Ты можешь изменить мир. Как 57 подростков боролись за свои идеалы – и победили — страница 23 из 36

ндивидуальность. Мы придумываем себе хобби и увлечения, получаем опыт, знакомимся с новыми друзьями. Совершая эти шаги, мы формируемся как личности. Такие изменения нельзя сделать в слишком юном или преклонном возрасте. Мы формируем свою личность с собственными ценностями. Мы можем стать теми людьми, кем хотим себя видеть к 60 годам.

АНАИТ

«МОИ НЕУДАЧИ СТАНОВЯТСЯ ПОВОДОМ ДЛЯ РАБОТЫ НАД СОБОЙ. ТАК ТЫ ПОЛУЧАЕШЬ УДОВОЛЬСТВИЕ ОТ ОШИБОК, ПОТОМУ ЧТО ТЫ МОЖЕШЬ ПРЕВРАТИТЬ ИХ В ДОСТИЖЕНИЯ».

Лили, 14 лет, Хаддерсфилд, Англия

«После школы я хочу заняться робототехникой. Я сделаю робота, который будет общаться вместо человека с аутизмом и помогать ему в обществе. Я могла бы посадить его на плечо, чтобы он предупреждал: “Не хочу говорить сейчас”».

ЛИЛИ

14 ЛЕТ, ХАДДЕРСФИЛД, АНГЛИЯ

РАЗГОВАРИВАТЬ С ОДНОГОДКАМИ ВСЕГДА БЫЛО НЕПРОСТО ДЛЯ МЕНЯ. Я СЧИТАЛА, ЧТО ПРОБЛЕМА В НИХ, НО, КОГДА МНЕ БЫЛО 8–9 ЛЕТ, МОЯ УЧИТЕЛЬНИЦА СКАЗАЛА, ЧТО, ВИДИМО, У МЕНЯ СИНДРОМ АСПЕРГЕРА.

Когда я оказывалась в шумных местах, то могла сбежать. Шум казался мне хаотичным, он причинял ушам боль. Мне было сложно заводить друзей, и эта проблема осталась со мной до сих пор. Я ощущаю себя другой, потому что окружающие одержимы популярными вещами, а мне плевать на все это. Кое-что меня действительно волнует, например поп-музыка, которая напоминает скрежет ногтей по доске.

За годы я поняла, что другие люди не интересуются тем, чем интересуюсь я. Суровый урок.

В начальной школе я часто подражала звукам животных. Я пыталась казаться нормальной, но жизнь сильно усложняется, если ты строишь из себя того, кем не являешься. Окружающие сторонились меня или шипели в ответ, а потом держались подальше. Люди всегда держались от меня подальше.

Многие школы отказывались признавать, что я «не такая» (их слова, не мои). Они считали, что я специально прикидываюсь аутистом, просто чтобы раздражать людей. На уроках математики я считала другим способом, но это называли неуважением. Они думали, что я дразню учителей. А я просто говорила: по-вашему, мы должны все записывать, а по-моему, можно считать все в уме.

Я перешла в другую начальную школу, лучше. Вообще-то она была потрясающей! Поддержка оказалась замечательной, а учителя были еще безумнее детей (в хорошем смысле). Было хорошо, и мы многое узнали. Затем я снова сменила школу, и там ко мне плохо относились из-за аутизма. У меня сложилось впечатление, что, когда учительница называла меня аутисткой, на самом деле она имела в виду, что я тупая. Они все говорили снисходительным тоном.

Помню, как один из школьников начал дразнить меня. Я накричала на него за это, и его заставили извиниться передо мной, «потому что Лили не всегда понимает социальные взаимодействия». Видите – снисхождение.

У меня есть друзья – люди, готовые терпеть меня продолжительные периоды времени. Всем нужен друг – тот, с кем комфортно разговаривать. Вместе безопаснее. Почти в каждой школе, куда я ходила (а их было немало), встречалась травля. Но чаще всего после сообщения о случившемся ничего не менялось. Мне кажется, это бессмысленная система.

Некоторые аспекты школы – ОК. Мне легко дается математика. Я не так хорошо знаю физику, но хорошо успеваю по естественным наукам. Частично я справляюсь с английским языком. Могу сочинять рассказы, но у меня плохо получается писать буквы. Я пытаюсь анализировать, зачем писатель сделал одну вещь вместо другой, но плохо понимаю его мотивацию. Во время вечера танцев я начала трястись и цепляться за друга, как будто мне грозит опасность. Многие танцующие вели себя странно. У меня случилась сенсорная перегрузка от громкой музыки, а еще я не понимала, что от меня ждали в таком окружении. Учителя приказали взять себя в руки.



Довольно часто мне нужно побыть в одиночестве, а люди пытаются улучшить мое состояние, и в конце концов я срываюсь на них. После я понимаю, что грубо вела себя с ними, но мне было слишком плохо, чтобы задумываться об этом тогда. Теперь ради спокойствия я ношу защитные наушники – чтобы ослабить звук и сократить количество поступающего извне шума. В школе мне разрешили их носить после случая, когда я сидела в углу, качаясь и сдавливая уши руками.

Мне нравятся автоматизация и машины. Например, автоматизированный заказ еды в «Макдоналдс» – мама ненавидит его, а я обожаю. Машины не осуждают тебя. Я посещаю клуб, где пишу программы для роботов, а иногда там даже разрешают собрать робота. После школы я хочу заняться робототехникой. Это мой шанс покорить мир. Мировое господство – мой план! Вас приветствует Верховный Лидер Император Лили! Я сделаю робота, который будет общаться вместо человека с аутизмом и помогать ему в обществе. Я могла бы посадить его на плечо, чтобы он предупреждал: «Не хочу говорить сейчас». Это освободит меня от необходимости разговаривать с незнакомыми людьми или теми, с кем не хочу общаться. А еще другие люди перестанут говорить со мной, когда мне нужна пауза, и мне не придется откусывать им головы.

У людей бывает довольно много отклонений, связанных с речью, например расстройство речи или заикание. Мой робот смог бы помочь им тоже. Люди, которые физически неспособны говорить, вынуждены носить громоздкое устройство, преобразующее текст в речь. Мой робот будет маленьким, компактным.

Я хочу повлиять на общество. Общество любит обманывать себя, считая, что принимает особенных людей. Но это не так. Я буду стоять на своем. Потому что я такая. У одной из моих подруг другой способ. У нее есть моторизированное инвалидное кресло, и, если ей кто-то не нравится, она проезжает колесом по его ноге. Она «стоит на своем» на ноге обидчика. По-моему, это забавно.

ЛИЛИ

«ОБЩЕСТВО ЛЮБИТ ОБМАНЫВАТЬ СЕБЯ, СЧИТАЯ, ЧТО ПРИНИМАЕТ ОСОБЕННЫХ ЛЮДЕЙ. НО ЭТО НЕ ТАК. Я БУДУ СТОЯТЬ НА СВОЕМ».

Полина, 16 лет, Санкт-Петербург, Россия

«Ты можешь любить предмет и хорошо его знать, но не понимать, как его применить в жизни, – это большая проблема».

ПОЛИНА

16 ЛЕТ, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, РОССИЯ

УЖЕ ПОЛТОРА ГОДА МЫ В ПРОЕКТЕ «АЛЬТЕРНАТИВА» СОЗДАЕМ ПОРТРЕТЫ ИНТЕРЕСНЫХ ЛЮДЕЙ – ДЕЛАЕМ ИНТЕРВЬЮ И ФОТОСЪЕМКИ.

Мы начали работать весной 2018 года, решив рассказать подросткам истории представителей разных профессий, о которых большинство мало что знает. Взглянуть, как дело влияет на человека, как ему работается и чего следует ждать, если на его месте окажешься ты. Я задавала всем своим собеседникам одни и те же десять вопросов – такая у меня была концепция, но тексты выходили удивительно разные.

Жанр интервью я выбрала, потому что мне было важно исключить себя из текстов практически полностью, чтобы герой оказался как можно ближе к читателю. Персонажи находились спонтанно – просто просила об интервью тех, кто мне встречался. Среди героев есть физики, инженеры, преподаватели – представители тех специальностей, в изнанку которых редко заглядывают. Одно из самых запомнившихся мне интервью получилось с человеком, который делает системы по контролю судов и морской навигации в Африке.

Из разговоров с героями я узнавала неожиданные для себя вещи. Например, что политика влияет на закупку деталей для строительства кораблей в Саудовской Аравии. А от преподавательницы теории познания услышала, что каждый рабочий день она «делает людей причастными к той самой вещи, которая оправдает человечество на Страшном суде». Это было в контексте разговора о поэтах Серебряного века.

Нельзя погрузиться в специальность просто через текст. Для этого нужна практика, много практики, которой, как мне кажется, нам не хватает в школах. Дети часто не понимают смысла того, что они изучают, и из-за этого не готовы в должной мере вкладываться в учебу. Вот, например, школьная биология или химия – это набор правил, которые непонятно как применять. Недавно мне попался в руки учебник для фармакологов по медицинской химии, там прямо в самом начале, в предисловии, было объяснено, зачем изучать цитологию, например. Но в школе это связующее звено с миром практики обычно отсутствует.

Сейчас, мне кажется, в школах практика считается чем-то несерьезным, косо смотрят на людей, которые уходят в колледж. Хотя, конечно, тут дело и в системе образования, в которой на такие заведения вечно не хватает финансирования, и преподают там нередко специалисты не самого высокого класса.

Современному подростку (да и взрослому, мне кажется) непонятно, как работает мир профессий. Вот поступим мы на филфак, физфак или химфак – а дальше что? Кем стать после этого? Ты можешь любить предмет и хорошо его знать, но не понимать, как его применить в жизни, – это большая проблема.

Сейчас, в результате работы над «Альтернативой», мне кажется, что связь между образованием и будущей профессией необязательна: люди могут работать кем угодно и менять свои решения в течение жизни. Например, «мне нравится генетика» и «я не хочу всю жизнь пялиться в микроскоп» – могут быть позициями одного и того же человека в разные периоды, он имеет на них право. Пожалуй, единственная сфера, в которой эта связь должна быть прямой, – медицина. Хотя и тут не поручусь.

Для того чтобы выбрать профессию, нужно на самом деле две вещи: первая – наблюдать за собой и подмечать, чем ты занят каждый день, что ты любишь делать; вторая – смотреть на людей вокруг и то, как они живут, примерять на себя. Мой проект об этом.

Дополнительная цель, которая возникла уже по ходу развития «Альтернативы», – показать, что нас окружают удивительные люди. Просто, чтобы это понять, нужно копнуть немножко глубже.

Скоро «Альтернатива» может значительно измениться: раньше я слишком цеплялась за форму проекта, связанную с профориентацией – темой, которая актуальна, но сейчас мне менее близка и кажется необязательной. Мне бы хотелось, чтобы «Альтернатива» стала ближе к антропологии. Как бы ни сложилось дальше, это полезный опыт, который я использую в следующих проектах.