Пока не обмякнет.
А потом перекинуть через плечо, оттащить в свою спальню. Распять на кровати, зацелованную допьяна, возбужденную, горячую, влажную. И продолжить то, что началось в самолете.
Я знал, что она начнет брыкаться, но надолго ее не хватит. Сдастся, позволит все, потому что сама этого хочет.
Знал, но отпустил, позволил ускользнуть. И с удивлением обнаружил, что даже это доставляет мне странное удовольствие.
Шел в свою спальню и улыбался.
Моя девочка…
Я подожду. Недолго, конечно. Долго и не понадобится. Она, как и я, уже отравлена страстью. И почти готова зайти куда дальше, чем в самолете, но пока не решается признаться себе в этом.
То, что все произойдет – вопрос решенный, а небольшая отсрочка только добавит перчинки этому пикантному блюду.
Я проклял все на свете, полночи ворочаясь в постели. А когда, наконец, уснул, видел потрясающе непристойные сны.
С утра встал с каменным стояком. Член рвался в бой, в паху резало. Яйца жгло, будто в штаны сыпанули целую пригоршню тех самых перчинок.
Хотелось рвануть в ее комнату. Сдернуть одеяло, сорвать трусики и взять ее сонную, теплую, растерянно-покорную. Засадить на всю глубину и оттрахать, сминая, тиская, гибкое тело. Чтобы извивалась под ним, вскрикивала и стонала от наслаждения. И кончить. Вместе.
С другой бы так и сделал. Но с ней нельзя. Нельзя, твою мать.
Да и не успею. Пора ехать в офис.
Душ помог, но слабо. Даже завтракать не стал. Прыгнул в машину, дал по газам и вылетел из дома, словно за мной гнался отряд бойцов с автоматами.
Где-то на полпути к офису внизу все стихло, вверху прояснилось.
Надеюсь, сегодня никто не нарвется.
И еще надеюсь, что к концу «предвкушения» я не превращусь в буйного невротика.
Я уже въезжал в город, когда зазвонил телефон. На дисплее высветилось имя Каролины. С кем с кем, а с ней сейчас говорить не хотелось. Но и просто сбросить звонок было бы свинством.
– Слушаю, – ответил я.
– Привет, милый! – промурлыкала она. – Не заедешь сегодня вечером?
А это, наверное, был бы выход. Я почти представил себе, как приезжаю к Каролине. Туда, где все просто, где не нужно быть терпеливым, не нужно ждать, можно брать все и сразу. Так, как я люблю.
Натрахаться до звона в ушах, сбросить напряжение, потому что еще одной такой ночи я, твою мать, просто не вынесу. Представил роскошное гладкое тело, гибкое, горячее, готовое на все, что я буду с ним делать, и…
И понял, что нет. Не хочу. Сама эта мысль вызывала отторжение.
– Извини, но нет. Так вышло, что теперь уже у меня кто-то есть.
– Не может быть! – тихо рассмеялась Каролина. И в первый раз ее низкий хрипловатый смех не отозвался щекотной дрожью в позвоночнике. Он вообще не вызвал никакой реакции. Полный ноль. Зеро. – У Райана Фаррелла что-то серьезное?
– Да.
До этого момента я не задумывался о том, насколько все серьезно. Никогда не мыслил подобными категориями. Но сейчас, когда Каролина задала вопрос, пришлось признать: да, все серьезно. Гораздо серьезнее, чем я мог себе представить.
В трубке так долго молчали, что я уже хотел нажать отбой, но Каролина вдруг сказала:
– А может, мне тоже плевать!
– Может, – согласился я. – Только мне не плевать.
Она не ответила. Просто бросила трубку. Насколько я знаю Каролину, она сейчас в ярости.
Но виноватым я себя не чувствовал. В конце концов, мы никогда ничего друг другу не обещали.
Глава 16Линда Миллард
Ночью я спала плохо. Постоянно просыпалась от того, что мне снился Фаррелл, его руки, скользящие по моему телу, его губы, горячие и требовательные, жадный обжигающий взгляд. К утру я уже смогла поставить себе диагноз: передозировка Райаном Фарреллом. Черт побери, даже если бы я согласилась на его предложение и отправилась ночевать в его комнату, едва ли между нами было бы больше секса, чем в моих сегодняшних снах. Ну что ж, одно утешало: о том, что творилось со мной этой ночью, Фаррелл не узнает.
Как только я поднялась с кровати, умылась и привычно щелкнула пультом, подоспели еще плохие новости. Огромный экран транслировал серую муть по всем каналам. Меня что, отключили от кабельного? Это какое-то наказание? Неужели Фаррелл решил, что мне требуется больше времени на то, чтобы думать о нем? Это было бы очень жестоко с его стороны: реалити-шоу и сериалы хоть как-то скрашивали мое тоскливое одиночество в этой комфортабельной тюрьме.
Элеонора появилась с завтраком ровно в назначенный час.
– Доброе утро! – она сделала попытку улыбнуться.
Получилось кисло и неубедительно, но все же…
– Не слишком доброе, но спасибо, – проворчала я.
– Как ваше настроение сегодня? – с той же кислой улыбкой спросила она.
Я удивленно на нее уставилась. Это еще что за новости? Она пытается быть милой? Неужели только потому, что ее всемогущий хозяин пару раз выехал со мной поразвлечься? Скорее всего, так и есть. Может, она решила, что я и правда в этом доме гостья, а не пленница. И теперь пытается проявить гостеприимство.
– Телик не работает, – сообщила я. – Фаррелл приказал оставить меня без зрелищ?
– Нет, что вы, – захлопала глазами Элеонора. – Там что-то сломалось, я уже вызвала мастера. Через пару часов приедет и починит. Хотите пока что-нибудь почитать?
Черт возьми, такая подобревшая Элеонора меня пугала куда больше, чем прежняя. От той хотя бы было понятно, что ожидать.
Я покосилась на поднос с завтраком. Может, она сыпанула туда яда? И теперь тихо радуется, что терпеть меня осталось недолго.
– Нет, спасибо, поваляюсь в ванне. Это как раз и займет два часа.
Я уже выходила из ванной в уютном махровом халате, когда дверь приоткрылась. На пороге появилась Элеонора, за спиной у нее маячил здоровенный детина.
– Это мастер, – пояснила она. – Он вроде бы нашел проблему, разобрался, но теперь нужно проверить, во всех ли комнатах работает.
– Окей, – лениво протянула я.
Взяла с тумбочки пульт, щелкнула кнопкой. На экране появилась смазливая голливудская физиономия. Она вещала что-то про благотворительность и мир во всем мире.
– Все в порядке, – прокомментировала я.
– Подождите, я сам посмотрю.
Неужели? Он нажимает на кнопки как-то иначе?
Мастер отодвинул Элеонору в сторону, не обращая внимания на ее возражения, подошел ко мне, взял из рук пульт и…
И в моей ладони оказался клочок бумаги.
Пот прошиб меня с ног до головы, на какое-то мгновение я застыла. Это не просто мастер, это… Черт возьми, я понятия не имею, кто это и что ему нужно.
– Все в порядке, – с улыбкой объявил мастер. – Все работает.
– В таком случае немедленно покиньте комнату! – звенящим от негодования голосом заявила Элеонора.
– Конечно, конечно, миссис…
Мастер исчез за дверью, Элеонора за ним следом. А я так и осталась стоять, сжимая в руке бумажку и не понимая, что с ней делать.
Сердце билось как сумасшедшее. Я и хотела увидеть, что там, и боялась. Но в любом случае разворачивать ее перед камерами не стоило.
Я шмыгнула обратно в ванную. Развернула записку так осторожно, словно она могла меня ужалить.
«Линда, ни о чем не волнуйся и не говори лишнего. Фаррелл тот еще гад, но я тебя вытащу». Вместо подписи одна единственная буква «Ф». Но мне и не нужно было больше. Я и так знала, кто это.
Я смяла записку, хотела ее выбросить, но сунула в карман. Снова вышла из ванной, без сил упала на кровать. Меня била мелкая дрожь. Вот и все. Игры закончились. Я больше не могу, как раньше пить с Фарреллом дорогое вино, кататься на яхтах и летать на самолетах, оправдывая это тем, что у меня нет выбора.
Теперь выбор есть. И я должна сделать его прямо сейчас. Кому я верю? Райану Фарреллу или тому, кто подбросил мне чудесную идею забраться в его офис?
Каждый из них был убедителен, каждый уверял, что хочет помочь и только один говорил правду. Кто?
Фаррелл приедет поздно вечером. Это значит, что мне не нужно принимать решение прямо сейчас. У меня есть несколько часов, чтобы подумать.
Я так и не прикоснулась к пульту от телевизора. И не только потому, что глупый шум – это последнее, что мне сейчас было нужно. Нет, он напомнит мне о телевизионном мастере. От которого, мне казалось, исходит опасность не меньшая, чем от записки.
Я провалялась целый день на кровати, путаясь в собственных мыслях и чувствах. Элеонора приносила и уносила подносы с едой, бросала на меня обеспокоенные взгляды, но, слава богу, ничего не спрашивала. И это к лучшему. Боюсь, если бы она вздумала лезть ко мне с расспросами, узнала бы много новых неприличных слов. И только когда солнце уже клонилось к закату, окрашивая привычную серую стену за окном в веселенький розовый цвет, я сказала Элеоноре:
– Когда мистер Фаррелл вернется, передайте ему, что мне надо с ним поговорить.
И стоило мне это произнести, как я почувствовала, будто холодная жесткая рука, которая весь день сжимала мои внутренности, разжалась, и я, наконец, смогла дышать спокойнее.
Что бы там ни было, решение я приняла. Правильное оно или нет, скоро узнаю.
Но менять что-то уже поздно.
Мистер Фаррелл не стал вызывать меня к себе, сам явился в комнату. Вид у него был крайне усталый. Я шагнула ему навстречу и уже в следующее мгновение оказалась в крепких объятиях. И даже мой возмущенный писк ничего не изменил.
Фаррелл прижимал меня к себе, зарывшись лицом в макушку, и выпустил только спустя несколько долгих мгновений. Тогда, когда я вовсе не хотела, чтобы он меня отпускал. Потому что выяснилось, что стоять, уткнувшись носом в его грудь, вдыхая его запах, вжимаясь в него всем телом, мне нравится. Чертовски нравится!
Нравится, что он большой и сильный. И когда он обнимает меня вот так, мне кажется, что он запросто решит все мои проблемы и защитит от чего угодно. Возможно, это просто иллюзия, за которую мне придется поплатиться. Но мне нравилась эта иллюзия, и я ничего не могла с этим поделать.