— В смысле? Жизни тебя, дурака, учу!
— Нет, Петя. Ты пытаешься вспомнить все те фразы, которые слышал в идиотских фильмах, и выдать их за свою мудрость. Кто ты такой, чтобы учить меня жизни? Ты ее знаешь хоть немного, эту жизнь?
— Я-то знаю! — Петя вздернул подбородок.
— Ничего ты не знаешь. Потому что ты ничего никогда не терял. Когда у тебя отнимут самое дорогое, ты узнаешь, что такое жизнь. И тебе никого не захочется учить жизни. Сдохнуть захочется — вот это да!
— Чего ты мелешь? — сморщился Петя. — Тебе, может, по роже настучать?
Я встал, с грохотом отодвинув парту.
— Пошли.
Глаза старосты забегали.
— Не боишься? — спросил он, потеряв всякую воинственность.
— Ты меня ничем напугать не сможешь. Пошли, время есть.
— Ни фига, ты смелый какой стал! Что ж с тобой такого Жанна сделала?
Только глухой не услышал бы ревности в его словах, но мне было плевать на его чувства. Я размахнулся и ударил его по лицу. Петя успел отклониться, и удар настиг его на излете.
— Задний двор, — процедил он сквозь зубы и вышел из класса.
Я огляделся. Да, опять все таращатся. Даже Рыба с Семеном смотрели на меня, как ни странно, без смеха. Я вышел вслед за Петей.
Он ждал меня на заднем дворе. Стоял, широко расставив ноги и уперев руки в бока.
— Короче, так, — сплюнул он. — Последний шанс извиниться. Сейчас, передо мной, а потом — перед всем классом.
— Я не извиняться пришел, — сказал я, усиленно загоняя робость в самый глухой уголок души.
— Хочешь драться? — прищурился староста. — Я же тебя урою.
— И что? — Я пожал плечами.
— В смысле, «и что»? — Петя нервничал, не находя ожидаемого отклика.
— В том смысле, что мне плевать, — пояснил я. — Уроешь так уроешь. Встану.
Я сжал кулаки. Петя, закатив глаза, принялся демонстративно закатывать рукава рубашки. Хлопнула дверь черного хода. Я обернулся. К нам приближались Семен и Рыба.
— Здорово, пацаны! — улыбнулся им Петя. — Я его попинаю чуть-чуть, а потом вы развлекайтесь.
Семен стал по левое плечо от меня, Рыба — по правое.
— Это чего такое? — опешил староста.
— Это ты берега попутал, мажор, — улыбнулся ему Семен.
Петя посмотрел на Рыбу и развел руки в стороны.
— Саня, вы чего? — В этот момент староста выглядел жалко.
Рыба повернулся ко мне и заговорил. Впервые за все школьные годы он говорил со мной, не пытаясь унизить.
— Он с Жанной замутил, чтобы тебя опустить, — сказал Рыба то, о чем я и сам уже догадывался. — Жанна над тобой стебаться не стала, и он взбесился. Заплатил нам, чтобы мы тебя тогда избили.
Вот это уже новость. Заплатил? Петя?! Я посмотрел на него, отказываясь верить в этот бред, но побледневшее лицо старосты не оставляло сомнений.
— Если хочешь, — продолжал Рыба, — мы его сейчас накажем, как полагается.
— Бил-то ты! — взвизгнул Петя, отступая назад.
— Бил я, — кивнул Рыба и снова повернулся ко мне. — Ну, что?
Я еще никогда не чувствовал такой силы и такой злости, как сейчас. Нас было трое, и мы могли бы, наверное, убить Петю, если бы я этого захотел. Но я сдержался. Закрыл глаза и покачал головой.
— Свалил отсюда, — скомандовал Рыба.
Петя не торопился. Он показал на меня пальцем и закричал:
— Ты слышал, что он вчера в классе говорил? Он не только на меня наехал, он весь класс в дерьмо натыкал носом!
— Он что, не по делу высказался? — пожал плечами Рыба. — Я про тебя еще и добавить могу.
— Я так сделаю, что ты ни по одному предмету экзамен не сдашь, — прошипел Петя, выбрасывая последний козырь.
— Базару нет. А я так сделаю, что тебе сегодня вечером ноги сломают. А завтра — руки. И мама твоя может домой не вернуться однажды. Шепну кой-чего одному уважаемому человеку. Что задергался? Пошел отсюда.
Больше Петя ничего не сказал. Скрипнув зубами, он прошел мимо нас и всего лишь громко хлопнул железной дверью. Я повернулся к Рыбе.
— Почему? — спросил я.
Рыба отвел взгляд. Помолчал, будто собираясь с мыслями, а потом сказал:
— Ты не смеялся тогда надо мной.
Они ушли. Я опустился на корточки, уступая дрожащим коленям. В голове путаница. Я не верил, не мог поверить в то, что Рыба внезапно решил меня защитить. В памяти всплыли сцены, которые я увидел в голове Рыбы тем вечером. Наверное, он тоже был там. Как я чувствовал его страх, так и он чувствовал мой. Неужели этого оказалось достаточно, чтобы изменить отношение ко мне?
Глава 45
Уроки закончились в три часа. Я медленным шагом направлялся к дому. Все, что мне нужно было сделать, это набраться терпения и ждать. Когда утром встанет солнце, все вернется на круги своя. Я буду по-прежнему ходить в школу, готовиться к экзаменам. Маша придет в себя и забудет обо мне. Отец подыщет ей прекрасного мужа, и они будут жить долго и счастливо. Я поступлю в институт, выучусь какой-нибудь специальности и стану работать. Копить на машину, копить на квартиру, потом на еще одну машину и еще одну квартиру. Так же, как все.
Дома тихо и пусто. Я слонялся из комнаты в комнату, включал и выключал телевизор. Выпил чаю, умылся, потрогал учебники. Поставил на зарядку телефон. Попытался вздремнуть, но не мог сомкнуть глаз.
В половине шестого пришла с работы мама. Я успел пожарить картошки и удостоился похвалы.
— Как в школе? — спросила мама, садясь за стол.
Я поставил перед ней тарелку, достал из холодильника молоко и майонез, потом сел напротив.
— Испортил отношения с классом. Высказал все, что накипело, и они от меня отвернулись. А человек, которого я считал врагом, внезапно стал на мою сторону. Софья Николаевна переживает за книжный клуб. Туда почти никто не ходит, и она сейчас как маленькая девочка, расстроенная такая. Пообещал, что приду…
— Ты что за ерунду городишь? — нахмурилась мама. — Наполучал чего?
Я смотрел в глаза собственной матери и видел в них пустоту. Может быть, Брик попался раньше, чем планировал, и все уже закончилось? Или так было всегда, просто я не замечал?
— Ну? — не отставала мама.
Я встал.
— Мне нужно идти.
— Куда это? — Она округлила глаза, отложила вилку в сторону.
Я не ответил. Мама кричала, потом, сообразив, что крики не работают, начала плакать. А когда не подействовали слезы, снова закричала о том, что я сдохну на улице в нищете и забвении, но еще прежде загоню ее в гроб.
«Какая разница? — думал я, обуваясь. — Жить так, как вы мечтаете, или умереть? Умереть хотя бы можно с достоинством». Мне снова вспомнился хриплый сигнал проезжающего мимо грузовика. Лучше бы мне погибнуть тогда. Я бы умер со счастливым осознанием того, что сделал все возможное. Теперь же я в этой истории — лишь ненужный придаток, от которого никакой пользы.
Уже стемнело. Дул ветер, и я пожалел, что не надел шапку: с каждым днем холодало все больше. Возле подъезда сидел Разрушитель. Тот самый, что преследовал меня утром. Сделав несколько шагов, я убедился, что он плетется за мной и остановился. Ну да, он хочет, чтобы я вывел его на Брика. А я что собираюсь сделать?
Жесткие подошвы осенних ботинок отчетливо стучали по растрескавшемуся асфальту. Шаги Разрушителя звучали более увесисто и гулко. Кроме нас двоих на улице никого — после заката поселок словно вымирал. Сегодня не слышалось даже молодежных посиделок, которые обычно проходили на пустеющем рынке.
Я пошел в сторону, противоположную дому Брика. Просто наугад, надеясь, что амбал устанет и пойдет своей дорогой. Глупая надежда, но другой не было. Мы вышли на окраину поселка напротив больничного городка и поплелись по огибающей дороге. Я начал зевать. Почему-то прохладный воздух заставил меня почувствовать, как я устал и хочу спать. Чтобы взбодриться, я решил поиграть: заложил руки за голову и немного наклонился вперед. Теперь казалось, что здоровенный милиционер действительно меня куда-то конвоирует.
«Чего ты пытаешься добиться?» — Голос Брика не послышался, но просто как-то возник у меня в голове.
«Ты знаешь», — подумал я.
«Глупо».
«По-другому я не могу».
Голос помолчал. Потом вздохнул: «Ладно. Справа от тебя дом. Видишь пожарную лестницу? Забирайся на крышу! Быстро, но без суеты. Как будто это — часть твоей прогулки».
Я повернул голову и увидел лестницу. Нижняя ступенька находилась высоко, но я прикинул, что смогу допрыгнуть. А уж подтянуться один раз я точно смогу — это и физрук Федор Семенович подтвердит под присягой.
Я подошел к лестнице, по пути трансформировав позу подконвойного в элегантное потягивание. Подпрыгнул и повис на нижней ступеньке. Подтянулся и, несколько раз больно стукнувшись, неуклюже начал карабкаться вверх.
— Зачем тебе на крышу? — послышался унылый голос амбала.
— Ну как зачем? — Я пожал плечами, насколько это было возможно. — Искать приключений.
— Зачем?
— За сахаром!
— Там нет сахара.
— Ну, значит, положу, чтобы был.
Я почувствовал, как содрогнулась металлическая лестница — амбал полез следом. «Быстрее!» — прошелестел голос Брика. «Легко тебе говорить!» Не то чтобы я боялся высоты. Скажем, однажды я спокойно смотрел с крыши девятиэтажки. Но туда я выбирался через чердак. А тут, когда жизнь зависит лишь от того, насколько крепко ухватишься за следующую ступеньку, ощущение совсем другое. Я старался не смотреть вниз и считал окна. Вот, наконец, минуло пятое, и я, перебравшись через низенькую оградку, оказался на крыше.
«Что дальше?» — спросил я. Голос ответил немедленно: «Один удар. Потом беги на другой конец крыши». «Что? Удар?» — удивился я. «Да. Бей ногой, когда он отпустит одну руку».
Не было времени рассуждать — над крышей показалась фуражка. Амбал поднялся еще выше, отпустил одну руку и потянулся к ограждению. «Бей!» Позиция оказалась чудовищно невыгодной. Я мог бы ударить его носком ботинка, но, учитывая комплекцию противника, вряд ли это привело бы к чему-нибудь путному. Поэтому я упал на бок, одновременно выбросив ногу вперед, вложив в удар все тело. Каблук врезался в лоб Разрушителя. Тот отшатнулся и взмахнул руками. Фуражка слетела с головы, а мгновением позже следом полетел и ее хозяин.