— Я вот как раз об этом. Вам там работник на неполный день не нужен? Школьник.
— Чего, по деньгам прижало?
— Да это не мне. Другу заработать надо.
— Ну, подъезжайте завтра.
— Хорошо! — обрадовался я и тут же нахмурился. — Блин, Коля, завтра не выйдет. У меня завтра танцы.
— Танцы? — удивился Коля. — Ну, танцы так танцы. В среду?
— В среду клуб, — вздохнул я, вспоминая выбранного мной Олдоса Хаксли.
— Блин, танцы, клуб… — проворчал Коля. — Прямо джентльмен английский. А в четверг чего? Гольф?
— Нет, в четверг только школа, — улыбнулся я в трубку. — Да, получается, в четверг приедем.
— Договорились. Давай, начальник орать сейчас начнет!
Он сбросил звонок раньше, чем я успел попрощаться. Положив телефон, я задумался. Еще недавно один мой день не отличался от другого, и вот… Танцы, клубы, отношения с двумя девушками, напоминающие голливудскую комедию. Я тихонько засмеялся в пустой комнате.
Уже стемнело за окном, когда в дверь постучали. Я слышал из своей комнаты, где, лежа на кровати, перелистывал «О дивный новый мир», как папа, шаркая по полу тапками, подошел к двери. Щелкнул замок, послышались голоса. И вдруг постучали ко мне.
Открыв дверь, я увидел серьезного отца и перепуганную мать.
— Что случилось? — спросил я, перебирая в голове все свои действия за последнее время, которые могли привести к каким-то страшным последствиям.
— Тут с тобой милиционер поговорить хочет, — сказал отец.
Я увидел за его спиной человека в милицейской фуражке. Лицо его выглядело бесстрастным и бледным. Словно не живой человек, а зомби или робот. У меня пересохло во рту от непонятного страха.
— Дмитрий Семенов? — бесцветным голосом произнес блюститель закона.
— Да, я. — Встал и вышел в прихожую, притворив за собой дверь.
— Мне нужно задать несколько вопросов. Это не займет много времени.
Он говорил, будто не вкладывая никакого смысла в слова. Словно исполнял некий ритуал, в необходимость которого сам не верил ни на грош.
— Хорошо. — Я пожал плечами, наслаждаясь сознанием того, что не совершил ничего противозаконного и скрывать мне совершенно нечего.
— Вы знали Павла Мартынова?
Я не сразу понял, о ком говорит милиционер. Этого человека в нашем поселке звали Мартыном или Мартынкой. Ему было лет двадцать и, кажется, он родился с какой-то травмой. Частенько можно было видеть его вихляющуюся походку: он ходил, словно пьяный, размахивая руками и что-то бормоча. Разумеется, никогда не учился и не работал. Его содержала немолодая уже мать, а отец сбежал от них много лет назад.
— Ну, видел его, — признал я. — Так, вообще, незнаком.
Взгляд милиционера сверлил меня, словно пытаясь проникнуть вглубь черепной коробки. В фильмах менты как-то подобрее выглядят.
— Что вы делали вчера вечером? — Еще один равнодушный вопрос.
— Вечером? Да ничего. Дома сидел.
— Мы это можем подтвердить, — вставил отец, взглянув на маму. — Мы весь вечер были дома, все.
— Хорошо, — кивнул милиционер. — Я вам верю. Еще один вопрос. И просьба. Не встречал ли ты, Дмитрий Семенов, в последнее время странных людей?
«Кроме вас — нет!» — хотелось сказать. Но я сдержался.
— В каком смысле «странных»?
— Которые ведут себя не так, как принято. Говорят необычные слова. Осуществляют необычные действия.
Признаться, в этот момент мысль о Боре меня не посетила. Он, конечно, был странным, но все свои странности объяснил, и они как-то смазались, влившись в общую схему жизни. Лишь много дней спустя я понял, что нечаянно спас Брику жизнь.
— Может быть, какие-то новые люди в поселке, которые ведут себя необычно?
Я смотрел в темные пустые глаза милиционера и видел в них вечность, бесконечность холодных космических бездн. На какой-то миг я лишился дара речи. Панический ужас охватил меня, поднявшись откуда-то снизу, стиснув сердце, парализовав гортань и заставив волосы подняться дыбом.
— Н-нет, — выдавил я. — Ничего такого необычного.
Милиционер пожал плечами. Ему будто было все равно, какой ответ он получит.
— Простите за беспокойство, — сказал он и повернулся к двери.
— А что все-таки случилось? — спросил отец.
Милиционер повернул к нему лицо, похожее на гипсовый слепок.
— Павел Мартынов убит вчера вечером. Свидетели видели с ним подростка, предположительно — школьника.
Он ушел. Отец запер замок. Сначала на один оборот, как обычно, потом, подумав — на второй.
— Черте что, — проворчал он. — Кому могло понадобиться убивать Мартынку? Он же мухи не обидит.
— Мать — бедолага, — вздохнула мама. — Сколько с ним намучилась…
— Да, может, и к лучшему, — возразил отец. — Хоть поживет спокойно на старости лет.
Я вернулся в комнату, но читать уже не мог. Из головы не шел безжизненный взгляд. Может, все это — игра воображения? Просто какой-то отморозок вроде Рыбы убил Мартына, и милиция проводит обязательную проверку, опрашивает всех.
Но, как бы я себя ни успокаивал, заснуть мне удалось лишь глубоко за полночь. Во сне я кружился в вальсе с Жанной. Она смотрела на меня, и ее глаза сияли. А потом, когда музыка смолкла, мы с ней поцеловались, и вокруг засияли яркие звезды.
Глава 17
Я десять лет таил свою любовь, и все эти годы ни одна девочка не общалась со мной дольше необходимого минимума. Теперь же, когда мы с Жанной внезапно стали парой, когда поползли слухи, что я хожу к ней домой, вся мощь школы обрушилась на мою голову.
Девчонки при виде меня начинали шептаться, фыркать и хихикать. Парни сторонились, тоже что-то обсуждая. Я чувствовал, что сотни невидимых орудий целятся в меня, и одному богу известно, когда поступит команда «Огонь!»
Первые залпы грянули на уроке физики. Рано утром я всегда с трудом концентрируюсь на учебе. Вот и в этот раз засмотрелся в окно, пока Анна Федоровна объясняла материал. Из задумчивости меня вырвал ее пронзительный окрик:
— Семенов! Давай на уроках ты учиться будешь, а о девочках можно и потом помечтать!
Я вздрогнул, устремив на учительницу удивленный взгляд. И тут с другого конца класса послышался еще один «выстрел»:
— Ага! Ночью, под одеялом!
Дружный хохот одноклассников встретил эту блестящую остроту. Анна Федоровна побагровела.
— Волохин! Встать!
Семен, пряча улыбку, вальяжно поднялся с места. Рыба, сидящий рядом с ним, трясся от смеха, уткнувшись в раскрытый учебник.
— Еще одна такая выходка, — зловеще начала Анна Федоровна, — и я докладную напишу. За постоянные срывы уроков.
— А чего я-то? — возмутился Волохин. — Я так, просто. И не постоянно!
— Это ты педсовету доказывать будешь! Сядь, и чтобы ни звука!
Урок худо-бедно вошел в колею, но настроение у меня оказалось безнадежно испорчено. Я посмотрел туда, где должна была сидеть Жанна. Она частенько пропускала первые уроки.
— Онанизм считается позором? — донесся до меня громкий шепот Бориса. Настя Елизарова и Надя Зыкина, сидящие перед нами, чуть повернули головы, и я мысленно пожелал террористической атаки на здание школы.
— Боря, заткнись, — прошептал я.
— Просто в той книжке, что я читаю…
— Просто заткнись.
Слава богу, он внял мольбе.
На перемене я хотел поговорить с Борей о вчерашнем происшествии, но сделать этого мне не дали. Едва мы перешли в другой кабинет и приготовились к уроку, как ко мне вразвалочку подошли Рыба и Семен.
— Слышь, Димыч, а Жанка какие трусы носит? Стринги? — пожевывая жвачку, спросил Семен.
У меня дыхание перехватило, и я почувствовал, как кровь отливает от лица. Звонок, учитель, кто-нибудь, остановите это!
— Ты скажи, мне просто интересно, — напирал Семен. Рыба пока молчал, только посмеивался.
— Я не буду об этом говорить, — тихо сказал я. Сказать «не знаю» не позволяла идиотская подростковая гордость. Сказать «не твое собачье дело» не позволял страх.
— Да ладно! Чего такого-то? Я ж тебя не прошу их мне принести, просто скажи, какие.
Я молчал.
— Слышь, Димыч, — подошел Рыба. — Тема такая. Или говоришь, о чем спрашивают, или мы Жанке скажем, что ты обещал ее трусы нам принести.
— Она не поверит, — вырвалось у меня.
— Да ладно? Я, так-то, убедительно могу сказать, если что.
Я снова молчал, глядя в парту. Семен толкнул меня в плечо.
— Ну так что? Какие трусы носит?
И в этот момент подал голос Боря, до сей поры молча сидевший рядом:
— Ты собираешься использовать эту информацию для онанизма?
Рыба и Семен уставились на него.
— Чего? — нахмурившись, переспросил Семен.
— Я уважаю в людях тягу к познанию, — непринужденно говорил Борис. — Но познание должно быть осмысленным. Тебя внезапно заинтересовал тип нижнего белья, которое носит конкретная девушка. Для чего тебе эта информация? Как ты сможешь ее использовать? Я не вижу ни единого варианта. И вывод напрашивается простой. Эта девушка — предмет твоего вожделения, но вступить с ней в половую связь ты боишься или не можешь. Поэтому ты, обладая скудным воображением, собираешь информацию о различных деталях, имеющих к ней отношение, чтобы потом, воссоздав в воображении ее целостный образ, предаться иллюзорному сексу с ней. Неясно только, зачем тебе информация о трусах. Уместнее было бы спросить о родинках, например. Насколько мне известно, людям свойственно менять белье каждый день. И это та деталь, которую ты будешь воображать непродолжительное время, прежде чем удалишь ее со своей идеальной модели. Если уж тебе нужна такая достоверность, то сходи в магазин женского белья, выбери понравившиеся трусы и воображай их.
Очнувшись от первоначального потрясения, Семен схватил Борю за шкирку.
— Ты чего, крысеныш, опять наполучать захотел, а? — прошипел он.
— Просто пытаюсь помочь тебе оптимизировать свою деятельность! — ослепительно улыбнулся Брик.
— Сема, вмажь ему, а? — посоветовал Рыба. — Сильно