Открываю сумку, не глядя пытаюсь найти телефон среди миллиона ненужных вещей, натыкаюсь пальцами на какую-то бумажку, потом на что-то мягкое, на какой-то брелок, еще раз на что-то мягкое… Боже, найти что-то в этой сумке почти нереально! Такая маленькая, а столько всего вмещает в себя! Снимаю ее с крючка и одной рукой высыпаю все содержимое на рядом стоящий комод и…
– А-а-а! А-а-а!
Я не могу связать двух слов. Дрожь идет по телу, я кричу и не контролирую уровень паники в организме.
Отскакиваю, пытаюсь стряхнуть с себя что-то, мне кажется, на мне куча всего! Роняю бокал, он разбивается вдребезги по полу, слезы заливают щеки.
Я вижу, как огромный паук ползет по моим вещам, что я высыпала вместе с ним из сумки, и меня колотит от осознания, что я его трогала… Собственными руками!
Снова кричу, не контролирую это состояние, мне кажется, что у меня просто сейчас остановится сердце! Я до ужаса боюсь пауков, это единственная в моей жизни фобия, с которой я просто даже не готова бороться: настолько страшно даже думать о них! Даже смотреть на картинках! А тут…
Все тело в мурашках, мне становится сложно дышать, я не понимаю, куда деться от этого кошмара, и просто с каждым шагом отхожу все дальше, даже не чувствуя боли от ран на ногах, которые я получаю, когда наступаю на стекла от разбитого бокала.
В дом начинают забегать все, кто был на вечеринке, я не разбираю лиц и голосов, но уже через минуту утыкаюсь в грудь родного человека и реву, прижимая его к себе.
Невозможно передать словами мой страх, это несравнимо ни с чем, это на таком уровне, что я без шуток могу умереть от ужаса.
Ничего не понимаю, что происходит, просто плачу и чувствую, как он прижимает меня ближе к себе, а еще слышу пару таких же криков девчонок. Видимо, они тоже заметили этот ужас.
– Все, все, Кареглазка, я рядом, дыши, его убрали, все, – шепчет он мне в макушку, поглаживая по спине и укачивая, как ребенка. Снова…
– Это о-она, – выдаю я сквозь рыдания, заикаясь, – она все, опять она!
– Кто она? О ком ты?
– Ми-мишель. Она н-на кухне…
– Да твою же мать! – рычит он. Рвется уйти, но я цепляюсь крепче, не давая ему оставить меня. Отключаюсь от разговора, пытаясь перестать трястись, слышу, что он рассказывает кому-то о моем предположении, а потом до уха доносится голос Миры.
– Как она меня достала, а… – говорит она, а потом ее голос отдаляется. Мне кажется, что я слышу чьи-то крики, но, когда все вокруг выходят из комнаты, где стоим мы, понимаю, что мне не кажется!
– Андрюш, – шепчу ему в грудь, все еще не отрываясь, – что происходит?
– Твоя подруга дерется с Мишель, – говорит он странно спокойным голосом, и я впервые за все это время отстраняюсь от него, в ужасе переспрашивая, не послышалось ли мне.
– Что?!
– Ага, – кивает он снова так спокойно, словно ничего страшного не случилось. – Ну как дерется… Она выволокла за волосы ее на улицу. Там уж разняли… Крикнула ей, чтобы рядом с тобой ее больше не видела. Я с ней солидарен, рядом с тобой ей делать нечего. А Мира – прям красотка… Борьбой занималась, да?
– Андрюш, ты серьезно сейчас? – спрашиваю в шоке. – Она ее избила?
– Никто никого не избил! Все живы. Больше, чем ты, не пострадал никто, – говорит уже Мира, видимо вернувшаяся с поля битвы.
– Мир, ну ты что? – обнимаю подругу.
– Она достала меня. Хоть кто-то должен был ее на место поставить! Словами она явно не понимает, а силой мальчики не могут, они джентльмены у нас, – хихикает она.
– Подтверждаю, – кивает Андрей. – Мы такие!
– Кошмар какой, – качаю головой. – Снова все из-за меня… Я испортила всем вечеринку, боже, простите меня, пожалуйста…
– Пойдем поговорим, да? – тут же меняется в лице Андрей. – Ты как? Отошла?
– Не знаю, – веду плечами, стараясь отогнать от себя чувство, что тот огромный ужас все еще сидит где-то на мне. – Я боюсь там проходить, – хмурюсь.
– Пошли через заднюю дверь. Как раз там в тишине и поболтаем.
– Андрей, – зовет его Мира, кивая на мои ноги. И я смотрю и наконец-то чувствую, что порезалась. Кровит… Больно.
– Принесешь аптечку из ванной? – просит он ее, а потом поднимает меня на руки и уносит через другую дверь, как и обещал.
Меня все еще потряхивает от ужаса, и я стараюсь просто не вспоминать все, на что смотрела собственными глазами. Это ужасно, мне кажется, хуже этого я не видела ничего. Никогда не испытывала такого страха, все остальное перед этим просто меркнет. Андрей несет меня на руках, а я в панике осматриваю каждый уголок дома, банально переживая, что что-то подобное будет и здесь. Мне хочется потереть ладошками каждый сантиметр тела, просто чтобы удостовериться, что на мне никто не сидит. Я жмурюсь и вздрагиваю от мурашек ужаса, пробегающих по мне, а уже через несколько секунд Андрей усаживает меня в плетеное кресло на заднем дворе дома Матео.
Тут совсем все по-другому, даже как-то… По-семейному, что ли. Легкое освещение от фонарей, кресла и столик на террасе, а дальше просто газон, просторно очень!
Через минуту Мира выносит Андрею аптечку, пока я рассматриваю все окружение, и мы снова остаемся одни.
Мне так многое хочется ему сказать… И одновременно говорить совершенно не хочется. Просто потому что: а какой в этом смысл? Он найдет аргументы для каждого моего слова, я точно уверена, и в итоге дурочкой со странным мышлением останусь я, а он, как всегда, будет прав.
Но странности во мне все-таки больше, чем адекватности, по всей видимости, поэтому, как только Андрей усаживается прямо на пол террасы и начинает бороться с моими ранками на ногах, меня прорывает и я начинаю говорить все, что накопилось в душе за эти совсем недолгие, но, кажется, уже бесконечные пару дней отдыха.
– Андрюш, прости меня, пожалуйста, – говорю сразу же. Он цокает и закатывает глаза, но я не даю ему меня перебить. Опять вот он не воспринимает мои слова всерьез! А я волнуюсь вообще-то. – И не надо так реагировать, – хмурюсь и чуть постанываю, когда он достает пинцетом осколок из ранки. Небольшой, слава богу. – Не надо закатывать глаза, я говорю от чистого сердца и только то, что думаю.
– Ты слишком много думаешь, Яна, – перебивает он, не отрываясь от своего занятия.
– Это лучше, чем не думать вообще. И еще раз: не перебивай и слушай! Я хочу попросить прощения за то, что… За все это, – вздыхаю. Вижу, что он вообще не воспринимает мои слова всерьез. – За то, что я такая вот проблемная свалилась на твою голову, а ты, наверное, просто потому, что настоящий мужчина, не можешь перестать со мной возиться. Я буквально встреваю во все подряд, хотя раньше за собой не замечала такого, жила себе как получалось… Но тут словно какое-то испытание на прочность, и мне очень неловко, что все это лежит на твоих плечах. Ты уже застал две мои сильные истерики, порезы эти, просто какие-то тараканы в моей голове… Зачем и как ты это терпишь – я представить вообще не могу, но… Просто хочу извиниться. И сказать спасибо. И еще… ну, если тебе вдруг все это надоело и ты хочешь просто спокойно жить – я все пойму и не буду на тебя обижаться, правда. Я прекрасно понимаю, что снег на голову в виде проблемной бывшей тебе точно не нужен был.
– А кто это тебе разрешал за меня думать, нужен был или не нужен был, а? – спрашивает он меня, обрабатывая порезы после проверки на наличие в них осколков. – Просто интересно, почему ты решила, что ты точно знаешь, что я думаю и чувствую? Яночка, я, наверное, чуть грубоватым сейчас буду, но не надо додумывать за других людей, хорошо? Во-первых, я был крайне счастлив встретить тебя здесь и хочу забрать себе каждую минуту с тобой рядом, пока ты не улетела домой. Это так, для справки. Второе: я совершенно не считаю тебя проблемной, или как ты там сказала. Что за чушь вообще?
– Я постоянно во что-то встреваю, – хмурюсь и кусаю губы, следя за его ловкими руками.
– Во что? Твои первые слезы – вина твоего бывшего придурка, после отношений с которым, к слову сказать, ты вообще держишься молодцом. Люди у психологов годами лечатся после такого, а ты находишь в себе силы улыбаться. Это дорогого стоит, и словить паническую атаку из-за очередной его нападки – это не встрять во что-то. Это следствие тех действий, в которых ты оказалась жертвой. Ты поняла меня?
– Поняла, – киваю. О чем я и говорила. Психолог он, что ли…
– Второе, – продолжает, забинтовывая мне стопу, – случай в ресторане или случай сейчас – это такие же проделки идиота рядом с тобой, как и в ситуации с твоим бывшим. Только идиот тут немного другой человек. И как бы мне ни хотелось остаться в нормальных отношениях со своей бывшей просто потому, что она – мой выбор, который я сделал когда-то, но такое вытворить мог только человек с сомнительным уровнем адекватности. И это я прошу у тебя прощения за то, что ты оказалась в это втянута, а я со своей стороны не смог донести до нее информацию так, чтобы это предотвратить. Ты простишь меня, Кареглазка?
Он заканчивает с ранами и поднимает взгляд, смотря точно в глаза. Открыто и пронзительно, так, что у меня нет никаких вариантов, кроме как кивнуть и согласиться с ним.
Я не знаю, как он делает это, правда. Он всегда так делал! Поворачивал мою уверенность в чем-то на сто восемьдесят и вкладывал в голову свою правду. И в итоге то, во что я верила минутой ранее, теперь кажется мне сущим бредом.
Как это происходит? Почему? Может, я изначально была настроена неправильно, поэтому он так легко умудряется повернуть мои мысли в другую сторону?
Ну или он фокусник какой-то, как вариант.
Или… или мне просто очень хочется ему верить. Чтобы не ощущать себя какой-то не такой или что-то в этом духе. И верить в то, что он тоже не считает меня странной…
– Обратно хочешь? – спрашивает он, не давая дальше копаться в мыслях. – Ранки неглубокие, скоро пройдет.
Он гладит меня по коленке, и я понимаю, что вообще не хочу возвращаться. Я слышу громкий смех и музыку, осознаю, что вечеринка снова в самом разгаре и, к счастью, ничего не закончилось после моей истерики, несмотря на то что на мой крик прибежали буквально все! Это радует, но… я не хочу обратно.