Ты погляди без отчаянья… (стихотворения) — страница 23 из 37

               Неизвестного, —

Той жизни, что, снидя не раз к бессветным

               смерти вратам,

Несется дорогой времен, по их священным местам,

Но новым прибежищам их, в колеснице все

               нового тела.

Был радостный миг для земли. Дремота ее отлетела.

Тогда-то постигла себя и, хоры покинув светил,

Отправилась Дева-Земля, божественных полная сил,

Скитальческим облачена, неявственно-желтым

               нарядом,

По пыльным дорогам земным к земным неполным

                отрадам,

Дробимым ударами горя, хоть прочными их мы

               почли,

Хоть верим в незыблемость их…

               О смелое чадо земли!

За мать вступило ты в бой, отвоевывать

               освобожденье

Родимой своей из тюрьмы, – и длится, и длится

               сраженье…

На острове диком, пустом, где прибой с четырех

                сторон,

Несокрушимо воздвигло ты свой зеленеющий трон.

Хранят скрижали скалы, неприступной,

               каменно-мертвенной,

Рассказ о победах твоих, сплетеньем побегов

               начертанный.

И стал покорен тебе тобой очарованный прах.

Ты путь проложило в песках.

               Была безглагольна природа,

И не ликовали стихии при сменах времени года.

В ветвях у тебя изначально таился для песни

                приют,

Той песни, где ветры-скитальцы свои голоса

               узнают.

Незримому телу ветров мелодия краски давала,

Украшены радугой их края твоего покрывала.

На бренном земном холсте с твоим появленьем

                возник

Впервые самой красоты дотоле невиданный лик.

Ты солнца творческий пыл впитало, оттенками

                цвета

Явило в свете дневном сокровища тайные света.

Браслетами пляшущих ног звеня в золотых

               облаках,

Апсары разбили сосуд, что в стройных держали

                руках,

И – юности вечной залог – божественная амрита

Была в цветочные чаши из рая Индры излита.

И землю украсило ты…

               Был тихий твой рост величав.

Ты полнилось мирною Силой, терпение с мощью

                связав.

В обитель твою прихожу, в спокойствие ласковой

                тени,

Безмолвие слушать. Один, устав от вседневных

               смятений,

Смиренно в тень я ложусь, и душа под шелест

                ветвей

Вникает в блаженную суть свободной жизни твоей.

Изменчивой вечно земли я слышу глухие боренья,

В себя углублен, постигаю твой мир. В тайнодействе

               творенья

Елей, что у солнца кипит на груди, в твоем существе

Горит горением новым – в зеленой пылает листве.

О пьющее солнца лучи! В зеленом ласкающем

                свете,

Не знаешь усталости ты, доильница дней

               и столетий…

Ты мощь человеку дало, что в жилах древесных

                течет, —

И все победил человек, узнал наивысший почет,

Соперником стал божества; вселенную всю

               поразила

Его непокорная мысль, его лучезарная сила.

И нет ему в мире преград… А я – посланец от тех,

Кто жизнью твоею живет, кто мирных ищет утех,

Я, сильный силой твоей, в цветах твоей плетеницы,

О друг человека, тебе приношу вот эти страницы, —

Поэт, плененный свирелью твоей мелодичной

                листвы,

Тебе посвящает поэму с поклоном седой головы.

Манговый лес

Едва лишь кто-то в аллее сегодня коснулся свирели,

                И песней твоя разрешилася дрема,

                О манговый лес.

Душа встрепенулась… Не знаю, во мне ли звучит,

               не во мне ли,

                Знакома ль душе или ей не знакома

                Весенняя весть?

Твоей я жизнью живу, мне душу потоки волнуют

                По недрам твоим побежавшего сока,

                О манговый лес.

Ты жаждешь в слове раскрыть свою глубину

               потайную,

                Поведать страданье и радость земную,

                С моей одинокой

                Тревогою слиться и с нею зацвесть.

Сверкают и тихо трепещут побеги красы твоей

               лиственной.

                Меняясь бесчисленно в смене мгновений,

                О манговый лес!

И мнится, молод и я, отрадой полон таинственной,

                И для цветущих своих озарений

                С весною воскрес.

Вздохи незримого, неуловимого веют, колышутся,

                Утро ли, вечер ли, песня струится,

                О манговый лес!

Но роскошь речи моей, лишь с музыкой слившись,

               услышится, —

                И уже для души обновившейся нижется

                Плетеница

                Цветов – мелодий, звенящих окрест.

Черпай из недр земли, раскрывай в весеннем

                цветенье

                Голос глубин, вековечные звуки,

                О манговый лес!

Толика небесной души, ее на земле проявленье,

                Поведай нам тайну, шепни о разлуке

                Земли и небес.

Голос твой ласковый слит с ветровым благовонным

               дыханьем,

                С пыльцою цветочной, жужжаньем

               пчелиным,

                О манговый лес!

Он в сердце льется, роднится с неясным его

               упованьем,

                Страданьем, мечтаньем, самосозерцаньем,

                С глубинным, —

Со всем, что скрыто за тайной завес.

Голос ли темный, родимый, забытого мной

               воплощенья

                Скопился в волшебном твоем аромате,

                О манговый лес?

Он тихо на ухо шепчет, хоть слов и невнятно

                значенье.

                И сладко взволнован я благодатью

                Твоих чудес.

Мысль отлетает моя, растворясь в твоем аромате,

                К миру без жизни и смерти, блаженному,

                О манговый лес!

Там, где Прекрасного храм, в граде Амаравати,[68]

                Надежды в молитвенный час, на закате,

                Всесовершенному

Светильник затеплит земных аскез.

Долго впитывал ты животворные соки весенние

                В предчувствии вспышек благоуханных,

                О манговый лес!

Долго, долго, о лес, ты щедро вплетал украшения

                В кудри расцветших, от юности пьяных

                           Сельских невест.

Там, где в землю ты врос, вблизи узловатых

               подножий,

                Под этою кроной в весеннем цвете,

                О манговый лес,

Я скромный глиняный дом построил для дней

               непогожих.

          Я ночью песню спою для прохожих,

                     А на рассвете —

                     Песня пропета, певец исчез.

Лиана сапфирная

Это месяц-красавец фальгун, – это ног его легкие

               звоны…

Не звенят ли браслетам в ответ на лиане сапфирной

               бутоны?

                     Небу невмочь замыкать уста,

                     Небо измучила немота, —

Плеснулось оно лазурью, тревогой весны обуяно,

Полнит небесной струей голубые фиалы лиана.

Тенью на дальней скале безмолвье легло голубое,

Ищет, жаждет оно воплотиться в марево зноя.

                     Канув в безбрежную гладь,

                     В море свой лик угадать.

Гроздьями нежных цветов ветвей разрешилось

                молчанье,

Непостижимая тайна в их ровном раскрылась

                качанье.

Перед свиданием затрепетавшее женщины тело

Сжимало синее сари и речь, задыхаясь, немела, —

                     Но стали несказанные слова

                     Беспредельны, как синева.

Небесной радости свет, сквозь голубые туманы,

Затрепетал синевой в бутонах сапфирной лианы.

Это – на голос скитальца ответил путник

               безвестный,

Лиана познала себя в своей лазури небесной.

                     Везде, вблизи и вдали,

                     Зацветают джуй, шефали.

О, сколько сладостных слов у ашшина, срабона,

               фальгуна!..

Цветов имена мою душу любовью наполнили юной.

Кто золотому чампаку шлет отзвук звонкоголосый?

Кому аромат нагкешора[69] струится в смольные косы?

                     Во влажных, черных глазах —

                     Жасмин в дождевых слезах.

Розовый пыл олеандра в бряцанье браслетов

               стозвонных,

В кадамбе с красной пыльцой – отраженье томлений

               бессонных.

Сапфирная, ты низошла посланницей дальнего

                мира.

Твой голос звонок и чист, как чаша неба —

               сапфира,

                     В потоке непостоянства,

                     Вне времени, вне пространства,

Ты – голос бога, весна, его голубая причуда, —

Скажи, незнакомка-весна, зачем ты явилась,

               откуда?