наш сын.
- Мам, ну ты чего опять зависла, - влетая в кабинет, шипит Пчелочка, которая в отсутствие отца, в силу унаследованного характера Уманских, всех нас держит в тонусе и под контролем. - Давай запонки и бегом одеваться. Бабуля и Александр уже в машине.
В концертный зал приезжаем вовремя. В фойе руководитель Сашули забирает наше юное дарования. Мы все его целуем и подбадриваем.
Вместе с сыном в маленький репетиционный зал идёт его крестный - Александр, брат Никиты.
Весь концерт до выступления Саши вся наша дружная компания сидит спокойно. При объявлении имени лауреата конкурса "Юнных дарований" Александра Уманского мы все замираем.
С нашего ряда очень хорошо видно, как сильно волнуется наш мальчик.
Первые звуки Концерта Ля минор Вивальди, который Александр исполняет вместе с симфоническим оркестром, звучат несколько скованно. В них слышна растерянность нашего малыша.
Спустя мгновение рука Сашули крепчает, смычок становится не протезом, а ее продолжением.
Скрипка начинает звучать уверенно, а музыка литься раскованно и плавно. Мягкие прикосновения смычка к туго натянутым струнам рождают восхитительные звуки, окутывающие зал.
Бабушка Катя утирает платком слезы и все время тихим шепотом повторяет:"Жаль Никита этого не видит и не слышит! Ах, как жаль!"
Все выступление лицо Саша сильно напряжено, меж светлых бровей нервная складка, бледные губы судорожно сжаты, нижняя закушена так же, как и у его отца в моменты волнения.
На финальных звуках наш мальчик расслабляться. Его глаза восторженно распахиваются. Губы трогает улыбка.
Чувствую, как по моему позвоночнику проходит лёгкий разряд нервных импульсов. От него ощущаю холодок и мурашистость. Мелко вздрагиваю. Хочу оглянуться, чтобы посмотреть на того, кто буравит меня взглядом. Не делаю это, потому что и так знаю. Мое любящее сердце не может обмануться.
На последнем движении смычка Александра музыка замирает.
В зале воцаряется звенящая тишина.
Я считаю раз, два, три. Не успеваю про себя произнести "четыре", как раздаются крепкие, уверенные, мужские аплодисменты.
- Папа, папуля, - не сдержавшись, кричит Сашуля, и не смотря на правила, спрыгивает со сцены и несётся в объятия своего отца.