— Поздравляю, Маленький Принц, — шепнул я Боре, когда он сел на место, провожаемый яростным взглядом Пети, мечтающего о карьере программиста. — Теперь тебя все будут ненавидеть.
— Почему? — так же шепотом ответил он.
— Потому что из-за тебя со всех будут больше спрашивать.
— Ну и хорошо. Будет сильнее стимул к познанию. Даже такой ерундовой науки.
— Будет сильнее стимул тебе «темную» сделать.
— Пускай, тоже интересно.
— Ты вообще хоть чего-нибудь боишься?
Я восхищался им, беспокоился за него, но теперь все эти чувства оказались вытеснены раздражением. Брик же только улыбнулся, отвечая на мой вопрос:
— Разрушителей. Если это чувство можно назвать страхом. Остальное не заслуживает внимания.
Глава 11
Когда уроки закончились, Брик внезапно предложил мне отметить свой высший балл по математике. Я спросил его, что он имеет в виду, и получил следующий ответ:
— Давай нажремся!
— Чего?
— Ну, забухаем. Вмажем. Выпьем. Раздавим по пузырю. Накиряемся. Наклюкаемся.
— Остановись, я понял!
Я никогда не испытывал тяги к алкоголю. Пару раз пил с отцом пиво, но так и не разобрался, что в этом напитке замечательного. Однако глаза Бориса сияли такой жаждой безграничного познания, что спорить было бессмысленно. Нет, пить я все равно не собирался. Только вот оставить Маленького Принца наедине с большой бутылкой значило подвергнуть опасности всю его кампанию. Как минимум, была угроза раскрытия легенды. Как максимум — смерть от отравления.
Мы пошли к магазинчику на самом краю поселка, куда мои родители заходили нечасто. Борю я оставил снаружи, взял у него деньги и пошел покупать спиртное.
Продавщица — пожилая женщина в очках с толстыми стеклами — услышав слово «водка», принялась ворчать на непутевую молодежь. Судя по всему, вообще не различая надписей на этикетках, она ощупывала каждую бутылку, продолжая отвлекать себя ворчанием. Когда ее рука в пятый раз легла на сторублевый «Минал», я не выдержал и зашел за прилавок. Взял с витрины бутылку водки «Матрица», о которой слышал много хорошего, и вернулся обратно. Сработал так быстро, что продавщица, видимо, ничего даже не заметила. Во всяком случае, ритм ее ворчания остался непоколебимым.
— А закуска? — спросил Боря, увидев в черном пакете лишь одну водку.
— Закуску давай в другом магазине возьмем. А то мы отсюда до утра не выберемся.
За огурцами и помидорами (Боря где-то вычитал, что именно это и есть самая лучшая закуска на всем белом свете) Брик сходил сам.
— Получилось? — встретил я его.
— Ага. Я еще сала взял.
— О, Господи. Ну, пошли.
И вот, настал момент истины. Мы у Бориса дома, он скручивает пробку с бутылки, я ищу что-нибудь, что может сойти за стопку в коробках с посудой. Внезапно меня отвлекает хруст огурца.
— Ты бы приберег, — поворачиваюсь я. — Закуску не едят, ей заку… сы… ва… ют…
Бутылка была пуста. На Бориных глазах блестели слезы радости.
— Ты что, залпом ее, что ли? — севшим голосом спросил я.
— Угу, — ответил он, давясь огурцом.
— Боря, твою мать… Ты ж читал! Водку стопками пьют!
— Я вчера смотрел фильм «Антикиллер». Там так пили. А что? Так быстрее гораздо!
Поздно объяснять пришельцу, что распитие алкогольных напитков сродни медитации, со своими ритуальными словами и действиями. Поэтому я сел за стол и крепко задумался. В бутылке было пол-литра водки. Я поглядел на этикетку в поисках хоть какой-нибудь лазейки, но надпись 40 % сверкала непогрешимым серебром. Тогда я принялся вспоминать, какая доза алкоголя является смертельной для шестнадцатилетнего подростка. Который раньше, предположительно, вообще алкоголя не пробовал. Что-то нам такое говорили, то ли на ОБЖ, то ли на внеклассных мероприятиях… Кажется, речь шла о литре. Я заставил себя в это поверить и немного успокоился.
Боря оперативно умял огурец, сжевал несколько кусочков сала, придавил все это помидоркой и загрустил.
— Это и есть состояние алкогольного опьянения? — посмотрел он на меня. — Ничем не отличается от обычного. Хотя вкусовые ощущения, надо сказать, весьма интересны.
Я содрогнулся, вспомнив единственный случай своего знакомства с водкой. Да уж, интересные ощущения, слов нет.
— Скоро у тебя начнется состояние. Мало не покажется. Ешь!
— Я сыт.
— Ешь, говорю! Ты хотел, чтобы я стал твоим другом? Так вот, я тебе как друг говорю: ешь как можно больше!
Боря послушно принялся есть. Проглотил еще парочку огурчиков, один помидор. Доел сало, которое, кажется, действительно пришлось ему по вкусу. Я с тоской взглянул на часы. Упрямая стрелка приближалась к отметке с цифрой «5». Мама скоро с работы придет, а меня опять дома нет, на ужин ничего не приготовлено. Но не могу же я этого чудика одного оставить! А если правда помрет от отравления?
— Ой, — тихо сказал Боря. — Я ощущаю, как мое сознание затуманивается.
Он ощупал голову и посмотрел на меня полными паники глазами.
— Это конец? — спросил он. — Тело умирает?
— Нет, не умирает. Просто ты нажрался как свинья.
— Я не ждал такого! О, боже… Что мне теперь делать?
— Расслабиться и получать удовольствие от новых ощущений. Ну или, как вариант, пойти проблеваться.
— Что сделать?
— Ну, поблевать. Порыгать. Вызвать рвоту. Тогда сильно не накроет.
— Я не умру?
— Не умрешь. Я рядом.
— Тогда пускай.
— Чего «пускай»?
— Пускай продолжается. Я буду изучать.
Некоторое время он сидел с дурацкой улыбкой и прислушивался к своим необычным ощущениям. Потом взгляд его совершенно затуманился.
— Слушай, Дима, — пробормотал он. — А ты Жанну любишь, да?
— Боря, не лезь, а?
— Ну ты чего, дружище? Я ж по-дружески! Ну вот скажи, как пацан пацану: любишь ее?
Я понял, что Бориса понесло дальше некуда. И тут меня осенила идея:
— А давай так: откровенность за откровенность. Идет?
— Че… чего?
— Ну, я честно отвечаю на твой вопрос, а потом ты — на мой. Тоже честно. Договорились?
Я надеялся, что спьяну он забудет о моем долге и, кажется, не прогадал.
— Ну конечно! Никакой лжи между нами быть не должно! Знаешь, Дима, я тебя так люблю…
— Люблю.
— Ну да, люблю…
— Нет, я про Жанну. Да, я ее люблю. С первого класса. Каждый день и каждый час.
Боря икнул и взял еще один помидор. Откусил неловко: сок потек по руке. Но его это не смутило.
— А почему ты с ней совсем не общаешься?
— Погоди, сейчас мой черед вопрос задавать.
— А… А, ну да, конечно, задавай!
— Как звали твою учительницу в начальной школе? — Это была моя последняя надежда — подловить пьяного Брика. Если он назовет имя или скажет: «не помню», то все его предыдущие россказни — вранье.
Брик слился с помидором в страстном поцелуе и, лишив его всех соков, посмотрел на меня.
— Какая начальная школа? Я ведь только… вот… А раньше — там! — Он махнул рукой куда-то вверх и вправо. — Там знаешь, как круто было? Ух! Летишь! Ничего, кроме восторга! И с каждой секундой узнаешь все больше, сильнее становишься. Это как на мотоцикле… Слушай, а пошли на мотоцикле покатаемся? Там в сарае стоит какой-то «Урал».
— Нет, мы никуда не пойдем. Сидим дома. Задавай свой вопрос.
— А, вопрос… Ну да, вопрос… Я про что говорил-то?
— Про Жанну, — напомнил я, борясь с искушением подловить его с этим вопросом и вернуть очередь себе. Но в какой-то мере самому хотелось исповедоваться в чувствах.
— Жанна, да… Так вот, почему ты не общаешься с ней?
— Потому что я ей не нужен.
— Погоди, но…
— Поздно, моя очередь.
— Нет, погоди. Ты не ответил толком. Кажется, вчера ты был ей нужен. А до этого? Почему ты сразу к ней не подошел?
Я вздохнул. Даже пьяный, этот человек оставался пытливым исследователем, и сбить его с логического пути было нелегко.
— Я полюбил ее в первом классе, с первого же взгляда. Хочешь знать, почему я сразу к ней не подошел? Дело в том, что у детей такого возраста любить непринято. Тех, кто держится за ручки, дразнят, гоняют, бьют. Они не выдерживают и расстаются, ненавидя друг друга. Ведь в таком возрасте близкие отношения не являются необходимостью. Поэтому их так легко разрушить. Дети могут быть даже более жестокими, чем взрослые, поверь. Но это не главная причина. Я с детства очень застенчив. В садик не ходил никогда, со мной сидела бабушка. Зато я много читал. Всяких сказок, фантастики. И я был уверен, что, когда приходит настоящая любовь, должно быть какое-то приключение. Какие-то силы зла, борьба. Я ждал злого волшебника, который похитит Жанну. Тогда я смог бы побороть его на глазах всей школы. И все условности стали бы не нужны. Она бы без слов поняла, что я люблю ее. И, само собой, тоже бы в меня влюбилась.
Я помолчал, глядя в стол. Боря негромко икал, не мешая мне думать.
— Я ждал этого волшебника до тех пор, пока не повзрослел и не перестал верить в волшебников. Остался наедине с той огромной стеной, которую строил все эти годы между собой и остальными. Жанна осталась по ту сторону стены. Все, что я мог — это смотреть на нее через окно и надеяться, что однажды она подойдет и сломает к чертям эту стену.
Почувствовав, что в глазах начинает щипать, я сжал кулак, позволив ногтям впиться в ладонь. От этой боли стало легче.
— Не смогу тебе иначе объяснить. Поймешь — хорошо, не поймешь — значит, не судьба.
— Дима! — Боря накрыл мой кулак своей ладонью. — Я тебя прекрасно понял. Ты не бойся! Я тебе помогу. Хоть сейчас — пошли к ней! Я ей объясню, что ты вообще самый классный парень из всех!
— Никуда мы не пойдем, — улыбнулся я, радуясь, что не пил — а то ведь согласился бы. Наутро после такого визита пришлось бы планировать суицид.
— Ну почему?
— Ну потому. Моя очередь. Что случилось с твоей мамой?
Боря убрал руку. В его затуманенных алкоголем глазах мелькнул недобрый огонек.
— Я убил ее, — сухо ответил он.