– Поцелуй меня, – шепчу в губы, намекая, что мне было катастрофически мало. Он смотрит слишком внимательно, словно ищет на моем лице какие-то другие ответы, но других точно не будет! Поэтому я не дожидаюсь реакции и снова целую сама, но уже напирая сильнее. Мне очень нужны его губы и руки, я вообще без этого скоро перестану функционировать…
Он сдается. Расслабляется и обнимает меня за спину, водит руками по коже, пробирается под пижамную майку… Он ласкает мои губы не торопясь, жар медленно растекается по венам, зажигая все клетки внутри моего тела. Вспыхиваю, словно спичка, от всех его касаний, прогибаюсь, тянусь…
Он меняет положение, кладет меня на спину. Нависает сверху, такой мой, такой родной! Целует глубже, я подаюсь к нему, обнимаю ногами торс, жмусь сама, не могу терпеть больше…
– Кареглазка, если ты вдруг не готова, то…
– Нет! – отрезаю, а потом шепчу ему прямо в губы, глядя при этом в глаза: – Я готова, и… Ты знаешь, я еще никогда так сильно никого не любила. Покажи мне, как это? Когда по любви…
Молчит пару секунд. Затем кивает и снова целует. Но мягче. И трогает мягче… Словно он выбрал какую-то другую тактику, но я совершенно точно не буду против…
Его руки – моя погибель, а губы – эликсир жизни. Никогда и ни с кем мне не было настолько хорошо. Он окутывает нежностью и любовью меня со всех сторон, гладит руками, чуть щекочет, заставляя покрываться мурашками.
Его много, он каким-то чудом умудряется быть сразу везде. Спускается поцелуями к шее, медленно избавляет меня от одежды и нежничает своими губами ниже, и ниже, и…
– Ниже! Вот так, да, боже, как хорошо… Ты рядом, как хорошо…
Плавлюсь в его руках, сжимаю волосы и путаюсь в отросших прядях, стараюсь быть тише, но постоянно забываю об этом. Чувствую его пальцы внутри, выгибаюсь, подставляясь под горячий язык. Меня трясет, теряю связь с реальностью, перед глазами пелена от подступающих слез удовольствия.
– Иди… – заикаюсь, подтягивая его к себе, – немедленно иди ко мне, с тобой хочу, только с тобой…
Отрываю его от себя, когда уже на грани, целую сильно, помогаю снять лишнюю одежду, снова целую, прижимаюсь, обнимаю, сгораю от страсти и…
И первый же толчок уносит за край. Он толкает с обрыва, возносит за облака. Содрогаюсь всем телом, цепляюсь пальцами за плечи, прикусываю Андрея за нижнюю губу и жмурюсь, наслаждаясь моментом.
Он начинает двигаться раньше, чем оргазм отпускает меня полностью, и это чувствуется слишком остро. Он осторожный и заботливый, но каждое движение настолько правильное, что я теряюсь в пространстве и совсем не хочу возвращаться в реальную жизнь. Пальцы переплетаются, души соединяются в одно целое.
Нам хорошо вместе, мы прячемся в любви друг друга от постороннего мира все утро, раз за разом доказывая самим себе, что сделали правильный выбор.
Глава 16Андрей
The Brookln – «Свободна»
Оказалось, что бросить все и уехать в другую точку планеты страшно только в планах и мыслях. И во время самого полета.
На деле же, когда ты достигаешь той цели, за которой и охотился, все страхи, все неудачи, все отходит на второй, третий и даже десятый план. У тебя остаются только ты и та самая ценная цель в руках, а остальное – такая чушь…
Яна со мной. Мы вместе. У нас все хорошо.
Да, призраки прошлого все еще преследуют, пусть и не приносят много боли. Да, есть над чем работать, куда стремиться и чего достигать, но… Но мы вместе. А значит, и море по колено, и весь мир по плечу.
Сейчас мы едем в Рязань к нашим родным, сидим в поезде обнявшись, умиротворенно молчим. Поездку вообще не планировали, просто подумали пару дней назад, что хорошо бы поехать, и сразу заказали билеты. Вообще я тут неожиданно понял, что внезапные решения – это не плохо. Порой они приносят счастья больше, чем то, чего ждешь всю жизнь.
– Ехать всего три часа, – начинает Яна, нарушая тишину, – а я столько лет не могла просто без повода приехать к маме. Всегда думала, что она заметит грусть на моем лице и выпытает все про Марка.
Кулаки и челюсть автоматически сжимаются, когда слышу его имя. Не могу спокойно реагировать, каждый раз в сознании всплывают воспоминания о том, что моей Яне пришлось из-за него пережить.
– Хорошо, что теперь ты можешь поехать спокойно, – прижимаю к себе и целую в макушку, – ничего не боясь.
– Теперь боюсь только за тебя, – она хихикает, – они же тебя зацелуют до смерти.
– Ну ты спаси меня тогда, если уж прям будет угроза жизни, – посмеиваюсь вместе с ней, глядя на красивые пейзажи за окном, – а то у меня на тебя большие планы, я пока на тот свет не планирую.
– Большие? – поднимает голову и улыбается, глядя в глаза. В них и правда больше нет грусти, и я каждый день, видя в них искорки счастья, бесконечно горжусь этой сильной девочкой.
Она как-то сказала мне: «Да ладно, ничего особенного со мной и не было. Люди гораздо худшее могут испытывать, кого-то вообще каждый день кулаками бьют».
Дурочка, честное слово.
– Огромные! – шепчу на ушко.
Когда я несколько лет назад остановился в Валенсии, то был точно уверен, что нашел свое место на этой земле. Я много где был, но комфорт испытал только там, остался, начал жить и дышать полной грудью, но… Но в итоге, когда я снова встретился с Яной и она уехала, я понял, что без любви и частички души даже самое любимое место покажется чужим и холодным. Так и случилось. Мне не нужна была больше Валенсия или любой другой уголок мира, если в нем рядом со мной не будет Яны. Я примчался в Москву, и мне стало хорошо там. Я сидел за решеткой в самых жутких условиях, но когда она обнимала – и там было вполне нормально. И в душноватом поезде сейчас, обнимая ее, мне хорошо. И в родной Рязани тоже будет, я знаю. Теперь – где угодно, потому что с ней.
Она – мой дом и мое счастье, я не устану думать об этом и повторять ей эти слова. Бывший не давал ей нежности, в которой она нуждается, поэтому я дам ей в несколько раз больше, в сотню раз больше, потому что она заслуживает этой любви.
Сама Янка до ужаса нежная, но пока еще ей сложно открыться, и я ни в коем случае не осуждаю ее за это. Говорит: «Не умею проявлять свои чувства», но одного только ее горящего взгляда на меня хватает, чтобы сердце начало стучать быстрее.
Мы с ней – две половинки одного целого. Разные, как черт знает что, но при этом одинаково подходящие друг другу.
Глажу пальцем кожу на ее руке чуть выше локтя – там старенькая, но такая любимая татуировка. Часто ее касаюсь, как и она моей, вспоминаем день, как спонтанно сделали их, приходим к выводу, что тот татуировщик нас и связал этой краской. Наверное, чушь, конечно, но пусть. Такая же странная история, как и наши с ней отношения.
– Нужно заехать за цветами, – говорю Яне. До приезда всего полчаса, она очень волнуется. Да и я тоже! Я вообще там десять лет не был. Мама прилетала ко мне пару раз, но все равно это другое… Ни дома не видел, ни родителей, ни маму Яны! С ней-то тоже с самого детства знаком, Ольга Юрьевна вообще мировая женщина.
– Да, конечно, – отзывается Яна, зевая. – Желательно не за розами. Они обе, конечно, розы очень любят, но если решат прибить нас за то, что молчали…
– Возьмем что помягче, солидарен с тобой.
Смех смехом, а эти две боевые подруги точно захотят нас прибить. Молчали о том, что я приехал, о том, что мы вместе… О происшествии с Марком тоже молчали, но тут по понятным причинам. Я уже даже слышу слова мамы: «А о внуке когда рассказали бы нам? Когда он в первый класс уже пошел?» Я чувствую, что так скажет, не удивлюсь даже.
Приезжаем, идем за цветами, а потом едем к нашим. Мы оба из небольшого поселка, частный сектор, дома, большие дворы… Мы жили на соседних улицах и сначала решаем разойтись каждый к своим, а потом уже соединиться, но как только я довожу Яну до двора ее дома – слышу смех моей ма. Ясно, и идти никуда не пришлось.
– Кто бы сомневался, что вместе, – посмеиваюсь. Перехватываю букет покрепче, второй вручаю Яне. – Давай ты моей дари, а я твоей. Свекрови, теще, все такое.
– Это что за новости еще, Воронцов? – шепчет мне Яна, но так, словно громко возмущается. – Мы встречаемся-то сколько…
– Двенадцать лет, с перерывом!
– С перерывом в десять лет? – закатывает она глаза. Киваю. – Дурень.
Ну дурень, да, что такого? Если я все равно будущее только с ней вижу?
Дальше решаем не пререкаться, входим во двор, идем на звук смеха. Мамы сидят за столом и о чем-то болтают, когда мы за их спинами синхронно негромко покашливаем, привлекая внимание.
Пару секунд они тратят на то, чтобы понять, откуда звук, еще пару на то, чтобы обернуться. Примерно секунд двенадцать у них уходит на ступор, а потом мы все дружно несемся к друг другу и тонем в бесконечных объятиях. Мне кажется, от количества женских эмоций я вполне могу оглохнуть, но в целом они все так счастливы, что не особо-то и обидно будет. Мы правда очень долго обнимаемся, то все по очереди, то сразу вчетвером, потом наконец-то вручаем цветы и усаживаемся с ними за стол.
Расспросы, мое любимое (нет).
– Ну а что не позвонили? – говорят в один голос. – Не предупредили даже, мы бы наготовили, встретили вас!
– Как вы вообще все это провернули? А как встретились?
– Андрюша, ты через Москву летел, а потом с Яночкой сюда?
– А где ваши вещи-то? Почему одна небольшая сумка?
– Мам, – тормозит поток мыслей Яна, негромко посмеиваясь, – погодите. Мы… на пару дней всего.
– Как на пару… – тут же теряет все настроение Ольга Юрьевна.
– Андрюша, сын, и ты? Столько не виделись…
– Да, мам, прости. У нас много работы в Москве, но мы теперь сможем часто приезжать. Или вы к нам!
– Лена, – поворачивается мама Яны к моей, – ты хоть что-нибудь понимаешь? Куда к ним?
– Ничего не понимаю, – признается она.
– Я переехал в Москву и возвращаться на постоянное место жительства в Испанию не собираюсь, – выпаливаю, шокируя их. Решаю добить сразу, что уж томить. – А еще, – хватаю руку Яны под столом, чувствую, как дрожит, тоже волнуется. Поднимаю над столом переплетенные пальцы и целую костяшки Яны, – а еще мы очень любим друг друга. Живем вместе, собираемся открыть свою студию танцев и по возможности жить долго и счастливо.